Моя мечта о золоте и снеге - Мартен Фуркад
Шрифт:
Интервал:
Далее, через несколько сотен метров, выстроились сервисеры, поднимающие руки в знак приветствия. Их крики заглушены ревом публики, но я ясно различаю слезы, которые текут у них по щекам.
На вершине очередного подъема вижу Тьерри Дюссера, тренера моей юности. Он всегда верил в меня, и я счастлив, что теперь он в первых рядах среди тех, кто разделяет эту победу.
Последний толчок палками направляет меня на спуск, который ведет к стадиону. Меньше чем через две минуты я пересеку финишную черту!
Мне еще остается миновать огромную трибуну, а потом повернуть налево, чтобы выйти на финишную прямую. Мне нравится эта часть трассы, она позволяет использовать всю амплитуду моего лыжного хода.
Как и четыре года назад, я посылаю ей [телекамере] поцелуй и выбрасываю кулак к небу, пересекая линию моего освобождения. Это мой последний жест перед тем, как стать олимпийским чемпионом.
Я смотрю вокруг и стараюсь запечатлеть в памяти все из этих последних мгновений. Зрители размахивают флагами, но я различаю только цвета и формы. Я больше ничего не слышу. Все происходит быстро, слишком быстро. Слева от меня движется телекамера, и это возвращает меня на Землю. Как и четыре года назад, я посылаю ей поцелуй и выбрасываю кулак к небу, пересекая линию моего освобождения. Это мой последний жест перед тем, как стать олимпийским чемпионом. Исполнить мечту всей жизни.
Переполняющее меня счастье огромно, я знаю, что отныне этот титул мой и никто не сможет его у меня отнять. Я – олимпийский чемпион.
После нескольких мгновений, посвященных позированию для фотографов, я возвращаюсь к финишной линии, чтобы встретить и поздравить других спортсменов. Мне уже рассказали о расстановке сил на последнем круге, и я знаю, что чех Моравец будет вторым.
Когда замечаю двоих лыжников, которые борются за третье место, меня снова охватывает возбуждение. Жан-Гийом Беатрикс, друг моего детства, сражается в финишном створе с Бьёрндаленом и пересекает черту в нескольких метрах впереди него! Я кричу и запрыгиваю на него сверху еще до того, как он успевает затормозить. Я не знал, что он так хорошо прошел гонку, и никак не мог предположить, что он будет бороться за подиум.
Симон тоже финиширует. Показав 19 из 20 на стрельбе, он сильно улучшил свою позицию по ходу гонки, так же, как и Карлито (прозвище, данное в команде Симону Дестьё, чтобы различать двух Симонов), который в свою очередь пересекает финишную черту.
Мы счастливы все четверо, и это позволяет мне полностью насладиться моей победой.
Я занимаюсь индивидуальным видом спорта и знаю, что никогда не смог бы достичь успеха в командном спорте. Ненавижу проигрывать, и в биатлоне я являюсь единственным виновником проигрыша, когда он случается. Это позволяет мне анализировать причины поражения и работать над тем, что не получилось. В таком случае, даже если иногда эти моменты непросто пережить, у меня нет никакой злости по отношению к товарищам по команде.
Даже если я сознательно выбрал одиночество в своих занятиях спортом, мне не хватает мгновений общей радости, которую вызывает победа в командных видах спорта. Из уважения, а также из деликатности, для меня немыслимо полностью выразить свое счастье рядом с теми, кто расстроен собственным выступлением. Если мне понемногу удалось снять этот барьер по отношению к соперникам из других стран, я часто держу в себе бурлящую радость, которую вызывает победа, в присутствии моих товарищей по сборной Франции.
Сегодня это совсем не так. Наши медали вкупе с отличным выступлением Симона, который перешел с 36-го на 18-е место, и Карлито, перескочившего с 46-го на 21-е место с теми же 19/20 на стрельбе, вознаградили работу всей команды.
Несколько мгновений мы все четверо остаемся у финишной черты, разделяя сегодняшнее счастье, которое, как я уже знаю, изменит мою жизнь.
Путь в раздевалку – настоящая эйфория. Массажисты, сервисеры, тренеры – все здесь, чтобы насладиться этим моментом славы. Кати, мой пресс-атташе, плачет слезами облегчения. Зная ее эмоциональность, так и думал, что этим закончится.
Я должен поторопиться, чтобы идти отвечать на вопросы СМИ, которым принадлежат права на трансляцию. Остальные медиа должны будут подождать, чтобы получить наше интервью. Таков протокол МОК, который направлен на получение как можно большей выгоды от Олимпиады… Я даю одно интервью за другим на языке Шекспира, и только затем предстаю перед французским телевидением. Кисло улыбаюсь, когда вижу своего отца в пуховике с эмблемой France Télévisions, рядом с Патриком Монтелем. Очень счастлив его видеть, но, боюсь, я не самый идеальный кандидат для того, чтобы выкладывать подробности моей личной жизни перед камерой. Я бы предпочел более интимную обстановку, чтобы разделить этот момент счастья с отцом, как это было в Ванкувере. К тому же пуховик как вознаграждение за роль эксклюзивного консультанта… Его явно облапошили!
Ритм событий не стихал, и мои эмоции тоже. У меня едва было время переодеться, как звуки олимпийского гимна призвали нас на цветочную церемонию. Это первый торжественный момент.
Хорошо помню голос диктора, он ясный и ровный. Один из тех голосов, которые всегда звучат на публичных мероприятиях. Он должен повторить свою фразу три раза перед тем, как я поднимусь на подиум. На французском, официальном языке Олимпийских игр, на английском, как самом универсальном, и на русском, языке страны-организатора. «Дамы и господа, олимпийский чемпион представляет Францию…» секунда ожидания показалась мне бесконечной, я хочу, чтобы он это сказал! Я знаю, что не сплю, тычок, которым наградил меня Зигфрид за несколько минут до этого в знак радости, был слишком болезненным, но я должен это услышать, чтобы окончательно убедиться.
«…Мартен Фуркад». Чувствуя ком в горле, я медленно поднимаюсь на пьедестал, чтобы как можно дольше продлить этот момент.
Бурление продолжается и после того, как мы спускаемся с подиума. Ощущая себя куклой, которую передвигают от одного интервьюера к другому, я вслепую следую за Кати. Как нить Ариадны, она ведет меня в лабиринте олимпийского комплекса «Лаура», попутно собирая вещи, которые я теряю по пути. Куртку на пресс-конференции, перчатку на допинговом контроле, сумку в автобусе, следующем в Олимпийскую деревню.
«…Мартен Фуркад». Чувствуя ком в горле, я медленно поднимаюсь на пьедестал, чтобы как можно дольше продлить этот момент.
Уже поздно, и я утомлен, но возбуждение берет верх над усталостью. После ужина отправляюсь к массажисту, чтобы восстановиться. Жан-Гийом заканчивает свой массаж, и мы вчетвером делимся впечатлениями о том, что пережили. Алекс, один из массажистов, который присутствовал на всех Олимпиадах начиная с 1988 года, признается, что никогда не испытывал настолько сильные эмоции. Уже полночь, и я получаю право на массаж в четыре руки, чтобы пораньше добраться до кровати.
Возвращаюсь к себе на цыпочках, чтобы не разбудить Алекса, но он не спит. Мы проводим несколько прекрасных минут, его улыбка искренна. Мне еще нужно позвонить родным во Францию, благо разница во времени это позволяет. Уже больше двух часов ночи, когда я, наконец, ложусь спать. Давно пора, завтрашний день тоже будет длинным.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!