Шели. Слезы из пепла - Ульяна Соболева
Шрифт:
Интервал:
— Узнала… — глухо, как сквозь вату.
Не могу говорить, тянусь к нему, а он не дает, держит сильно, до боли, но мне и так больно внутри, что я почти не чувствую, что он сейчас вырвет мне волосы. Мне хочется прижаться к нему снова, так же сильно.
— Страшно?
Нет. Не страшно. Я с ума схожу, я не знаю, что мне сделать с собой, чтобы перестать дрожать. Но не от страха, а от раздирающей меня радости и вопросов. Множества вопросов. И я не могу пока произнести ни один из них. Все настолько мелкое и ничтожное, не важное и пустое по сравнению с тем, что ОН ЖИВ!
— Начинай бояться, потому что с этой секунды начался обратный отсчет до того момента, как я убью тебя, — шепотом, в миллиметре от моих губ.
Все еще ничего не понимаю, глажу его скулы и вижу, как искажаются его черты, как огонь в глазах загорается все ярче и ярче. Ярость, ненависть… но я не готова понять ни одну из них, я слишком в себе, слишком счастлива, ошарашена, на грани обморока.
— Сука, какая же ты лживая подлая сука, — проводит пальцами по губам, а я вся трясусь, чувствуя, как еще мгновение и я зарыдаю, — как же можно так лгать глазами, дыханием…Как же можно лгать слезами? — провел пальцем по щеке, размазывая слезы и снова по губам.
— Ты жив, — первое слово, и тут же ответом кривая усмешка на чувственных губах. Хохочет мне в лицо, надтреснуто, страшно. Только глаза не смеются.
— Ошибаешься — мертв. Мертвее не бывает.
Только я ничего не слышу. Потом. Все потом. Все еще касаюсь лица, шеи и кончиками пальцев по шрамам на груди.
— Жив… любимый, — непроизвольно и так тихо, со стоном, словно, не веря самой себе.
Ударил наотмашь по губам и во рту собственная кровь. Соленая, горькая, отрезвляя, вырывая из пучины эйфории и волшебства в реальность.
— Еще хоть раз назовешь так — отрежу язык.
В горле застрял крик, дрожу всем телом, не понимая, что он говорит. Почему? Что с ним? Разве он не рад меня видеть? Где-то вдалеке сознания первые сомнения, первые проблески мыслей. Еще не понимание, только отголоски. «Где он был все это время?».
— Аш! Это я… Это же я, — облизывая разбитые губы, захлёбываясь слезами, наконец-то почувствовав голую ненависть кожей, каждой порой, он отдавал ее мне своим диким взглядом, он вбивал ее в меня, выражением лица.
— Ты. Это ты. Я не слепой и не глухой, но лучше бы и ослеп, и оглох, потому что смотрю на тебя, и хочется убить прямо сейчас. Разодрать на ошметки. Смотреть на тебя и рвать когтями, — рычит в лицо, а я чувствую, как пол уходит из-под ног.
— Аш, — колени подгибаются, но он крепко держит за волосы.
— Хозяин! Начинай вспоминать кто я для тебя. Я твой — Хозяин, а ты моя вещь!
Кажется, ты забыла об этом.
Дернул к себе, заставляя стать на носочки.
— Вещь, которая осмелилась решить, что она имеет право распоряжаться собой и раздвигать ноги перед инкубом. Вещь, которая мне изменяла, трахалась с другим, стонала под другим, вышла замуж за другого. Предала меня! Возомнила себя равной!
— Аш… все не так! — быстро качая головой. — Любимый!
Ударил по щеке — и в голове зашумело, хрустнули шейные позвонки, мне показалось, что этот удар мог меня обезглавить, будь он посильнее. Сглотнула слюну с кровью и посмотрела на него невидящим взглядом, сквозь туман слез и непонимания.
— Заткнись и слушай меня, тварь. Ты сейчас увидишь своего ублюдка, а потом вернешься в Огнемай и откроешь ворота, поняла? Одно неверное движение, и я зарежу твоего звереныша, как котенка или освежую и лоскутки кожи пришлю тебе в коробке, а дочь отдам на потеху эльфам.
Постепенно до меня начинало доходить, что происходит и занемевшие пальцы стали замерзать. Аш знает о замужестве, о детях, о Фиене. Конечно, знает! Ведь это он меня заманил сюда. Месть? Ревность?
— Начинаем понимать, что происходит? — сжимает мои волосы еще сильнее, так, что теперь слезы катятся от двойной боли. — Да! Ты умная, маленькая, лживая сучка. Наконец-то включила мозги?
— Ты … ты… это ты все…
— Да, я. Правильно. Именно я.
Нет! Этого не может быть, качаю головой, чувствуя, как зуб на зуб не попадает. Так не может быть! Нет! Только не это. Мы воевали с его именем на губах против него самого? Мы несли потери, потому что он расставлял ловушки?
— Ты не мог, — голос сорвался, как и я… в пучину дикого непонимания и отрицания.
— Мог, — притянул к себе ближе, — представлял, как ты с другим, представлял, как мой лучший друг трахает тебя и ведет мою армию в бой, вешает мой флаг на побежденные города, занимает мое место везде, даже в постели с моей женщиной — и мог!
— Нет! — закричала в искаженное ненавистью лицо. — Нет! Аш! Все не так! Фиен… он
Снова пощечина. На это раз сильнее, и хватка на горле, так, что перехватило дыхание и глаза расширились.
— Правило номер один — не произносить его имя вслух при мне, потому что он уже мертвец, — приподнял меня на вытянутой руке, — правило номер два — забыть обо всем, что было и вспомнить, кто ты такая — никто, — сильнее сжал пальцы, — правило номер три, — ты — шлюха, которая изменяла мне и родила чужого ребенка, больше не имеешь права разговаривать, пока я тебе не разрешу.
— Я не изменяла тебе. Аш, все не так, ты ничего не знаешь, пожалуйста, посмотри на меня. Я бы никогда… я так ждала тебя, Аш. Я оплакивала тебя. Не было ни секунды, чтобы я не думала о тебе.
Снова хохот. Унизительный, громкий, как раскаты грома в оглушительный и смертоносный ураган.
— Я же сама похоронила… Я же с ума сошла, когда увидела тебя… мертвого. Пожалуйста, не говори так. Выслушай, дай мне возможность сказать. Аш…
Хватка на горле ослабла, и я снова обхватила его за лицо обеими руками. Он слышит, мои слова действуют, только не замолкать, достучаться.
— Это же я. Посмотри мне в глаза. Видишь? Там ты. Там всегда был только ты, как и в сердце, как и в душе. Верь мне, Аш, ты же можешь все узнать, войди в мои мысли, посмотри. Я прошу тебя!
Слезы катятся по щекам, смешиваясь на разбитых губах с кровью. Сжал мое горло сильнее, заставляя распахнуть глаза шире и впиться пальцами ему в плечи. Размазал мою кровь большим пальцем по щекам и подбородку. Смотрит на губы, потом снова в глаза, и я не вижу больше в них себя. Пусто.
Там так пусто и холодно, что в ответ я уже не горю, а тлею, и это не слезы, это пепел катится по моим щекам. Внутри уже все выжжено, ничего не осталось, и надежда трепыхается, машет обугленными крыльями, она вот-вот задохнется от гари и смрада.
— Я и так все знаю! — тряхнул, заставляя посмотреть на себя. — Где мои дети, Шели? Где мои дочь и сын? Где ты бросила их, чтобы они не мешали тебе трахаться с инкубом? Ты специально избавилась от них?
Лучше бы он ударил меня еще раз. Лучше бы задушил прямо сейчас. Потому что это невыносимо. Я бы стерпела все обвинения, зная, что он сам не ведает, что говорит… но только не ножом в раскрытую рану, только не туда, не туда, где непросто болит, а все разворочено до мяса и гниет живьем, причиняя самые невыносимые страдания.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!