Новый дом с сиреневыми ставнями - Галина Артемьева

Тут у Тани зазвонил телефон.

– Ты где? – раздался энергичный голос Олега.

Как же давно он не звонил ей днем! Только сейчас она это заметила. Раньше созванивались они чуть ли не каждый час. На секундочку: «Люблю, целую, пока-пока». В последнее время они были слишком заняты. Всем, чем угодно, только не друг другом. Все равно – были друг у друга, были вместе, но вполне могли прожить день до вечера, не напомнив о себе.

– Я тут. На двадцатом этаже. Суп ем.

– И я рядом. Жди меня, закажи мне тоже, я голодный жутко.

Все как всегда. Привыкла она к хорошему. К тому, что не одна. К уверенности в человеке, на которого можно положиться. А что если придется отвыкать?

Приход Олега произвел среди барышень с собачками настоящий фурор. Только сейчас, глядя словно со стороны, Таня осознала, как привлекает к себе женское внимание ее родной муж. Раньше она относилась к этому с юмором.

Даже если в гостях какая-то знакомая, изображая слишком выпившую, лезла к Олегу целоваться или усаживалась на колени, Таня не реагировала. Зачем обращать внимание на чужую глупость? Они потом вместе и смеялись над внезапно проявившимся знойным темпераментом дамы.

– А что творит, хотя в летаххххх! – подражая Высоцкому, удивлялся Олег.

– У нас, в кафе молочном «Ласточка, официантка может так», – вторила Таня.

Ничего, кроме смеха.

А сейчас не до смеха. Девицы цепкими гляделками тут же всосали в себя информацию о костюме, часах, запонках, рубашке и галстуке появившегося в их поле зрения объекта. Все мгновенно переварили, подтянулись, подправили песиков под мышками, придали лицам загадочно-достойное выражение.

Олег чмокнул Таню в макушку и сел напротив, спиной к курятнику.

Красавицы в шоке переглянулись. «И это к такой непонятке пришел этот шикарный мен? Что делается, люди добрые! Мир сошел с ума!» – читалось в их убитых реальностью взглядах.

– Ну что? Как ты? – потянулся Олег к жене, накрыл ее руки своими.

– Вот, суп тебе заказала, сказали, скоро будет.

– Суп – это хорошо. А ты? Где ты была? Что делала?

– У Саши была.

– О?

– Что значит «о»? – раздраженно спросила Таня, недовольная тем, что проговорилась про Сашу.

– «О» значит, что ты вроде была у него недавно, – миролюбиво ответил муж.

– Анализ еще один сдала.

– Зачем?

– Давай потом, ладно? Сдала и сдала.

– Ты изменилась, Тань. У тебя другое лицо, – внимательно глядя ей в глаза, произнес Олег.

«Посмотрю я на твое лицо, как оно изменится, если результат окажется положительный», – подумала Таня.

– Я устала. Понимаешь? Совсем, бесповоротно. Дом закончили, все, можно жить, а я устала.

– Я вижу. Все вернется, давай просто подождем, а?

Он улыбнулся и приблизил свое лицо к Таниному:

Дорогая! Сядем рядом,

Поглядим в глаза друг другу,

Я хочу под кротким взглядом

Слушать чувственную вьюгу…[15]—

и кивнул – продолжай.

– Дорогой! – мрачно продолжила Таня его игру. Обычно он начинал какой-то классический стих, а Таня с ходу продолжала свое. Или наоборот, начинала она. Их это, бывало, очень веселило, потому что придумывалась всякая чепуха.

Дорогой! Я нездорова,

У меня сегодня насморк,

Я чихнуть тебе готова

На лицо или на галстук…

Олег захохотал.

– А дальше?

– А дальше тебе суп принесли, ешь, пока горячий, – улыбнулась Таня.

Все-таки он заставил ее улыбнуться.

Вот он ел и ел свой суп, а Таня смотрела и думала про то, заразные они теперь или не очень.

Странный вирус какой! Целоваться можно! Через посуду не передается. Грипп передается, а этот – нет. Странно. А если что-то недосмотрели, недоисследовали? И все передается как миленькое? Как они будут людям говорить, если в гости придут? «Вы нам, пожалуйста, отдельную посудку поставьте и прокипятите, мы заразные». Вот жуть-то. Как другим рассказать? Или никому не рассказывать? Но имеет ли она право молчать? Может, она по закону обязана предупреждать?

Есть какие-то стереотипы о стыдных болезнях или ситуациях. И ничего не можешь с собой поделать – просто стыдно, и все тут. Она явственно вспомнила давнюю историю.

Было ей двенадцать лет. И добыли родители путевку в детский международный лагерь в Болгарию. Это было такое несказанное счастье и везение, что словами не передать. Три недели моря, солнца, веселья, да еще за границей! Эта была первая Танина поездка за рубеж и вообще первая поездка без родителей. Отдых был незабываемый. Неповторимый, как детство. Расставались и плакали. Никто домой не хотел. Но пришлось вернуться. До школы оставалось еще дней двадцать. К бабушке Нине ей не хотелось. Она сидела дома, тосковала и читала Жюль Верна, всего-всего. Потому что у него было про море. Наконец Буся заметила некоторую странность. Внучка читала, перелистывала странички одной рукой, а другой непрерывно чесала голову.

– Что ты там все чешешь-ковыряешь? Что ты там нашла у себя в голове? Сокровища? – иронически заинтересовалась Буся, надевая сильные очки.

– Ба, дай дочитать, – отмахнулась Таня, продолжая чесаться.

Сильные руки военного хирурга зажали голову в тиски.

– Да вы что, родители-идиоты! Вы что сидите? Не видите, что у нее? У ребенка вши! – трубным голосом возгласила Буся.

Таня зарыдала. У нее и так были сложные отношения с насекомыми. При виде мотыльков, летящих на свет, она испытывала панический страх. А тут – вши, которые сидят на ее голове и пьют ее кровь!

Буся немедленно достала нужный том Большой медицинской энциклопедии и зачитала всей семье сведения про педикулез. Педикулез – это и была вшивость. Таня видела на картинке многократно увеличенные «портреты» вшей. Отвратительные, мерзкие гады.

Она рыдала от ужаса.

Бабушка тоже времени зря не теряла: стыдила на все лады родителей. Как это, в семье три врача, три специалиста! Позор! Грош всем цена! Единственный ребенок завшивел! Как у самых злостных злыдней! Куда деваться от позора! Что про них скажут люди!

У Тани были прекрасные густые длинные волосы цвета ржи. Больше всего бабушка опасалась, что, если не удастся избавиться от вшей до начала сентября, придется «снимать волосы».

– Как снимать? – заливалась слезами Таня.

– Под корень. Наголо. Тогда сразу избавимся.