Огненное колесо - Патриция Вентворт

– Что вы имели в виду, когда сказали: «Но я думала…»?

Она сразу же сильно смутилась. Мужчины вообще нервировали ее. Хоть Джеффри и был на два года моложе, он всегда одергивал ее. Она до сих пор чувствовала то место на руке, за которое он ущипнул ее в подвале, будто она сказала что-то ужасное. То, что она сказала, в действительности не имело никакого значения.

– Ну? Почему вы так сказали?

– Я не знаю…

– Вы были удивлены, ведь так?

– О да.

– Вы не думали, что там был ход?

Милдред выглядела так же смущенно и испуганно, как и чувствовала себя. Потому что она, конечно же, знала, что там есть ход, а Джеффри всегда внушал ей, что об этом говорить не надо.

Джекоб Тавернер не дал ей времени на размышление:

– Вы знали, что там был ход, ведь так? Но вы не знали, что он начинается в подвале. Вы сказали: «Но я думала…» Вы думали, что он начинается где-то еще?

Вопросы сыпались так же быстро, как горошины из игрушечного ружья.

Джекоб снова задал ей тот же вопрос:

– Вы думали, что он начинается где-то еще? Где, вы думали, он начинается?

В ее голове все еще бродило шампанское. Она не собиралась говорить, но, совершенно не осознавая, что делает, произнесла:

– Наверху…

Его блестящие мерцающие глаза были слишком близко. Он опирался локтями о стол и наклонялся к ней. Ей никогда не нравилось, когда кто-то находился так близко от нее.

Джекоб быстро спросил:

– Почему?

– Я не знаю…

– Ну же… вы должны знать. Почему-то выдумали, что он наверху. Что заставляло вас так думать?

Она почувствовала, что ее загнали в угол. Он смотрел на нее блестящими глазами, отчего она чувствовала дурноту. У нее не осталось сил сопротивляться.

– Так говорил мой дед.

– Мэтью? Что он говорил?

– Это было, когда он совсем состарился… он стал много говорить. Он сказал, что в детстве однажды ночью проснулся и услышал странные звуки. Было очень темно, и он испугался – ведь он был совсем ребенком. Потом он увидел свет, мерцавший в отверстии в стене. Ему стало жутко, он убежал назад в свою постель и натянул одеяло на голову.

– А где он увидел отверстие в стене? Она покачала головой:

– Он не сказал.

– И вы его не спросили? Она снова покачала головой:

– То же самое спросил Джеффри, но я не думала об этом. Это было тогда, когда я помогала ухаживать за ним незадолго до его смерти. Джеффри рассердился, а я не придала этому значения и особо не задумывалась. Я вообще считала, что ему это приснилось. Я и не представляла, что этот ход существует. Но когда вы сказали, что он есть, то я подумала, что, может, это действительно произошло на самом деле. Только мне не кажется, что он прошел весь путь до подвала в темноте, ведь он был маленьким мальчиком. Поэтому я и сказала: «Но я думала…»

Он пристально смотрел в ее глаза:

– И это все?

Она кивнула.

– Но я считаю, что на самом деле ничего не было.

Он убрал локти со стола и выпрямился. Как же замечательно почувствовать, что он находится на расстоянии от нее.

– Действительно. На самом деле ничего не было, – сказал он. – Вы с самого начала правильно подумали. Ему это приснилось. И когда ему это приснилось – в детстве или тогда, когда он впал в детство, – не играет роли. Ход всегда начинался в подвале точно так же, как вы сегодня видели. И то, что рассказал вам Мэтью, с начала до конца приснилось ему.

– В любом случае это не имеет значения.

Он выбрался из кресла и направился к группе, собравшейся у подноса с кофе, унося в руках ее пустую чашку.

Недалеко стояла Флоренс Дьюк. Она находилась там с самого возвращения из подвала, не говоря ни с кем, – просто стояла и очень медленно, глоток за глотком, пила кофе. У нее был вид женщины, погруженной в свои мысли и прислушивавшейся только к ним. Было ясно, что она не обращала никакого внимания на то, что происходило вокруг: разговор Джеффри Тавернера с Мэриан Торп-Эннингтон, шумные высказывания и смех Эла Миллера; иногда злые, а иногда доброжелательные реплики Фогерти Кастелла. Даже когда он повернулся к ней, сделав один из своих иностранных жестов, и сказал приглушенным голосом: «Этот Эл Миллер, уверяю вас, затеет какую-нибудь ссору. Почему он не может тихо выпить и уснуть, как тот, другой?» – даже тогда она не отвлеклась от своих мыслей. Ее глаза смотрели мимо него, когда она произнесла в своей медлительной манере:

– Он в порядке. Не обращайте внимания.

Дотянувшись до кофейника, она снова наполнила свою чашку. Фогерти подумал, что, возможно, она пьяна. Цвет ее лица уже не был таким красным. Иногда выпивка проделывает такое с людьми. Рука ее не дрожала, а сама она стояла подобно фигуре на носу корабля – крупная, мощная женщина, монолитная и несгибаемая. Но что-то было… Он пожал плечами и пошел назад к Элу Миллеру, который не прекращал говорить.

– Где Эйли? Хочу видеть Эйли. Мне нужно ей что-то сказать.

Фогерти всплеснул руками:

– Разве я не сказал вам, что она занята? Подождите немного и скоро ее увидите. Не думаете же вы, что у моей жены три пары рук? Оставьте Эйли в покое до тех пор, пока она не закончит работу!

Эл перекинул ногу через угол стола и сидел, раскачиваясь и напевая слабым фальцетом:

– «Эйлин аланна, Эйлин астора…» Эта песенка о ней! Ирландская песня для ирландской девушки. У нас на станции работает ирландец – зовут Пэдди О'Холларан – и он эту песню поет. Он говорит, что я не умею петь. – Эл ухватил Кастелла за лацкан пиджака и покачнулся. – Кто говорит, что я не могу петь? – Он снова запел высоким голосом: – «Эйлин аланна…», – затем неожиданно прервал пение: – Я же говорю, что хочу видеть Эйли – сказать ей что-то…

– Я же объяснил, что она очень занята. Выпейте еще. А что вы хотите ей сообщить?

Эл отпустил лацкан, с трудом нашел носовой платок и вытер лицо.

– Я не возражаю. – Он поднял предложенный стакан, сделал большой глоток и заморгал. Затем сказал:

– Я не пьян.

Фогерти ничего не ответил. Он надеялся, что этот стакан сделает свое дело.

Эл выпил все содержимое стакана и поставил его на самый край стола. Когда стакан упал и разбился, он пьяно рассмеялся и повторил:

– Я не пьян.

– Никто и не говорит, что вы пьяны.

– Правильно, так я им и сказал. Никто не скажет, что я пьян. Уволят меня, да? Скажут, что я пьян, и уволят? – Он уцепился за руку Фогерти. – Я… скажу… это вас уволят. Они. Я… ухожу. Никто не скажет, что я пьян. – Его голос звучал громче.