След в заброшенном доме - Александр Тамоников

– Нам требуется помощь гражданского населения. За оказанное содействие мы будем очень благодарны, – проговорил Иван и осведомился: – Знаком ли вам мужчина из шестнадцатой квартиры, тот самый, что работает в милиции?

Через несколько минут сосед уже поднимался по шаткой лестнице. Оперативники на цыпочках шли за ним, прижимаясь к стене. Подойдя к двери, сознательный советский гражданин поднял руку, чтобы постучать, замешкался, растерянно глянул на капитана прильнувшего к стене. Тот кивнул.

Сосед облизнул пересохшие губы, громко постучал, откашлялся и проговорил:

– Эй, Валентин, ты дома? Это Петрович из нижней квартиры. Тут почтальонша по ошибке нам сунула письмо, адресованное тебе. Заберешь, Валентин?

– Петрович, на хрен иди, – глухо донеслось из квартиры. – Завтра отдашь. Утром перед службой забегу к тебе. Дай поспать, ради бога. Или под дверь сунь, там как раз пройдет.

– Да у меня же спина больная, не согнусь. Ладно, завтра заберешь. Ты извини, это Груша моя настояла, чтобы я тебе отнес. А вдруг надо, говорит, человеку?

– Петрович, сгинь, ради бога, – взмолился обитатель барачной конуры, и под ним протяжно завыли кроватные пружины. – Ладно, подожди, сейчас заберу.

Интуиция не подвела капитана Осокина. Он понял, что сейчас произойдет, схватил мужчину за рукав, оттащил от двери.

Загремели пистолетные выстрелы! Из двери вылетели щепки, треснул пополам косяк.

Закричал от страха оглушенный сосед. Иван швырнул Петровича на пол, тот покатился, гремя костями. Жив гражданин, легким испугом отделался.

Чалый выпустил всю обойму. Теперь ему нужно было время для перезарядки, если у него нет второго пистолета.

Пулей пронесся мимо проема Моргунов, припал к косяку. По двери офицеры ударили одновременно. Порвался хилый замок, покатились по полу гвозди, скобы. Створка распахнулась. Моргунов оттолкнул командира, первым ворвался в проем, ведя огонь.

– Павел, живым брать! – выкрикнул Осокин.

Но это уж как получится. Трудно катиться по полу и стрелять.

Вдребезги разбилось стекло. Пуля сшибла со стены репродукцию картины «Утро в сосновом лесу», порвала пополам косолапого медведя. Пороховая гарь ударила Ивану в нос.

Голый по пояс мужчина, в штанах с болтающимися штрипками, пронесся, как метеор, от кровати к подоконнику, по дороге перевернул тяжелый стол, скорчился за ним. Отправилась в полет тяжелая табуретка, поразила в плечо вскочившего Моргунова. Тот снова покатился, выронил пистолет.

Иван вбежал в комнату, давя на спусковой крючок. Пули крошили подоконник, оконную раму. Капитан поскользнулся на ветхом коврике, тот поплыл вместе с его ногой. Осокин протаранил вешалку, на которой висела верхняя одежда, сорвал ее со стены, перевернул какой-то бак. Разлетелись во все стороны сапоги, стоптанные зимние ботинки.

– Чалый, бросай оружие, ты окружен! – выкрикнул капитан.

Хуже нет – брать живым преступника, стреляющего на поражение!

Чалый за столешницей сменил обойму. Снова загремели выстрелы. Лейтенант Еременко, вбежавший в комнату, был вынужден свернуть, столкнулся с матерящимся Моргуновым.

Когда Иван поднялся, Чалый уже взлетел. Проявляя чудеса подвижности, он перевалился через подоконник, добил пяткой болтающуюся раму и мгновенно исчез из вида.

В два прыжка Иван достиг окна, свесился в проем. Путь отхода у Чалого имелся. Под окном рос кустарник. Если сверзишься в него с высоты, то приятного будет мало, но хотя бы выживешь.

Внизу затрещали ветки, посыпалась листва. Преступник, голый по пояс, выбрался из кустов.

Иван отшатнулся. Пули летели в окно, сбили огрызок стекла, висящий на соплях. Осокин стрелял, закусив губу. Он мог бы поразить паршивца, но промахивался намеренно, еще не утратил надежду взять его живым. Преступник возился в кустах, потом вырвался на свободу, откатился за дерево.

– Стоять! Бросай оружие! – выкрикнул боец НКВД и кинулся ему наперерез.

Чалый застрелил его в упор. Боец упал с пробитой грудью.

Теперь уже все били на поражение. Слева и справа гремели выстрелы. Но Чалый был увертлив как угорь, уклонялся от пуль. Силуэт лазутчика мелькал среди деревьев. Прямо по курсу выбежали два солдата, стали беспорядочно стрелять.

Чалый вдруг резко сменил направление, метнулся на торец барака. Еще один боец, бросившийся наперерез, выронил карабин, схватился за простреленное плечо.

Иван опомнился уже в кустах. Он даже не помнил, как спрыгнул в них. Только и успел сунуть пистолет за пазуху. Чувства его отключились. Горланил Моргунов, свесившись с подоконника. Где остальные? Осокин рычал от ярости, топтал ветки, ломал их руками.

– Не стрелять! Прекратить огонь! – приказал он.

Капитан помнил, куда побежал Чалый. Он пролетел мимо деревьев, красноармейца с простреленной рукой, вписался за угол. Впереди стоял еще один барак. В полутьме вырисовывалась тропа, ведущая к нему. Пространство расширилось, вдоль жилого дома был проезд.

Бегущий человек сливался с темнотой, но не совсем. Он же не в шапке-невидимке! Преступник миновал барак. За домом царила тьма, обрывались жилые строения, громоздились деревья. Если Чалый возьмет и это препятствие, то пиши пропало. Его и с собаками не найдешь.

Осокин выхватил пистолет, на бегу сменил обойму, выстрелил в воздух. Преступник споткнулся. На это капитан и рассчитывал. Но Чалый не думал сдаваться. Он как-то извернулся в падении, открыл беглый огонь. Один на пустом пространстве! Иван метался как заведенный, увертывался от пуль. Это было незабываемо. Смерть дышала ему в лицо. Он растянулся, выронил пистолет.

Обойма у Чалого, слава богу, кончилась. Агент ругнулся, выбросил оружие, побежал в гущу растительности.

За спиной у него закричали, затопали люди. Но пока еще эти увальни неуклюжие добегут! Агент пер напролом, трещали ветки. Все, сейчас уйдет!

Иван докатился до пистолета, стиснул рукоятку двумя руками, в считаные секунды опустошил обойму, полетел, как заяц, по подъездной дорожке, ворвался в кусты, встал, переводя дыхание. Темнота хрипела, издавала стоны. Осокин на цыпочках отошел в сторону, метнулся вперед. В обойме оставался последний патрон.

Но уже не понадобился. Шальная пуля – сильная вещь. Смутное пятно возникло перед глазами капитана. Человек пытался привстать, натужно хрипел, подтянул ногу, подался вверх. Но силы оставили его, он повалился на спину.

Осокин извлек фонарь, уныло смотрел, как извивается умирающий враг, гребет землю с прошлогодними листьями. Кровавая пена шла горлом. Чалый тяжело дышал, глаза его блуждали. Он уже не щурился от яркого света.

За спиной капитана затрещали ветки. К нему подбежали оперативники.

– Вот досада, – заявил Моргунов. – Метко вы его, товарищ капитан. Ладно, чего уж тут скорбеть. Собаке собачья смерть, как говорится.