Клиника одиночества - Мария Воронова

– Кто это – мы? Ты, что ли, нанимал этих мастеров? Договор кто с ними заключал? Проректор? Вот пусть теперь сам мусор и таскает. Ты-то почему должен расплачиваться за чужие ошибки, или, что вернее, покрывать чужие хищения?

– Варя, ты прекрасно понимаешь: если мы сейчас начнем бодаться с проректором, он нам больше никогда не выпишет никаких субсидий. Ежику понятно, что он на всех этих ремонтах имеет будь здоров, но если мы сейчас начнем правду искать – все! Он лучше будет более покладистым кафедрам деньги давать.

– Я по-любому не собираюсь тратить свободное время и здоровье, чтобы покрывать чужие аферы! – отрезала Варя. – И тебе не советую. Может, ты думаешь, что это поможет тебе продвинуться? Зоя увидит, какой ты безотказный, и найдет тебе хорошую должность? Увы, Стасик, если ты много работаешь и выполняешь все указания начальства, оно понимает только одно – что тебя можно нагружать по самые брови и ничего не давать взамен. Зачем тебе премии, повышения, всякие там грамоты, если ты и так великолепно работаешь?

Стас засмеялся. Варя была совершенно права, но почему-то ему не нравилась такая правота. Он бы предпочел, чтобы она, не рассуждая, кто кому должен, отправилась с ним на трудовую вахту.

Окна в старом здании были огромными. Стас горестно посмотрел на груду рам и присел перекурить. Кроме него, никто не отозвался на клич Зои Ивановны. То ли все остальные были такими же принципиальными, как Варя, то ли решили, что без них обойдутся. Жаль, что сейчас лето и нет занятий, подумал он. Так бы после лекции каждый курсант взял бы по половине створки, вот и все.

Ощущая себя муравьем, которого собратья оставили наедине с трупом жука-навозника, Стас осторожно потянул верхнюю раму за угол. Может быть, разобрать, вынуть стекла, разломать переплеты и выносить по щепочке?

Он подколупнул ногтем оконную замазку. Тверже гранита.

– Салют! – на пороге возник Иван, облаченный в драные джинсы и остросексуальную майку-тельняшку. – Ты один? А где Зоя Ивановна?

– В морге.

– А, на складе готовой продукции! – ухмыльнулся Ваня. – Скоро придет? Только не говори мне дежурную шуточку, что оттуда не возвращаются.

– Откуда я знаю? Она на вскрытии. Наших патологоанатомов если не проконтролировать, они понапишут... Или несовпадение диагноза, или операционный дефект найдут какой-нибудь.

– Козлы! – согласился Ваня с чувством. – Такая тяга к нездоровым сенсациям, я поражаюсь просто!

– А тебе-то они чем насолили? Ты душевные болезни изучаешь, а душа, как известно, в момент смерти покидает тело, и на вскрытии ее не видно.

Ваня пробормотал, что эти гады всегда найдут, к чему прикопаться. Стас вспомнил, что в прошлом году у Анциферова были действительно серьезные трения с патологоанатомической службой. Он лечил наркомана, не приняв во внимание, что у того обострились все его гепатиты. В процессе лечения наркоману удалось получить от друзей очередную дозу зелья, он укололся и умер от передозировки. По версии же прозекторов, смерть наступила из-за неграмотных Ваниных назначений, мол, препараты токсично воздействовали на печень. Скорее всего это заключение было написано по просьбе администрации, которой не хотелось афишировать бессилие охраны, мимо которой можно пронести наркотики. В результате Ване пришлось писать целые тома объяснительных.

– Ничего, – утешил Стас. – Знаешь старую французскую поговорку «Архитектор маскирует свои ошибки фасадом, повар – соусом, врач – землей»? Вот они и бдят, стервятники.

– Так Зоя Ивановна когда освободится?

– Ваня, я не в курсе. Да и что ей тут делать? Рамы же она таскать не будет.

– Это верно. Ее сил и на форточку не хватит.

Они взяли створку за углы и подняли. Даже для двоих она была слишком тяжелой. Пытаясь развернуться на лестничной площадке, Стас начал понимать мастеров, а, подходя к помойке, решил, что запрошенная теми сумма была весьма скромной.

– Аккуратно, стекло не разбей! – командовал Иван. – Мы не успеем вернуться, как эту раму утащат на парник пенсионеры.

– Может, пусть прямо из учебной комнаты тащат?

– Ладно, не ной! Три ходки всего осталось.

Вернувшись, они застали в учебной комнате Зою Ивановну и... Стас даже покачнулся от удивления, потому что вместе с начальницей кресты из пластыря на стекла наклеивала Люба.

Женщины были одеты одинаково – в футболки и черные блестящие леггинсы, модные в годы Стасова детства. На головах у них красовались шапочки, сложенные из газет.

Стас поздоровался, заметив, что Люба тоже смутилась.

Зато Зоя Ивановна, похожая в своей газетной треуголке на Наполеона, была полна энергии.

– Перекурите пока, мужики! Сейчас стекла залепим, и понесете. Техника безопасности, а то возись потом с вами, раны зашивай! – Зоя стала рассказывать случаи из собственной практики, когда люди, пренебрегшие мерами безопасности при работе со стеклом, оставались без руки, без глаза или вовсе отдавали Богу душу.

– Не пугайте, Зоя Иванна! Что может случиться, если нам помогают Любовь и Жизнь? Ведь Зоя по-гречески «жизнь», если не ошибаюсь? – шутил Ваня, бросая на Зою жаркие взгляды.

Стас тоже решил, что чертовы рамы никуда не убегут, и подошел к Любе.

– Похоже на фильмы про блокаду, – сказал он, показывая на крест. – Мне даже как-то не по себе. Нельзя ли клеить как-нибудь иначе?

– Можно, только будет ли держать?

Люба улыбнулась, а Стас был слишком взволнован, чтобы так же безмятежно улыбаться в ответ.

Пока они носили рамы на помойку, женщины убрали комнату.

Стас очень устал, но это была приятная усталость.

Он остановился в дверях и наблюдал, как Люба, смеясь, ерошит свои короткие волосы, вытряхивая из них пыль.

– Нужно скорее переодеться! – говорила она, но не торопилась уходить.

В дальнем углу учебной комнаты Ваня с Зоей Ивановной делали вид, что развешивают по местам учебные таблицы. Начальница стояла на табуретке, а Иван замедленно, словно во сне, подавал ей пожелтевшие от старости листы ватмана. «Наверное, им не нужна моя помощь», – усмехнулся Стас.

– Я так рад, что вы приехали...

Люба потупилась.

– Решила помочь лучшей подруге, – сказала она поспешно. – А то я работаю дома, сижу целыми днями одна... Иногда хочется почувствовать себя частью коллектива.

– Я вас вспоминал.

– Правда?

Стас кивнул. Он был потным и грязным, из-за этого ухаживать было неловко. К тому же в рамах было полно стекловаты, и теперь ее волокна, застрявшие в одежде, нещадно его кололи.

– Пойдемте в реанимацию?

– Боже мой, зачем? – Она засмеялась, сняла очки и энергично протерла их подолом футболки. – Я еще не созрела для реанимационных мероприятий.