Загадки истории. Византия - Андрей Домановский

Что же касается обоснования миролюбивой политики христианскими идеалами, это было на самом деле лишь оправданием занимаемой империей оборонительной позиции, эта позиция была обусловлена реальной слабостью империи, крайней нехваткой сил и средств для проведения активной наступательной политики хотя бы на одном стратегически важном направлении при необходимости держать оборону на других. Империя крайне редко была инициатором военных действий – обычно она оборонялась: от персов, а затем пришедших им на смену арабов с востока и юга, западноевропейских народов с запада, кочевников и славян с севера.

Военные расходы империи составляли от 50 до 70 % ее годового бюджета. И это во многом сдерживало прогресс в общественном развитии Византии. Перманентные войны и подготовка к ним пожирали людские и материальные ресурсы с неумолимостью Молоха. По сути, постоянно находившаяся в условиях чрезвычайного военного положения страна не могла осуществлять глубокие реформы, грозившие утратой хрупкого социального порядка и равновесия. Главной задачей правительства в этих условиях была поддержка стабильности и консервация уже существующих порядков – как бы не стало хуже, чем есть сейчас.

Военная экономика могла быть выгодной лишь в том случае, если бы расходы на боевые действия компенсировались завоеванными территориями и/или захваченными трофеями, усиленной эксплуатацией покоренного населения новоприобретенных земель в пользу основного населения государства. Однако Византия преимущественно, а со второй четверти ХІ в. окончательно, сосредоточилась на защите своих владений, сжигая в оборонительных войнах далеко не бесконечные ресурсы страны. При этом следует отметить, что даже в лучшие времена, в эпоху, когда империя могла позволить и позволяла себе предпринимать завоевательные походы, она ни разу не выходила за границы древней Римской империи. Наиболее ярок в этом отношении пример Юстиниана I Великого (527–565 гг.), предпринявшего относительно успешную попытку восстановления Pax Romana (римского мира) и превращение Средиземного моря во внутреннее море – mare nostrum (наше море) – Византийской империи. Более поздние и менее масштабные завоевания других императоров также воспринимались как войны справедливые, поскольку их представляли как восстановление попранной справедливости – отвоевание незаконно отторгнутых у империи варварами земель.

В последние полтора столетия существования Византийской империи роль дипломатии по сравнению с военными методами ведения внешней политики возрастала тем сильнее, чем больше слабела Византия. Главной оптимальной задачей того времени стало сохранение статус-кво, а минимальной – сохранение существования самого государства.

В это время были предприняты абсолютно экстраординарные для Византийской империи дипломатические шаги – личные поездки василевсов ко дворам иноземных государей. Император впервые выступал за пределы государства не во главе войска, а возглавляя дипломатическую миссию, организованную с целью поиска помощи против обложивших Византию и захватывающих все новые ромейские владения турок. Впервые такую поездку предпринял Иоанн V Палеолог (1341–1376 и 1379–1391 гг.), который весной 1366 г. вместе с сыновьями Мануилом и Михаилом прибыл ко двору венгерского короля Лайоша (Людовика) І Великого. Как свидетельствует Джованни Конверсини да Равенна, Лайош встретил византийского государя пешим, сойдя с лошади, и с непокрытой головой, почтительно склонившись перед высокомерно восседающим в седле Иоанном V, который не снял перед королем Венгрии головного убора. Впрочем, несмотря на все знаки почтения и уважения по отношению к василевсу, ничего существенного добиться византийское посольство не смогло, поскольку венгры, бывшие католиками, отказались помогать «схизматикам»-православным. На обратном пути василевс и вовсе был захвачен болгарами, и лишь вмешательство герцога Савойского Амадея, дяди Иоанна V по матери, позволило вызволить византийского императора из плена.

Следующая дипломатическая миссия Иоанна V стала для него еще более унизительной. Летом 1369 г. он посетил Рим, где встретился с папой Урбаном V и принял католичество, подписав решение об объединении восточной и западной церквей под властью римского первосвященника. В обмен на это император надеялся получить существенную поддержку Запада в борьбе с турками, но дальше пустых обещаний и выглядевших жалкими подачками несущественных денежных субсидий дело не пошло. А в Венеции василевса и вовсе задержали представители местной власти, требуя от него уплаты долгов и грозя долговой тюрьмой. Его отпустили лишь в октябре 1371 г., когда требуемая сумма была внесена сыном императора деспотом Фессалоники Мануилом и Иоасафом Кантакузином.

Наиболее же известная дипломатическая миссия византийского императора эпохи заката империи – многолетняя (с 1399-го по 1403 г.) поездка Мануила II Палеолога (1391–1425 гг.) по странам Западной Европы. Отбыв из осажденного турками Константинополя на кораблях французского маршала Бусико, василевс побывал в Падуе, Венеции, Милане, Генуе и Флоренции и в начале июня 1400 г. прибыл в Париж. Там византийский самодержец встретился с королем Франции Карлом VI Валуа, получив от него заверения в дружбе и значительную ежегодную денежную ренту в 30 тысяч серебряных монет.

Вдохновленный успехом, в октябре 1400 г. Мануил II отбыл в Лондон, где был радушно принят королем Англии Генрихом IV Ланкастером. Английский хронист XV в. Адам Уска в связи с приездом Мануила II в Англию писал: «Я подумал: как больно, что этот великий и далекий восточный христианский государь, побуждаемый насилием неверных, вынужден был посетить далекие западные острова, прося против них помощи. О Боже! что с тобой, прежняя римская слава? Великие деяния твоей империи теперь разбиты; о тебе справедливо можно будет сказать изречением Иеремии: “Великий между народами князь над областями сделался данником”. Кто когда-либо мог подумать, что ты, который, восседая обычно на престоле величия, управлял всем миром, дойдешь до такого унижения, что не будешь в состоянии оказать никакой помощи христианской вере!»

Однако, несмотря на то, что государь пребывавшей в бедственном положении некогда великой империи вызывал живейший интерес и находил сочувствие, занятые собственными проблемами западные монархи не спешили выслать войска для спасения Византии. Волей случая византийскую столицу спас совсем не христианский Запад, а «железный хромец» Тимур, разбивший осаждавшего Константинополь османского султана Баязида І Молниеносного в битве при Анкире 28 июля 1402 г. Лишь после этого летом 1403 г. Мануил II смог вернуться на родину.

Не менее важной, чем деятельность византийской дипломатии за пределами Византии, была работа дипломатической службы в пределах страны. Огромное внимание уделяли византийцы приему иностранных посольств. Они не жалели средств, чтобы создать у иностранных правителей и их послов, прибывавших в столицу Византии, представление о беспредельном могуществе империи. Этой цели служила демонстрация войск и военной техники, неприступных укреплений Константинополя, пышных величественных храмов столицы, торжественные приемы в роскошных помещениях императорского дворца.

Готский историк VI в. Иордан в книге «О происхождении и деяниях гетов» так описал впечатления остготского короля Атанариха, приглашенного императором Феодосием I Великим (379–395 гг.) в Константинополь, от столицы Византийской империи: «Атанариха, который тогда наследовал Фритигерну, он привлек к себе поднесением ему даров и пригласил его со свойственной ему приветливостью нрава побывать у него в Константинополе. Тот охотно согласился и, войдя в столицу, воскликнул в удивлении: “Ну, вот я и вижу то, о чем часто слыхивал с недоверием!” – разумея под этим славу великого города. И, бросая взоры туда и сюда, он глядел и дивился то местоположению города, то вереницам кораблей, то знаменитым стенам. Когда же он увидел толпы различных народов, подобные пробивающимся со всех сторон волнам, объединенным в общий поток, или выстроившиеся ряды воинов, то он произнес: “Император – это, несомненно, земной бог, и всякий, кто поднимет на него руку, будет сам виноват в пролитии своей же крови”. Был он, таким образом, в превеликом восхищении, а император возвеличил его еще большими почестями».