Фантастика - Борис Акунин

«Саундтреком к лайфстори» Роберт прозвал свою внутреннююмузыку, еще когда был сопливым щенком и только-только привыкал жить с Даром. Нетакое дурное название, между прочим. Если относиться к жизни, как ккинокартине, в которой ты играешь главную роль. Правда, с режиссером ты никогдане встречался и сценария не читал, но это у всех так. Роберт, по крайней мере,хоть слышит музыкальное сопровождение, а другим не дано и этого. Музыка кфильму «Жизнь Р. Дарновского» была качественная, не такая, как в кичовых киноподелках,где, если на экране происходит что-то грустное, то ноют флейты и скрипки, аесли кто пошутил или поскользнулся на апельсиновой корке, то за кадром звучит«ха-ха-ха». Саундтрек у Роберта очень часто не совпадал, а то и контрастировалс происходящим. Вроде день как день, ничего особенного от него не ожидаешь, номузыка обещает: жди, готовься, сегодня что-то случится.

Поэтому, зная, что саундтрек никогда не обманывает,Дарновский с утра был настороже, глядел и слушал в оба.

Инструментальное богатство и симфонический размах концертапредвещали день необыкновенный, а между тем всё пока шло обычным чередом. Ну,кофе с молоком, чуть подгоревший тост, по радио пел Валерий Леонтьев, женаговорила про скучное.

Как всегда, опустив свои замечательные пушистые ресницы инеглубоко затягиваясь сигаретой, она лениво рассказывала про то, как встретиласвою однокурсницу, дочь бывшего секретаря ЦК. Роберт эту Машу Демьянцеву помнилплохо, поэтому слушал вполуха – сосредоточился на саундтреке.

– Ну и чем она занимается? – рассеянно спросил он.

– Дурью мается, – вздохнула жена, сбив алым ногтем столбикпепла.

– В каком смысле?

– В прямом. Сидит на дури и жутко от этого мается. Когдапапочка лег в Кремлевскую стену, муженек сразу сделал ласты Сама она ни чертане умеет. Распродает антикварку и колет всякую бяку. Другую бы посадили давно,но она все ж таки Демьянцева

– Ясно. – Роберт подавил зевок. – Ты прямо сейчас на работу?

– Да. Потом к Людке поеду, обещала девчонкам новьё привезти.

Работа у нее была завидная – в «Совпарфимпэксе», папапристроил. С загранками, с необременительным графиком, а главное, всегда имелсязапас фирменных флакончиков с образцами духов, косметические наборчики,пудреницы и прочий дефицит Продавая эту мелкую чепуху подружкам и подружкамподружек, жена имела доход раз в десять больше своей зарплаты.

Самостоятельная она была у Роберта. Золото, а не жена. Дажеездила на собственной «семерке». Две машины на семью – еще недавно этосчиталось бы верхом буржуйства, но времена переменились. Теперь вроде какничего особенного. Некоторые вообще на иномарках раскатывают, и никто косо несмотрит.

Дарновский оглядел кухню – большущую, двенадцатиметровую, сфинским гарнитуром, с югославской мойкой. На столе всё как положено: инастоящий «Нескафе» в банке, и сыр «виола», и апельсиновый джем – спасиботестевой «кормушке». Но в последнее время всё это номенклатурное великолепиеперестало Роберта удовлетворять. Неладно было что-то в совковском королевстве.

Сколько сил, сколько нервов, в конце концов, сколько Дарапотрачено, а ради чего? Разваливается система, рассыпается к чертовой матери.То, что раньше казалось алмазами, превращается в дешевые стекляшки.

Взять хоть их квартиру. Юго-Запад, хорошийпанельно-кирпичный дом, 62 метра общей площади на двоих, чистый лифт, дажевахтерша в подъезде. Но кооператоры и фирмачи из совместных предприятий теперьвыкупают в центре здоровенные коммуналки, выкладывают за них пять, а то идесять тысяч долларов, ломают перегородки и устраивают себе настоящиеапартаменты европейского уровня. Названия-то какие: лофт, патио, зимний сад.

Или та же машина. Еще год назад, когда Роберт ехал на своейвишневой «девятке» экспортной комплектации, все на него завистливо пялились. Анынче на Москве и «мерседес» не редкость.

Да и ситуация с работой нравилась ему всё меньше и меньше.

Давно ли думал, что прочно оседлал Фортуну, гарантировалсебе светлое будущее. Тесть, конечно, много чем помог, но главную заслугуРоберт все же приписывал себе. Точнее своему Дару. Хотя еще неизвестно, какобошелся бы с таким подарком судьбы кто-нибудь поглупее, из слабого гендера.

Давным-давно, еще в институте, Роберт вычислил, чточеловечество делится на два пола, или, выражаясь по-современному, гендера.Причем не на мужчин-женщин, потому что всякие там сиськи-бороды не более чемвнешняя видимость. Есть сильный гендер и слабый гендер. Слабые люди всю жизньстараются быть не хуже других. Сильным во что бы то ни стало нужно стать лучшевсех. И неважно, что человек понимает под «лучше»: богатство, карьеру, талантили моральные качества.

Самое интересное, что, в отличие от физиологического,ментальный гендер к человеку гвоздями не приколочен. Его можно поменять, какэто сделал Роберт. В прежней жизни, до Аварии, он был типичный слабак: изо всехсил пыжился не отстать от окружающих, и ни черта у него не выходило. Но из-зачудесного Дара, преподнесенного Судьбой, он переместился в иную категорию, стех пор его задача – обойти других, и с этой задачей он вполне справляется.Потому что у него хорошие мозги, воля и неубойный джокер в рукаве.

За минувшие годы Роберт сросся с Даром намертво. Отбери –станет, как слепой. Хуже, чем слепой. Со временем Дар превратился в его главныйорган чувств, как нюх у пса. Слепая или оглохшая, собака не пропадет, а безнюха сделается совершенно беспомощна.

Исследуя свое сокровище, Дарновский много экспериментировал.Пытаясь определить границы возможного, иной раз, бывало, доходил до маразма.

Например, еще первокурсником, уселся перед телевизором,когда престарелый генсек, с трудом ворочая языком, читал по бумажке какую-тотягомотину, и долго пытался поймать взгляд Леонида Ильича.

Вдруг удастся прочесть мысли руководителя партии игосударства прямо с экрана? Ух, какие перспективы открылись бы перед будущиммеждународником!

Смешно вспомнить.

На самом деле для того чтоб слышать внутренний голос другогочеловека, требовался непосредственный визуальный контакт.

Ничего, и этим инструментом можно было достичь оченьмногого.

Как тяжелоатлеты качают штангу, разрабатывая мышцы, так иРоберт развил свою «маскулатуру» до совершенства. Научился с одного «очного»контакта продолжительностью в секунду тянуть из человека мысли две, а то и триминуты.