Рождественский сюрприз. Сборник - Ви Киланд

плечами. – Рейсы в такую погоду все равно задержат. Но даже если мы никуда не улетим, это ведь тоже неплохо, правда?

– Еще как неплохо, – сияя собственным светом, подтвердила я.

Выйдя из таункара, Адам подал мне руку и не отпустил, когда «Убер» уже отъехал. Его рука была теплой и гораздо больше моей. Держась за руки, мы пошли к восхитительной елке. Под Рождество Рокфеллеровский центр – волшебное место, пусть я и не дождалась желанного предложения руки и сердца.

Остановившись, мы с Адамом полюбовались елкой. Взглянув на меня, Адам обратился к проходившей мимо супружеской паре:

– Извините, вы не могли бы нас сфотографировать на фоне елки?

Супруги заулыбались:

– Конечно, с удовольствием.

Включив камеру, Адам отдал свой мобильный женщине и обратился ко мне:

– Ну что, красавица, готова?

Я думала, речь об улыбке для фотографии, поэтому весело улыбнулась.

Но у Адама были другие планы. Он обнял меня и привлек к себе.

– Мередит Хватавшая-меня-за-яйца Иден, ты ворвалась в мое такси, нащелкала снимков, подначивая меня соврать мамочке, подтолкнула меня к лжесвидетельству в суде, но я давно так не веселился под Рождество. Ты окажешь мне честь поставить эту фотографию в рамку на свой стол?

Я захохотала.

– Да! Тысячу раз да!

И тогда сияющий Адам наклонил меня спиной к самому полу и запечатлел поцелуй на моих губах.

Как видите, если чуть-чуть повезет, сказка сбудется, и никакой Эбенезер Скрудж этому не помеха.

Рождественский пакт

Глава 1

Райли

Бр-р-р, только не снова!

Я с содроганием увидела его имя в списке входящих. Вернее, это было мое имя, только в другом порядке: не Райли Кеннеди, а Кеннеди Райли. Жуткий наглец и болван, этот Кеннеди работал в дочерней компании нашей издательской; время от времени кто-нибудь путал наши электронные адреса, и мы получали корреспонденцию друг друга. [email protected] очень легко спутать с [email protected]. Когда мне попадался имейл, предназначенный этому Кеннеди, я, не открывая, сразу пересылала его адресату, однако ответной любезности не удостоилась ни разу. Этот любопытный сукин сын не только прочитывал мои письма, но и подвергал их критическому анализу и присовокуплял свои мысли, хотя его никто не просил. Надеюсь, в этот раз его уловом стало что-нибудь безобидное.

Я открыла имейл.

О нет!

Нет, нет, нет!!!

Я закрыла глаза, едва сдерживаясь, чтобы не застонать. Из всех писем, которые попадали к этому нахалу, этот проляпс был самым обидным. Я скорчилась в кресле, готовая спрятаться под стол на всю оставшуюся жизнь: мне не хотелось даже представлять, что он накропал про мое обращение к «Дорогой Иде». Дэн Маркел из отдела рекламы держит в нижнем ящике стола бутыль скотча, думая, что это тайна (в отделе все об этом знали, но помалкивали), и я готова была ее срочно позаимствовать. Со вздохом я начала читать приписку Кеннеди.

«Райли, Райли, Райли, что же мне с тобой делать?

Для начала, твоя мать – та еще мымра. Чего ты вообще обращаешь на нее внимание? Сразу видно, что она меркантильная, самовлюбленная нарциссистка. По моему опыту, дамам, которые так распускают хвост в пошлых рождественских писульках, просто нечего делать».

Я начала закипать: я его мнения не спрашивала. И где он набрался наглости рассуждать о моей матери? Да что он о ней знает? Пусть в письме к Иде я не стеснялась в выражениях, но эта информация не предназначалась для посторонних глаз. И потом, семья есть семья: я имею право критиковать свою мать, сестер и брата, а остальным вежливо предлагаю заткнуться.

Я так стиснула зубы, что у меня начала болеть голова, но вместо того, чтобы стереть приписку, как поступил бы любой нормальный человек, я продолжала читать.

«Но давай по существу вопроса. Почему ты в двадцать семь лет одна и не была на свидании уже десять месяцев? Райли, а ответь сама! Наверняка тому есть какая-то причина. Я наводил о тебе справки  – говорят, ты клевая; то есть ситуация получается совершенно нелогичная. Мой тебе совет, прекращай писать Иде и выкладывай свои беды сразу мне, я зрю в корень.

Целую, Кеннеди.

P.S. А у Оливии есть бойфренд?»

А вот что мне было непостижимо, так это каким образом данное письмо попало к Кеннеди. Кто, отвечая на имейл, станет заново набирать адрес получателя? Наверху же есть кнопочка «ответить»! И тут я вспомнила. Я не писала «Дорогой Иде» на почту, я заполнила форму на ее сайте. Впервые в жизни я решилась на такой импульсивный поступок, но накануне был День благодарения, неофициальное начало праздничного сезона, и я немного перебрала с вином. Мать, как часы, позвонила с утра напомнить, что ее ежегодный прием гостей начнется в канун Рождества ровно в шесть. Заодно она отбарабанила список приглашенных соседок и знакомых из церкви, у кого сыновья как раз сгодятся «на прекрасный материал для будущих мужей». В результате я отпраздновала неофициальное начало ненавистных мне праздников, выдув бутылку вина в одно лицо и излив свою одинокую, наклюкавшуюся душу шестидесятилетней ведущей колонки советов. Глупо? Я знаю.

Вздохнув, я поникла еще сильнее.

Отвлекшись на хамскую цидулку Кеннеди, я почти забыла, что он переслал мне и ответ колумнистки. Сразу выпрямившись, я прокрутила лист вниз и начала читать снизу вверх. Сперва шла копия формы, которую я заполнила на сайте «Дорогой Иды». Я печатала это после бутылки вина, поэтому решила освежить в памяти свое сочинение. Так, что я там такого понаписала…

«Дорогая Ида!

Каждый год я получаю пространное рождественское письмо из дома. На трех-четырех страницах мама описывает достижения своих детей, то есть нас. Но есть один момент: в основном там речь о моем брате и сестрах. Я не поехала волонтером в медицинскую миссию в Уганду оперировать расщелины нёба тамошним детям, как мой братец Кайл. Я не родила очаровательных близнецов – без ах-ах-вредного обезболивания, ясное дело, – как моя сестра Эбби, играющая в прославленном Нью-Йоркском филармоническом оркестре. И уж точно я не заняла третье место в региональных соревнованиях штата по гимнастике, как моя младшая сестрица Оливия: я-то три месяца назад растянула голеностоп, сверзившись с высоты собственных каблуков.

В общем, вы поняли: в моей жизни нет ничего столь значительного, как у брата и сестер. Хуже того, в своем цветущем перезрелом возрасте двадцати семи лет я не ходила на свидания уже десять месяцев. Сестра Мэри-Элис, моя нечистопородная болонка,