Запад - Восток - Алексей Вилков

Мама отнеслась к новости подозрительно и долго выясняла, кто Клод такой и что ему нужно от ее дочери. Она не понимала поспешности ее решения, просила повременить с отъездом и дать ей подробные сведения о невесть откуда взявшемся женихе. Как любая мать, она хотела увидеть его, взглянуть ему в глаза, задать пару вопросов. Сама Катерина понимала, что совсем не знает этого человека, но полагалась на его слова и полностью доверяла ему, мечтая о блестящем будущем.

Катя показала фотографию Клода, которую он подарил ей перед отлетом. На ней он в солнечных очках стоял на фоне бронзовой скульптуры, высоких пальм и экзотических фикусов. Француз выглядел моложе и симпатичней, чем в реальности. Снегирева объяснила маме, что это фото с отдыха в какой-то арабской стране. Катя упомянула его постоянную занятость и безупречную репутацию.

Настасья Сергеевна отметила, что Клод не красавец, скорее наоборот: сутулый, невзрачный, не вызывающий материнского доверия тип в черных очках. Но, чуть пожурив его за вопиющую скрытность, мама дала добро. Ради счастья дочери любая мать готова пожертвовать благоразумием.

Через неделю Катерина Снегирева собрала чемоданы со скромным приданым и попрощалась с несостоявшейся работой, подружками и Москвой. Клод оформил ей счастливый билет в один конец, взяв на себя все расходы, и с нетерпением ждал Катю в Париже.

– Теперь я не Катя, а Катрин! – заявила она матери.

– Что за глупости! – возмутилась Настасья Сергеевна. – Я так тебя не называла! Ты была и останешься моей любимой Катенькой.

– Нетушки, мамуля, я Катрин!

– Бог с тобой, пусть Катрин, – сдалась мама. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не отказывалось от нее.

Катрин Снегирева пообещала писать, присылать открытки и иногда звонить. Мама просила, чтобы дочь звонила почаще, а Катрин настаивала на обратном. В итоге путем мучительного компромисса договорились на двух звонках в неделю.

– Тем не менее, это безответственный поступок! – заключила мама. – Улетаешь неизвестно куда! Я будто отпускаю тебя на край света. Будь отец жив, он бы никуда тебя не отпустил. Как можно?!

– Можно, маменька, – умиротворенно отвечала Катрин, с тоской глядя на табло в зале ожидания. – И я всю жизнь об этом мечтала.

Диспетчер объявляет посадку, трогательный момент расставания, трап самолета… И здравствуй, новая счастливая жизнь!

В запотевших стеклах иллюминатора показался туманный город любви. У Катрин перехватило дыхание от предчувствия. Сам Париж не удивлял ее, она успела изучить его как свои пять пальцев. Город встречал ее хмурым дождем, прохладой и сыростью. Казалось, сердце Европы не особо радо ее появлению, но это не волновало Катрин. Ее волновало другое: момент их встречи и момент возобновившейся близости.

Как он и обещал, Клод встречал ее с пышным букетом красных роз. Он был в черных очках, как и на фотографии. Катрин не стушевалась, отбросила чемоданы и кинулась к нему – по законам жанра последовало крепкое объятие с французским поцелуем.

– О боги! Наконец, ты здесь! Ты моя! – радовался Клод, не выпуская ее из объятий. Очки слетели сами собой. – Ты ли это? Я чуть с ума не сошел, ожидая тебя! Мне так тебя не хватало!

– Это я! Здравствуй, дорогой! Я твоя навсегда, любимый!

– И ты убедишься в этом, – твердо пообещал де Ронсар.

Затем подошли его люди, трое высоких метисов в коричневых костюмах. Взяв багаж и розы, они направились к выходу, периодически поглядывая по сторонам.

На парковке их ждал ослепительно-белый кабриолет. Рядом стоял седой водитель в фуражке и синем сюртуке с позолоченными пуговицами.

Клод загадочно улыбнулся:

– Прошу!

Катрин ответила улыбкой и села в автомобиль. Рядом устроился Клод де Ронсар, выглядевший возбужденно и чуть растерянно – видимо, он до конца не верил своему счастью.

Кабриолет тронулся. С ветерком промчавшись по магистралям Парижа, они выехали за пределы города. Вокруг виднелись зеленые холмы с редкими деревьями на вершинах, трогательные домики, окруженные невысокими заборами, придорожные кафе и бензоколонки. Она отчетливо вспоминала, как была здесь когда-то по студенческому обмену. Она помнила центральные кварталы, Площадь Согласия, Триумфальную арку, ночные прогулки по латинскому кварталу, романтический подъем на Монмартр и безумно прекрасную улицу Риволи. И сейчас ей хотелось испытать прежние эмоции, но узнаваемые виды не впечатляли ее, словно были обыденны и успевшие изрядно поднадоесть.

– Тысячу лет не была здесь, но в Париже мне знакома каждая улочка, – делилась впечатлениями Катрин. – Это мой второй дом, но за пределы города я не выезжала. Пейзаж чем-то напоминает московские окрестности. Не знай, что я за тысячу километров от родины, так бы и подумала, что катаюсь по Подмосковью. Нет, пожалуй, я заблуждаюсь! Что-то смущает: все ухожено, ровненько, чистенько, культурно – не похоже.

– Где это – Подмосковье? – растерянно спросил Клод.

– Рядом, за Москвой. А тот клуб, где мы познакомились, как тебе? Впрочем, неважно. Ты сводишь меня в более приличные заведения. Ах, как здорово, как же нам повезло встретиться в нужное время и в нужном месте! А Подмосковье – не самое приятное место. Тебе повезло, что ты там не появлялся, набрался бы вредных впечатлений.

– И у нас в пригороде есть то, чем не захочешь хвастаться: кварталы мигрантов, частые беспорядки. Слышала?

– Ага, – кивнула Катрин. – По телевизору показывали. Столько машин сгорело, полиция хулиганов разгоняла из водометов.

– Да уж, в последний раз что-то невероятное творилось. Какой ценой власти их успокоили! Саркози пришлось поднапрячься, показать весь пыл и жандармский дух.

– Ты за него голосовал?

– Даже участвовал в его кампании. В предвыборный штаб не входил, но кое-каким образом имел отношение к выборам. Саркози пришел к власти отчасти за счет вложений нашей компании.

– Ты разве в ней не главный?

– В какой-то степени, – туманно ответил Клод. – Вхожу в совет директоров. От меня там многое зависит, но я не единоличный собственник.

– А президент вам чем-то обязан? Вы же вкладывали в него деньги.

Клод приложил указательный палец к губам и сделал грозное лицо, отчего его шрам стал еще отчетливее:

– Цыц! Милая моя, ты задаешь слишком много вопросов. И без этого я открываю государственные тайны, цени это. Конечно, он обещал нам налоговые послабления, в правительстве будут лоббировать наши интересы, то есть определенную выгоду мы извлечем.

– Неужели ты лично знаком с самим президентом? – Катрин подпрыгнула на сиденье.

– Милая, это тайна за семью печатями, – напомнил Клод. – Когда-нибудь я тебе все расскажу. На днях будет очередной прием, и я возьму тебя с собой, увидишь нашу политическую богему. Но все постепенно. Ты даже не успела обосноваться в доме, а уже намекаешь на светские знакомства, хитрюга!