«Нехороший» дедушка - Михаил Попов

Все же я включил фонарик в основном для того, чтобы обмануть сержанта. Какой смысл мне с ним-то конфликтовать?

Да, граф Александр Борисович Кувакин был масон. Об этом сообщалось в самой первой строке «документов». Предлагалось сразу вслед за этим не совершить две ошибки. 1. Никак не связывать имя Александра Борисовича со скандально знаменитой минеральной водой Кувакой. 2. Не путать с Александром Борисовичем Куракиным, блестящим аристократом периода царствования Александра I. Куракин тоже был масоном, но масоном легкомысленным, просто по требованиям тогдашней светской моды.

Кувакин же воспринимал свою тайную роль всерьез. «Подхватил» он эту заразу не много ни мало во время Итальянского, вернее, даже Швейцарского похода Суворова. То, что Александр Васильевич, наше полководческое все, также был масоном, я знал и без подсказки «документов». Интересно, сильно ли ему это помогало в конкретном деле на Сент-Готарде?

Я громко хмыкнул.

— Что, смешно? — почему-то обиженным тоном поинтересовался сержант. Видимо, полковник сумел заразить его ощущением огромной важности этого дела. Юмор и масонство — вещи несовместные. Особенно в сознании сержанта. Я сказал, что это такой у меня чих, хотя мне было и правда смешно. Трясущаяся рука с фонариком, прыгающий текст, масоны… Хотя и для рефлексии оставалось место: а что если не подполковник смешон со своими потусторонними подозрениями, а я со своим легкомыслием? Драматургия наказания за самоуверенность так ведь и строится: сначала ты ходишь иронически поплевываешь, а потом лежишь кровью похаркиваешь.

Идем дальше.

На территории имения Белые Овраги был воздвигнут шестиугольный храм. Каждая из граней «соответствовала одной из логем “основного учения”»: Истина, Добро, Красота, Геометрия, Логика и Молчание». Венчался храм не крестом, а статуей Мудрости в полный рост и с толстой каменной книгой в руке. О внутреннем устройстве храма было известно немного, потому что внутрь пускали мало кого. Прозелитизма кувакинская «религия» не предполагала, любопытствующих отсекала, к радениям допускались, как в Вавилоне или Египте, только жрецы или приравненные к ним.

Тайна радений останется тайной навсегда, потому что от храма теперь остался лишь фундамент — шестиугольный, но молчаливый. Описания литургий не осталось. Хотя не исключено ведь, что старое и тайное знание стекло по разрушаемым временем стенам и залегло в корнях храма. И когда-нибудь корни эти воспалятся в десне ближайшего Подмосковья. В разные периоды девятнадцатого и двадцатого веков предпринимались попытки раскопок в районе фундамента, но всякий раз что-нибудь мешало — то крестьянский бунт, то кремлевский приказ.

В материалах намекалось, что и внезапная ярость окрестных крестьян в 1897 году явно была кем-то инспирирована и проплачена очень щедрой водкой неизвестного происхождения; и приказ из «органов» явился не совсем обычным образом. Послушная советская археология в тот, 1928 год, тихо свернула свои палатки и заступы и отбыла. Один, самый неугомонный кандидат наук, попытавшийся навести справки — а почему, собственно, отдан такой приказ и от кого именно он исходил, был резко одернут кем надо. Не «он» даже, а «она»: некая кандидат исторических наук Евгения Ракеева.

Помимо храма Александр Борисович Кувакин построил за «липовой аллеей» двухэтажное здание и назвал его «магистериумом». Там разместилась самая настоящая алхимическая лаборатория, оснащенная, как утверждалось в материалах, по последнему слову тогдашней техники. Сам Брюс бы обзавидовался. Трудились в «лаборантах» два пожилых немца. По тому, как она была расположена, можно было заключить, что хозяин не стремился выставить ее на всеобщее обозрение. Она пряталась не только за строем лип, но и за высокой фигурой барского дома, к тому же имела в тылу глубокий черемуховый овраг (вот откуда название — Белые), так что случайно, во время прогулки по окрестностям, ее не увидеть. Графа легко понять — всякая тайная деятельность в те годы уж совсем не приветствовалась.

Разные и всякие люди наезжали к нему в гости…

Только Калиостро не было. Впрочем, кажется, и не могло быть, по срокам.

История графа кончилась как-то невнятно. Якобы он сам, в порыве непонятного чувства, сжег храм Мудрости, где после пожара на следующий день нашли гуляющего козла. По другим рассказам, просто велел мужикам веревками стащить с крыши статую, а на ее место водрузить козлиную башку, и мужики через некоторое время сами пустили туда желтого петуха.

Как он умер и где похоронен, — не сообщалось.

Через год после того невнятного приказа в 1929 году в имении был основан институт «управляемых биополей».

Я считывал текст с трясущейся в руках страницы, ползая по строчкам пятном света, и у меня крепло ощущение, что информация из двадцатых годов двадцатого века выглядит куда мифологичнее графско-козлиных историй.

Имение для «разворачивания своих особых нужд» просил известный товарищ Барченко (за Барченко мелькнула тень Марченко, хоть крестись!), но потом внезапно убыл на поиски Шамбалы. А вот тут указывается, что просил он его уже после возвращения, чтобы как следует исследовать артефакты, добытые во время высокогорной экспедиции.

Его забрали прямо во время эксперимента. Какого? Над кем?

Знаменитый кровяной деятель Богданов тоже бывал в Белых Оврагах, но чем именно отметился, известно не стало.

Кто курировал наверху немалое это дело? Дорожка расследования уводит к кабинетам самых первых лиц.

Кстати, интересный факт: аспирантка Ракеева (она что, превратилась в аспирантку обратно из кандидата?), стала на время сотрудницей института. Специализировалась не на исторической проблематике, а как химико-физик. Но потом была репрессирована и, кажется, погибла.

Директором в то время был некий Колпакиди. Утверждалось, что это он написал донос на Барченко. Копия доноса не прилагалась.

Колпакиди тоже взяли.

С его арестом связана единственная истерика, устроенная Калининым Сталину. Не исключено, что просто совпадение. А может, и нет. Да и странно: Калинин наезжает на Сталина. Нетипично. Или очень уж задело?

Колпакиди почти удалось совершить побег из внутренней тюрьмы ГПУ. Один из надзирателей сам открыл ему двери камеры — другой межкоридорную переборку. Застрелен во внутреннем дворе. О судьбе надзирателей ничего не говорится. Меткий же стрелок умер под пытками. Чего хотели от него добиться, какой информации?

С этого момента деятельность института намертво засекречивается. Чем он занимался во время войны?

А после?

Какие-то информационные очертания проступают лишь в конце семидесятых. Обычный тусклый «ящик», возня с заурядными полупроводниками. Областной статус. Скромное финансирование. Собрание аутсайдеров от науки.

— Приехали, — сказал сержант, словно ждал, когда я переверну последнюю страницу.

У меня плохой вестибулярный аппарат. Меня укачивает не то что на волне, но и на проселочной дороге. Чтение во время езды тоже тошнотворно. Не знаю, от чего мне было тяжелее — от процесса автомобильного чтения, или от качества «информации». Я отошел к ближайшему столбу и наклонился, тяжко икая.