Пир на закате солнца - Татьяна Степанова

– Это что еще за «линять»? – взвилась старшая сестра. – Как ты разговариваешь? Это что за жаргон?

– Нормальное слово, у нас в классе все так…

– А еще с кем у вас в классе дружил Данила, кроме тебя? – спросил оперативник.

Катя прикрыла дверь – и тут, кажется, информации ноль. Эта девочка – одноклассница Данилы Москалева – или действительно ничего не знает, или же просто к ней еще не удалось подобрать ключа. С несовершеннолетними это ой как непросто.

В соседний кабинет мимо Кати провели полную блондинку в спортивном костюме ядовито-салатового цвета. По тому, как возле нее суетились оперативники, ясно было, что это гораздо более интересный свидетель.

– Надежда Макаровна, спасибо, что сами к нам в отдел приехали…

– Да что ж, разве не понимаю, что надо помочь? Ведь не чужие они мне – Виктор Петрович и Регина… Как они в коттедже-то поселились, так и работаю вот у них, готовлю, дом убираю. И Данилка ведь не чужой мне стал… Господи, такое горе. – Надежда Макаровна (как позже узнала Катя – домработница Москалевых) всплеснула пухлыми руками. – От вас следователь-то как позвонил, так я сразу и собралась, солянку даже не успела доварить, выключила, так на плите у меня и стоит… Такое горе, такое несчастье…

– В выходные вы работали у Москалевых?

– В субботу была весь день, а в воскресенье зашла часов в одиннадцать с рынка – овощей им свежих купила.

– Скандала у них, ссоры не было?

«Скандал в генеральском семействе? – подумала Катя. – А может, правда, Регина что-то недоговаривает? Накричали на мальчика, вот он из дома-то и…»

– Нет-нет, ничего такого не было. Да у них ничего такого и не бывает, – пылко заверила Надежда Макаровна. – Живут меж собой дружно. И Данилку любят. Особенно мать – она за него горой всегда. Отец-то Виктор Петрович у них строгий, порядок любит. Иногда покричит на сына – то не так, да это не так, да почему в комнате беспорядок, да чего телевизор много глядишь, компьютер этот все крутишь-вертишь… А мать всегда заступится: что ты, Витя, он же еще дитя, он растет, у него характер…

– А кстати, какой у мальчика характер был?

– Был? Чегой-то вы так? Словно и на свете его уж нет, бедняжки? – насторожилась домработница. – Ах, горе-горе… Характер у него самый обычный, какой у парнишки в таком возрасте? Да когда еще семья такая, отец вон большой человек, генерал. Своенравный, конечно, характер, но чтобы чего такого – как вон у других бывает, когда курят там или пиво дуют с малолетства, так этого нет. Поесть шибко любитель он у нас, хотя в еде привередливый, избалованный. Сладкое очень уважает, леденцы-карамельки сосет.

– Значит, в субботу и в воскресенье все было как обычно? – уточнил оперативник.

– Обычно? Да пожалуй… В субботу они в Москву ездили в какую-то больницу, там друг Виктора Петровича лежит. Вернулись, я на кухне. Ну и потом тоже – все как обычно. А в воскресенье я к ним на минуту только заглянула – овощи в холодильник положила и к себе домой.

– Мальчика вы видели?

– Видела. – Надежда Макаровна помолчала. – Знаете… Вот вы спросили, все ли было как обычно… И да и нет. Он какой-то был…

– Мальчик?

– Ну да, вид его мне не глянулся.

– Вот его мать говорит, ей показалось – он вроде как заболевал.

– Ну да, что-то в этом роде. Серый какой-то на лицо. Прошел мимо меня… Я и говорю – больной вид, на себя непохожий.

У Кати сработал мобильный: звонили с канала «Московия» – съемочная группа обещала прибыть в УВД к девяти вечера. В результате до конца допрос домработницы Москалевых она так и не услышала.

Телевизионщиков ждали, однако спустя полтора часа позвонили уже из министерства – поступило указание телерепортаж отложить: «Это желание генерала Москалева – никакой пока широкой огласки». Катя была обескуражена, но выбирать не приходилось. Генерал Москалев, по сути, сам мог руководить и направлять все мероприятия по поискам своего собственного сына.

«Он уже не верит», – вспомнились Кате слова Регины. Не верит, что Данила жив? С момента исчезновения мальчика прошло почти двое суток. Фактически это уже много. Шансов на то, что мальчик обнаружится живым и невредимым, с каждым часом становится все меньше и меньше… А шансов, что он погиб – сбит машиной, провалился в колодец, стал добычей какого-нибудь свихнувшегося педофила-садиста, – все больше.

Больничный коридор, коробка с черешнями, светлая мальчишеская челка…

Ему же всего двенадцать лет…

Разве это срок умирать?!

Сидеть в Красногорске в самой гуще поискового аврала и не иметь возможности как-то повлиять на ситуацию, реально помочь – это было пыткой для Кати. Но пытка эта длилась недолго – как знать, может, кто-то вмешался – случай или же НЕ СЛУЧАЙ.

– Кто тут у нас из пресс-центра? Вы? – В дверях дежурки в десятом часу вечера Катю поймал один из оперативников. – Давайте скорее в машину, срочное сообщение из Белян: там, в лесу у дороги, улику нашли – детскую куртку, схожую по описанию!

Беляны – тихое дачное место располагалось уже на территории соседнего района. Почти двадцать пять километров отделяло его от коттеджного поселка «Старица», где жили Москалевы. В машине Катя снова и снова перечитывала ориентировку, кажется, она выучила ее наизусть. Вот тут значится, в чем был одет пропавший мальчик: джинсы, черные кроссовки «Пума», синяя футболка и куртка-ветровка – синяя с широкими красными полосами на рукавах. Нет, там, в госпитале, он был одет иначе, по крайней мере, такой куртки она на нем не видела.

Была тарелка с черешнями. С нею он и зашел в палату Приходько.

Интересно, а с ним полковник был более разговорчив?

Все же двадцать пять километров для двенадцатилетнего ребенка это невозможно… Или возможно? Пешком? Но он мог сесть на автобус. Или его привезли сюда на машине. Кто привез? Что за машина?

Всего два часа назад это было обычное дачное шоссе (рядом поселок художников Большие Беляны, а за лесом деревенька Малые Беляны), а сейчас на обочине тут и там припаркованы милицейские машины, служебный автобус экспертно-криминалистической лаборатории. На дороге был выставлен пост ГИБДД, из леса доносился лай служебно-разыскных собак.

Детскую куртку Катя увидела уже в руках эксперта-криминалиста. Обнаружили ее на ветках росшего у дороги куста бузины.

Синяя мальчишеская куртка-ветровка с широкими красными полосами на рукавах. Это была та самая куртка – из ориентировки. Только вот что-то с ней было не так.

– Один рукав практически вырван, сзади на спине продольная прореха величиной примерно в семь сантиметров, – эксперт осматривал куртку, – это ж надо так рвануть, а ведь это смесовая синтетическая ткань, очень прочная. И вот здесь спереди множественные пятна, похожие на кровь.