Апостол, или Памяти Савла - Павел Сутин

– Превосходно. А о чем мы станем говорить?

Мирр склонил голову к худому плечику.

– Я не знаю, адон инспектор.

Мирр побарабанил пальцами по столу.

– Вы не издеваться ли явились сюда, адон коммерциант?

– Я вас не понимаю, – напряженно сказал Севела.

– И я тоже вас не понимаю, Малук. Вы просили вас принять, и я нашел время. Я нынче занят, как никогда! Вы же сидите напротив и глупо лепечете!

– Я не просил меня принять! Я получил повестку!

– Мы всегда посылаем повестку! Особенно в тех случаях, когда инициатива исходит не от нас! – раздраженно сказал Мирр. – Малук, я готов любезничать с вами до бесконечности. Но я хотел бы знать, зачем я это делаю. Вы попросили вас принять. Я написал повестку, передал ее через этого безумца, вашего квартального. Вы пришли и мнетесь, как девица! Допускаю, что вам нечем заняться. Но, знаете ли, набиваться на прием к инспектору Внутренней службы это не самый правильный способ заполнить досуг. И перестаньте вы хлестать воду! Она со льдом, вы осипнете!

«Да, кажется, тут простое недоразумение, – с радостью подумал Севела. – Сейчас он отпустит меня».

– Мне передали повестку, – кротко начал он.

– Это я уже слышал. Про повестку я уже слышал.

– Мне передали повестку, я пришел. Но я вовсе не просил о приеме, адон инспектор.

– Как это «не просил»? – озадаченно сказал Мирр и яростно потер затылок. – А кто же тогда просил?

Севела пожал плечами.

– О, боги, – пробормотал Мирр. – Но мне доложили…

Он встал (в третий уже раз), вышел из-за стола, открыл дверь и гаркнул:

– Пулибий, кишки твои на изгородь! Пригласи ко мне тессерария Клодия! Поторопись!

Инспектор, конечно же, был из армейских. По всему видно было, что он человек ученый. Однако категоричность обращений к невидимому Пулибию выдавала армейскую закваску.

По коридору прошумели тяжелые шаги, вошел здоровяк в вылинявшей тунике. Он, не глядя на Севелу, кивнул инспектору и вопросительно замер.

Мирр шагнул вплотную к здоровяку и что-то шепнул ему на ухо.

– Я докладывал, – проворчал здоровяк. – Тебя просили обратить внимание на мотивацию.

– Да я, кишки на изгородь, не знаю ручателя! У меня же отчет, Клодий! – с сердцем сказал Мирр. – Мне сейчас не до мотиваций! Ручательство. Не квартальный же, в самом деле! Юноша ничего не понимает, ему дали повестку…

Здоровяк наклонился к уху инспектора.

– Ты шутишь? – ошеломленно сказал Мирр. – Что ему делать в этой дыре?

– Да он родился здесь, – прогудел здоровяк. – Семья живет здесь, отец, сестры. Позавчера приходил.

– Это меняет дело… Это серьезно, Клодий. Кстати, я нашел твои весенние списки. Да, ты меня удивил, кишки на изгородь! Это персона! Ну, раз он ручается, то и я отнесусь со всем вниманием.

Здоровяк кивнул, развернулся и ушел.

– Что-нибудь прояснилось, адон инспектор? – осторожно спросил Севела.

– Да, прояснилось. У вас серьезный ручатель.

– Простите?

– Опять «простите». Нет, он невозможен! – простонал Мирр.

Он вернулся к столу.

– Скажите, Малук, вы ведь служите у отца, верно?

– Да.

– А ваш старший брат?

– Рафаил – хирург.

– У него есть пациентура?

– Нет, – Севела покачал головой. – У него было место в городском госпитале. Потом отец помог ему купить кабинет в Северном квартале. Но пациентуру брат не сложил.

– А вы дружны с братом?

– Да, очень дружен, – сказал Севела. И добавил: – Мой брат увлечен драматургией. Он хочет писать пьесы. Он уехал в Байю и учится в классе одного известного театроведа. Кажется, Лициния.

– А с отцом ваш брат ладит?

– Вы же понимаете, адон Мирр, наш отец, рав Иегуда, не может быть доволен выбором брата, – сказал Севела, стараясь правильно подбирать слова. – Отец всю жизнь положил на то, чтобы семейный торговый дом процветал. Он хотел, чтобы мы с Рафаилом были ему помощниками. На наше обучение отец денег не жалел. Я получил диплому в Яффе. Рафаил стал врачом. В планах отца нашлось бы место и врачу.

– Да, понимаю, – торопливо сказал Мирр. – А ваш брат подался в сочинение пьес. Никакому отцу не понравится такое… Не спросите меня, зачем я вас пригласил?

– Я посоветовался с другом, – ровно сказал Севела. – Мой друг полагает, что Внутреннюю службу может интересовать уроженец Провинции, недавно закончивший образование.

– Да, конечно, с другом… – сказал Мирр со странной интонацией. – Он прав, ваш друг. Да, я пригласил вас потому, что вы молодой образованный человек и, несомненно, в скором времени ваша деятельность… э… послужит благу Провинции. Да, именно так.

Севела вдохнул через нос. Мирр рассеянно сбросил на пол пару листов, потом сказал:

– А вот о брате вашем еще. Он в ссоре с отцом?

– Это невозможно. В семьях джбрим не ссорятся с отцами.

– Я неподобающе выразился, – Мирр поднял указательный палец. – Но любимец отца все-таки вы?

– Пожалуй, так, – согласился Севела. – Когда я выбрал торговое образование…

– А вы могли выбирать? – с иронией спросил Мирр. – Разве в семьях джбрим сыновья выбирают?

– Мог, отчего же. Отец предложил мне выбор. Коммерческий курс в Яффе или архитектурная Schola в Александрии. Я выбрал торговое образование.

– И выбор этот предполагал, что вы станете помощником отцу?

– Видите ли, я младший. Когда родился Рафаил, семья еще не была состоятельной. Отец трудился, не покладая рук. А когда родился я, все уже было иначе. Отец заласкивал меня.

– Да, – с одобрительной улыбкой сказал Мирр. – Джбрим – трогательные отцы, они заласкивают детей. Римлянин воспитывает сына сдержанно.

– Это Провинция, адон Мирр, – позволил себе замечание Севела. – Восток. Здесь жарко. И отношение отцов к детям теплее, чем в других местах Магриба. А наши матери! Матери джбрим, адон, это одна только бесконечная нежность.

– Я это знаю, – Мирр кивнул. – Я шестой год служу в Провинции. Женщины Провинции растворяются в детях. А у вас есть дети? Вы любите детей, Малук?

– Я покуда холост. Детей у меня нет.

– А у меня два мальчика, – доверительно сказал инспектор. – Поверьте, Малук, вас ждет необыкновенное счастье, когда вы станете отцом. Казалось, все уже было. И любовь, и настоящие друзья, и важная служба. Но вот вы берете на руки комочек в пеленках – и жизнь начинается вновь… Что-то я разболтался. Вы сейчас опять вообразите, что я намеренно располагаю вас к себе.