От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920 - Дмитрий Ненюков

В создании этих двух организаций я принимал лишь косвенное участие, служа посредником между морским ведомством и Ставкой, что мне нетрудно было делать благодаря хорошим отношениям и здесь и там.

Из Одессы я поехал в Николаев, чтобы посмотреть, как идет постройка новых судов. «Императрица Мария» почти окончена по корпусу, и миноносцы тоже подвигаются. Командир порта толковал мне что-то про цеппелины, которые будто летали ночью над городом, но я думаю, что это ему привиделось. Я никогда не был в Николаеве и воспользовался случаем, чтобы посмотреть старый екатерининских времен деревянный дом главного командира, носивший громкое именование дворца. Удивительное впечатление оставляют всегда старые дома. Когда проходишь по этим старым комнатам со старой мебелью и старыми портретами, кажется, что люди, когда-то обитавшие в доме, до сих пор еще здесь, и хочется говорить тише и не нарушать покоя невидимых обитателей.

Из Николаева я проехал прямо в Петербург, чтобы доложить министру о постройках в Николаеве, и тотчас вернулся в Ставку.

В Петербурге в Морском генеральном штабе в это время разрабатывали вопросы о сношениях с внешним миром. После закрытия проливов у нас остались только два пути. Один через Сибирь и Владивосток, но это был путь очень длительный и дорогой, другой через Архангельск, но он был возможен только пять месяцев в году и благодаря узкой колее очень мало провозоспособен. Прежде всего было решено перешить узкую колею на широкую, что потребовало трех месяцев времени, но призрак недостатка снарядов уже стал грозно обнаруживаться в начале зимы, и пришлось думать о постройке железной дороги на Мурман, могущей действовать круглый год. Еще более остро стоял вопрос о винтовках и пулеметах, и морское ведомство решило, чтобы помочь горю, организовать гужевую перевозку на оленях иностранных винтовок с Мурмана в Петрозаводск. На место был послан капитан 1-го ранга Ращановский(?) с большими полномочиями, которые он сам расширил еще больше, и ему удалось наладить это дело местными средствами. До открытия навигации в Архангельск он перевез несколько десятков тысяч винтовок с патронами, за что и заслужил особую благодарность государя императора.

Жизнь в Ставке шла своим чередом. Изредка начали появляться дамы, но всегда на короткий срок и быстро исчезали. Наступала зима с короткими днями и длинными вечерами. Прогуливаться было почти негде, так как кругом был снег. Прочищались только самые необходимые дорожки для сообщения. Одна из дорожек около дома квартирмейстерской части носила название оперативной, так как по ней совершал ежедневную гигиеническую прогулку генерал-квартирмейстер Данилов. Вскоре мы с ним подружились, и я стал составлять ему компанию.

Заботясь, чтобы дать какое-нибудь развлечение личному составу, начальство устроило кинематограф в манеже железнодорожной бригады, и все начали его усиленно посещать. Обыкновенно ставили какую-нибудь кинодраму и затем сцены из боевой жизни или посещение частей высочайшими особами. Надо отдать справедливость, почти все военные фильмы были сняты неумелыми людьми, были скучны и однообразны до тошноты. В особенности это бросалось в глаза, когда мы получали подобные же фильмы из Франции. То же можно сказать и про фильмы с высочайшими особами. Все сводилось к выходу из автомобиля и посадке на автомобиль. Самым большим успехом пользовались американские фильмы с дикими зверями и различными трюками, а также разбойники Фантомас, Черная Рука и тому подобные.

У меня в морском вагоне завелись свои приятели. Наиболее частыми посетителями были состоящий при великом князе для поручений генерал Петрово-Соловово[123] и кавалерийский генерал Новиков,[124] состоящий при Ставке в ожидании места. Его называли командующим морской кавалерией, так как он обучал верховой езде всю молодежь морского управления и предпринимал с ними длинные прогулки в окрестностях. Оба генерала рассказывали нам новости, слышанные за обедом у великого князя, и мы их совместно обсуждали.

Развлекали публику еще и военные агенты,[125] которых в Ставке все прибавлялось и прибавлялось. Вначале были только француз, англичанин и серб, но потом постепенно подъехали бельгиец, черногорец, итальянец, японец, румын, и к каждому из них стали подъезжать помощники, так что в конце концов собралось немало.

Француз маркиз де ла Гиш был очень корректен. Англичанин генерал Уильямс был типичным сыном своей расы; всегда с трубкой в зубах и руками в карманах, он мало говорил, но много ел и еще больше пил и хранил при всех обстоятельствах невозмутимое хладнокровие. Серб полковник Ланткиевич был очень проворный и юркий господин, очень умно устраивал свои дела. Бельгией был добродушный толстяк, очень остроумный и веселый, говоривший необыкновенно скоро и притом густым басом. Полковник Муханов, один из офицеров оперативной части, необычно ловко его представлял и морил всех со смеху. Итальянец полковник Марченго(?) больше всех пришелся ко двору. Он хорошо играл на гитаре и недурно пел шансонетки. Без него не обходилась ни одна выпивка, и его для простоты даже переименовали в полковника Марченко. Японец, генерал Оба, очень умный и толковый генерал, единственный из всех агентов с боевым прошлым. Он был моим приятелем, мы много говорили о Японии, и он меня поражал своими глубокими знаниями по всем отраслям наук.

Все старшие агенты помещались в великокняжеском поезде и столовались у великого князя. Им ежедневно сообщались бюллетени о положении военных действий, и иногда они все вместе или порознь предпринимали поездки на фронт, в сопровождении кого-либо из офицеров Генерального штаба.

Иногда случались и комические эпизоды. Так, однажды генерал де ла Гиш был во Львове арестован патрулем, принявшим его за австрийца. Он вышел погулять по улицам и своей формой возбудил подозрение и, не зная по-русски, ничего не мог объяснить. После этого случая агентам было рекомендовано при поездках надевать русскую форму.