Семь мужчин одной женщины - Инесса Давыдова

После ужина Агнес предложила пройтись к уединенной беседке, которая располагалась недалеко от ресторана. Беседка была покрашена в бежевый цвет и со всех сторон увита розами малинового цвета. Когда они добрались до нее и устроились на деревянных резных скамьях, Агнес, собравшись с силами, начала рассказывать:

– Примерно через год после того, как мы расстались со Штефаном, я приехала учиться в Миланскую школу искусств. К тому времени я уже неплохо рисовала, но мне не хватало академического образования. Меня направили в уже сформированную группу, вместе со мной там было двенадцать человек. Все в группе увлекались реализмом, и лишь одну меня привлекало современное искусство, я хотела рисовать абстракции. Мой куратор сказала, что я плохо чувствую цвет, и нашла мне учителя, который недавно начал подрабатывать подготовкой учеников. Она предупредила меня, что у него есть одна слабость – женщины. Но если я не перейду черту между профессиональными и личными отношениями, все будет отлично. Я спросила ее, почему именно он, а она засмеялась и воскликнула: «Потому что он лучший!». Его звали Риккардо Росси, но все называли его Кадо, так он и подписывал свои работы. Это был великолепнейший художник, он был не просто талантливым, он был гением. У него была теория, которой он придерживался в написании своих полотен: у каждой эмоции есть свой цвет, каждый человек состоит из разных проявлений эмоций, а значит, у него индивидуальная цветовая палитра.

– И когда вы с ним встретились? – спросила Васса.

– Через день я взяла его адрес и пошла к нему в мастерскую. Я пришла в большую студию, которая располагалась на втором этаже над керамической мастерской его брата. Меня встретил молодой человек, француз, которого звали Жером. Как я поняла позже, он был единственным учеником. Он сказал, что мастер занят и мне нужно немного подождать. Сев на стул в углу комнаты, я стала наблюдать за действиями Жерома – он медленно смешивал краски разных цветов и очищал палитры. Комнату, в которой мы сидели, от мастерской отделяла бархатная занавеска, и все, что происходило за ней, было нам прекрасно слышно. Поэтому, когда я услышала оттуда стоны и восклицания, то сразу догадалась, чем был занят учитель. Мне стало настолько не по себе, что я не могла усидеть там ни минуты. Спустившись вниз, я стала ходить по внутреннему дворику и осматриваться. Ко мне спустился Жером, и мы разговорились. Оказывается, он приехал за мастером сразу после персональной выставки Кадо в Париже, которая прошла две недели назад, но кроме работы подмастерья он ничего пока не делал. Он искренне удивился, когда я сказала, что буду у него учиться, видимо, его смутил мой возраст. Через полчаса окно на втором этаже открылось, и из него выглянул мужчина лет сорока. Он окликнул Жерома и сразу скрылся в комнате, а молодой художник поспешил наверх. Вскоре со второго этажа спустилась молодая женщина и, поправив прическу и одежду, села на велосипед и уехала. Я поднялась наверх и зашла в мастерскую. Увидев меня в первый раз, он обошел вокруг меня, потом попросил встать около окна и не двигаться, затем за четверть часа нарисовал цветовую абстракцию. Это было сочетание красного и синего цветов и их оттенков. Потом, вручив ее мне, он пояснил, что видит меня такой. Картина с первого взгляда поразила меня своей выразительностью, все последующие годы она висела в моем кабинете, вдохновляя меня на новые творческие проекты. Недавно, узнав имя автора, мне предложили продать ее за сто тысяч евро.

– Ничего себе! – воскликнула Васса.

Агнес усмехнулась и после небольшой паузы продолжила:

– Ему тогда было около сорока пяти лет, жгучий брюнет с карими глазами, выдающимися скулами, на висках проступала первая седина. Несмотря на свою профессию, он был крепкого телосложения, с чувственным ртом и белоснежными зубами. Это был страстный человек с неистощимой энергией, казалось, он никогда не уставал. Ни одна женщина не могла устоять перед его напором, и поэтому о нем шла дурная слава сердцееда и развратника. Все женщины об этом знали, но все равно бросались в его объятия. Порой мне казалось, он обладал таинственным магнетизмом, и уйти женщине от него по собственному желанию было невозможно. Когда они надоедали ему, он прогонял их, и тогда их страсть и влечение превращались в злобу и ненависть. Многие женщины преследовали его и пытались возобновить с ним отношения, но он к тому времени перегорал и переходил к новой пассии.

В руках Агнес зашелестела миниатюрная сумочка. Дрожащими руками она достала пузырек с овальными капсулами. Проглотив таблетки, Агнес запила их водой и продолжила:

– С первых дней наших занятий у нас сложились сложные отношения. Он всячески принижал мои способности и открыто насмехался над моим решением приехать в Италию и учиться художественному ремеслу. Я же открыто осуждала его распутный образ жизни. Иногда перебранки между нами могли начаться прямо посреди наших занятий при посторонних. К этому времени к нам присоединилась еще одна девушка – Каталина, она приехала из Испании, и учеников стало уже трое. Это была робкая девушка, со жгучими черными как смоль волосами. Она очень красиво рисовала. Даже не знаю, зачем она приехала к Кадо.

Примерно через месяц после ее приезда мы с Жеромом пришли в мастерскую к назначенному времени и застали ее с Риккардо. Меня поразила ее реакция, вместо того чтобы одеться и убежать, она отвернула его голову от нас и продолжила заниматься с ним любовью. Что случилось за такой короткий промежуток времени с наивной и скромной девушкой, я не понимала. Каталина вскоре узнала, что беременна, и между ними начались постоянные скандалы. Она требовала, чтобы он остепенился и оформил их отношения. Как-то раз она так распалилась, что попыталась всадить в него нож, но он точным ударом выбил его из руки и оттолкнул ее от себя. Она упала и покатилась с лестницы, через час у нее произошел выкидыш. После этого атмосфера в мастерской стала просто невыносимой, они ругались каждый день. Она обвиняла его в потере ребенка, а он обзывал ее проституткой и истеричкой. Мне так надоели их скандалы, что я перевелась к другому учителю и не видела Кадо почти месяц. К тому времени я уже понимала, что не смогу найти лучшего учителя, чем он, но и терпеть его выходки я больше не хотела.

По-видимому, он все-таки нуждался в щедром вознаграждении за обучение бездарной ученицы и вскоре прислал Жерома с запиской, в которой просил меня прийти и поговорить. Я пришла, он был в мастерской один, и у нас состоялся напряженный разговор. Он всячески пытался себя оправдать, называл себя большим мастером с маленьким пороком, но я тогда ничего, кроме брезгливости, к нему не чувствовала и спокойно выдержала все его уловки. В конце разговора я поставила ему условие: никаких развратных действий на моих глазах, или я не вернусь. Он пообещал, что постарается сдерживать свои порывы, и обещание сдержал. Когда я вернулась, Каталины уже не было, и наши занятия стали еще интересней и познавательней. Я уже говорила, что он был великолепным учителем.

Никогда бы я не смогла так управлять цветовой палитрой, если бы не его теория цвета. Помню, как-то раз он дал нам задание: нужно было нарисовать поочередно цвета на все человеческие эмоции. Он сказал, что так мы научимся рисовать цветовой портрет человека, выделяя его основные пороки и достоинства. Красным я нарисовала страсть, желтым – жадность, фиолетовым – гордость, зеленым – зависть. Кадо посмотрел на меня и сказал, что это точное определение его теории цвета и что еще никто из его знакомых и учеников не смог безошибочно определить хотя бы пару цветов. С этого момента он стал относиться ко мне с особым уважением. Постепенно мое отвращение к нему стало проходить, и мы стали больше времени проводить наедине. Он часто брал меня с собой как ассистентку в поездки с лекциями по стране. Допустил меня к совместному выполнению заказов и расчетов с клиентами.