День полнолуния - Ольга Покровская

Впрочем, делать было нечего — не отрицать же с пеной у рта очевидное. Это только вызовет ненужные подозрения.

— Угадали, — призналась я по-русски, доброжелательно улыбнувшись, хотя в душе мечтала треснуть эту лупоглазую прорицательницу по ее надменному носу. — Но я давно не живу в России и, в общем-то, считаю себя человеком мира.

Мария, кажется, хотела что-то сказать, но тут снова вмешался Миша.

— Е-мое, так что ж ты молчала? А я напрягаюсь тут, до ю спик инглиш — фигинглиш. Ну теперь-то все у нас пойдет как по маслу.

И дальше действительно все покатилось как-то легко и весело. Мы приехали в ресторан, о котором говорил Миша. Кухню здесь подавали средиземноморскую. Сухое красное вино, поджаренная на гриле рыба, соленые сыры, огромное количество зелени.

— Вот это дело, — распинался Миша, когда официант поставил перед нами тарелки с ароматным дымящимся блюдом. — А то бургеры эти их местные — это же жрать невозможно. Булка с котлетой, бабушка моя такие делала, — он расхохотался над собственной шуткой.

А я, бог знает почему, не удержалась и рассмеялась тоже. Хотя, конечно, ничего такого уж искрометного в его юморе не было. Просто этот человек обладал каким-то странным свойством — заряжать всю компанию своим настроением, заводить, распространять вокруг себя ощущение кипучей, искрящейся жизни.

И даже оперная дива Левина смотрела на него с каким-то любованием во взоре, словно на совершенно очаровательного в своей непосредственности и жажде жизни мальчишку. Смеялась его шуткам, отвечала на его реплики. Я так и не поняла, что связывало этих таких не похожих друг на друга людей. Неужели только общая родина? Ясно, однако, было, что знакомы они очень давно, отношения их достаточно близкие, но, видимо, дружеские, а не любовные — иначе вряд ли эта надутая примадонна потерпела бы то, как откровенно Миша меня клеил.

Перед десертом я вышла в туалет, а когда вернулась, Миша уже почему-то воцарился на моем стуле. Я остановилась у столика, рядом со своим бывшим стулом, который теперь так нагло оккупировал этот рыжий мужлан, и посмотрела на него со значением. Он поднял на меня веселые, довольно-таки добродушные глаза, одобрительно причмокнул губами — и меня почему-то бросило в жар от этого пошлейшего знака мужского внимания — и сказал — голос у него оказался низкий и бархатный:

— Слушаю тебя, милая.

— Вы заняли мое место, — выпалила я.

— Серьезно? — осклабился он. — Какие проблемы — располагайся, — и приглашающе хлопнул ручищей по своему колену.

Мария в этот момент вскинула голову, и что-то такое дрогнуло в ее темных глазах — неприязненное и собственническое. «Эге, дорогая моя, да ты ревнуешь», — сообразила я. Непонятно почему, эта мысль вызвала у меня внутри какой-то всплеск радости и удовлетворения. То ли приятно было, что мраморная дива оказалась не такой уж мраморной и проявила нормальные человеческие чувства. То ли я все еще злилась на нее за то, что она этак между делом раскрыла мое инкогнито. Так или иначе, садиться на колени к Мише я, конечно, не стала, а просто заняла его стул. Но тогда тот, видимо уже поплыв от выпитого вина, начал наклоняться ко мне и шептать, обдавая жарким дыханием:

— А как тебя зовут по-настоящему? Евгения, да? Женя. Жееенечка…

Я не стала пресекать его пьяный флирт, а, наоборот, отреагировала на него со всей возможной благосклонностью. Ну да что уж греха таить, дело тут было не только в Левиной.

Я не понимала, что со мной происходит. Этот человек выводил меня из себя, бесил, раздражал. Он мне вообще не нравился — ни внешне, ни манерой поведения, ни этими своими обжигающими наглыми взглядами и ухмылками. И в то же время мне хотелось находиться к нему как можно ближе, ощущать тепло, которым полыхало его крепкое сильное тело, вспыхивать от смущения и гнева каждый раз, как он смотрит на меня и отпускает одну из своих сальных шуточек. Это было какое-то наваждение.

После он потащил меня танцевать, притиснул к своей каменной раскаленной, как наковальня, груди, опаляя дыханием край моего уха. От него пахло крупным опасным зверем, безжалостным и в то же время по-детски беспечным.

— Поедем сейчас ко мне в отель, мм? — нараспев шептал он. — Ну поехали, ты ведь здесь одна, верно? Мы — два путешественника, два земляка, случайно встретившиеся на чужой земле. Романтика, мм? Ты романтична, душа моя?

— Нет, — покачала головой я, все еще пытаясь сопротивляться этому странному окутывавшему меня дурману.

— Вре-е-ешь, — ухмыляясь, протянул он. — Я ведь внимательно вчера на тебя смотрел. Азарт, страсть, игра, что может быть романтичнее? Ты меня сразу зацепила, схватила за яйца и де-е-ержишь, де-е-ержишь. Ну, поехали, мм? У меня в номере есть «Шатонеф дю пап».

— Неужели? — изумилась я. — Так вы ценитель элитных вин? А я думала…

— Думала, что я портвейн три семерки от Божоле не отличу? — фыркнул Миша. — Что мне все равно, чем надираться, лишь бы покрепче? Это маскировка, дорогая моя. Очень помогает в жизни, от души рекомендую! Так поедешь? Соглашайся! Соглашайся, слышишь?

Он прихватил губами мочку моего уха. И я, наверное, в тот момент немного тронулась умом, потому что кивнула, вдруг ощутив, какое это наслаждение — перестать о чем-то думать, взвешивать, решать, просто сдаться на милость победителя.

— А как же Мария? — уже зная, что сдамся, прошептала я.

— Мария? Мария давно уехала, дорогая моя. Видишь? — Я покосилась на наш столик и обнаружила, что он и в самом деле пуст. — У нее завтра выступление. Здоровый сон, понимаешь ли, залог успеха. Ну так что, едем?

И я тряхнула головой:

— Едем!

Если Миша и сомневался в моем решении и был обрадован моим ответом, виду он не подал. Никаких триумфальных ухмылок и самодовольных комментариев. Он просто, не разжимая рук, повлек меня к выходу.

Номер, в который привез меня Миша, располагался в отеле «Белладжио». Эти хоромы прямо-таки поразили меня своей роскошью. Убранство комнат, фонтан в гостиной, золото и хрусталь. Миша явно находился под впечатлением фильмов о секретных агентах, раз заказал себе такие апартаменты. Впрочем, из этого следовало, что он мог их себе позволить. Наверное, в зрачках у меня, как у мультяшного персонажа, мигом вспыхнули значки доллара.

— Сколько же все это стоит в сутки? — не удержавшись, спросила я.

Миша быстро стрельнул глазами в мою сторону, дернул уголком рта, усмехаясь, и вальяжно отозвался:

— Да, ерунда, не бери в голову, малышка.

Впрочем, вскоре я уже потеряла способность размышлять, потому что Миша повлек меня к гигантской, застланной простынями из египетского хлопка кровати. Свет здесь был выключен, но в комнату пробиралось сквозь занавешенные окна безумное мерцание жившего ночной жизнью города. На стенах, занавесях, мебели подрагивали разноцветные сполохи. Из-за этого все здесь казалось таинственным, странным — и смазанные очертания мебели, и глубокие, удлиненные темно-синие тени, лежавшие на полу и на стенах. У кровати обнаружился стеклянный столик на колесиках, а на нем — запотевшая бутылка обещанного вина и фрукты. Прямо-таки волшебный дворец из восточных сказок!