Эдик. Путешествие в мир детского писателя Эдуарда Успенского - Ханну Мякеля

Позднее я услышал еще подробнее о том, каким трудным путем пришел Толя на службу к Успенскому. Он распутывал дела мафии и был вознагражден тем, что его избили до полусмерти, пытались разбить голову. Каким-то образом в больнице все-таки удалось сохранить ему жизнь и поставить Толю на ноги. Желания жить в нем хватало. Однако прежняя работа уже была невозможна, но была эта, новая. В Советском Союзе тоже нужны были специалисты, знающие тонкости законодательства, даже при защите прав детского писателя, как бы странно для меня это вдруг ни прозвучало.

Эту историю я еще не знал. Когда я послушал Толю, то вынужден был отвести Успенского в сторонку. Мол, правда, что этот его новый секретарь работал в КГБ, как говорит?

— Да, — сразу сказал Успенский.

— И ты не боишься? — спросил я.

— Чего? — удивился Успенский.

— Что он донесет на тебя в полицию, расскажет о твоих мыслях, — настаивал я.

— Нет, — сразу уверил Успенский слегка удивленно. — А даже если и донесет. Что с того. Чего мне бояться?

Страх — неужели он все-таки был только во мне, боязливом иностранце? Во мне, который начал заботиться об Успенском, как отец о сыне, особенно в Финляндии. И это продолжалось, вплоть до распада Советского Союза. Уж я-то, казалось мне, по-видимому, знаю, что для него будет лучше даже в его собственной стране… С публикацией могут возникнуть трудности, все такое.

— А если ты не сможешь больше поставлять свои книги на рынок, если этот секретарь все равно предаст тебя?.. — сказал я, неся в себе весь трагический опыт, который дало чтение многих книг, опубликованных за границей и посвященных Советскому Союзу. Но и это не возымело эффекта, по крайней мере, ожидаемого мной.

— Мои братья меня прокормят, — сказал Успенский как будто о какой-то мелочи мимоходом.

— Ты уверен? — оторопел я.

— Конечно, — только и ответил он, не придав этому значения.

Ибо дело, касающееся Толи, было ясное. И когда мы разговаривали, стоящий в другом конце комнаты маленький человек улыбался, хотя и не мог слышать наших слов. Но он их угадал, Толя знал, что мы говорим именно о нем. Таким был Толя. И это было только начало. Теперь я могу сказать, что более надежного, чем он, человека в мире найти трудно.

1

Ребенок не выбирает родину, семью, язык. Они достаются ему от родителей, а затем в зависимости от обстоятельств, в которых те оказываются. Город, где родился Эдуард Успенский, называется Егорьевск. Маленький городок в окрестностях Москвы. Раньше город жил торговлей хлебом и скотом, но в Советском Союзе для такой деятельности, которую в государстве называли «эксплуатацией», просто-напросто не было возможностей. Так в этих краях основали текстильную промышленность, которая все еще существует. Благосостояние и обеспеченность исчезают нынче, и люди уходят с окраин повсюду и стремятся перебраться в самые крупные центры. В России — особенно туда, где всего, в частности людей, уже и так слишком много. Всех манит, словно чеховских трех сестер: «В Москву, в Москву».

На протяжении десятилетий я будто невзначай все больше получаю сведений о жизни Эдуарда. Его путь в писатели не был обычным, а уж тем более легким, но, в конце концов, у какого писателя он таким был? Отсюда, из Егорьевска, путь начался: Эдуард Николаевич Успенский родился 22 декабря 1937 года.

Это начало всего: Эдуард появился на свет за два дня до того, как мог бы стать рождественским подарком. Правда, только в Финляндии, ибо Рождество в Советском Союзе не отмечали. Тем не менее, мысль об Успенском как о своего рода почти рождественском подарке засела у меня в голове, и я вовсе не хочу от нее отказываться.

Дело в том, что для этой подарочной темы есть причина, к которой я еще вернусь.

О своем родном городе Эдуард не помнит ничего. Он знает только о существовании города и может сравнить его с другими известными ему подобными городами, такими как Руза, поблизости от которой он долгое время жил. Значит, место рождения Эдуарда — город, в котором и смотреть не на что? У самого Эдуарда совсем не осталось представлений о городе. Объяснение этому очень простое: семья переехала в Москву на следующий год после рождения Эдуарда.

Мать, Наталия Алексеевна Успенская, родилась в 1906 году. Эдуард был ее вторым сыном после Игоря; третий, Юрий, появился на свет в Москве. С Игорем я встретился однажды в Финляндии. Он работал в посольстве по торговой части, но знакомство возобновлять уже не захотел: чиновникам было запрещено общаться с финнами. Позднее Игорь заболел раком легких, и сейчас его уже нет на свете.

Мать получила инженерное образование и работала, главным образом, на различных ткацких фабриках, предприятиях, выпускавших ткани. А отец Успенского Николай Михайлович Успенский родился в 1903 году и закончил строительный институт. Однако эта профессия строителя привела его к конструкциям другого рода. Отец получил в 1938 году квартиру в Москве, так как пошел по партийным путям; новая работа в Центральном комитете гарантировала хорошую и обеспеченную жизнь, хотя и шло время сталинских репрессий. Мать тоже подыскала в Москве соответствующее своему образованию рабочее место. Не многие остаются чахнуть в окрестной провинции, если только попадают в Москву и получают там прописку и квартиру. Ни тогда, ни, собственно, даже теперь, хотя, с другой стороны, крепости богачей сегодня как раз и строятся подальше от города. Однако транспортные пробки и этой форме расселения не благоприятствуют.

Эдуард не хотел вспоминать детство и не очень был в курсе истории жизни своей матери. Та, однако, сама в 1946 году написала два листка под названием «Автобиография»; листки попали мне в руки, и эти обстоятельства явствуют из них. Это единственное наследство матери сохранил брат Эдуарда Юрий. Поскольку мы уже живем в нынешнем времени, брат отсканировал эту крошечную биографию для Эдуарда, который отправил ее мне приложением к письму по электронной почте. Трудно представить такое лет двадцать назад: нет задержек, цензуры, железного занавеса — ничего. Обменяться информацией и даже получить фотографии можно за несколько летящих мгновений хоть с края света.

Биография представляла собой по сути дела куррикулюм — краткую биографическую справку, перечисленные один за другим факты жизни одного человека. Ничего более персонального в ней не содержится, но момент переселения семьи в Москву из нее явствует. Читать почерк матери было не самым легким делом. Но с помощью увеличительного стекла, силы воли и дополнительных вопросов я в нем все-таки разобрался.

Русский язык своеобразен. Если его ненадолго забросить, приходится опять некоторое время привыкать даже к буквам, а затем как бы проникать внутрь языка. Хотя язык всегда является неким барьером в наших отношениях, постигать жизнь Эдуарда тем не менее легче, чем в большинстве моих исследований. В первый раз я пишу о живущем писателе, моем современнике. Так что я постоянно могу спрашивать обо всем не только у друзей и знакомых Эдуарда, но и у него самого. Эдуард отвечает, когда может, и вспоминает, когда вспоминает — когда хочет вспомнить. А если не вспоминает, старается выяснить. И если не он, так Толя вспоминает и пишет затем, как, собственно, обстояли дела.