Тайна багрового камня - Наталья Николаевна Александрова

турникет провернулся, и я оказалась внутри бизнес-центра.

Оказавшись по ту сторону турникета, я осмелела и бросила охраннику:

— Вообще-то к посетителям полагается обращаться на «вы»! — И тут же направилась к лифтам, не дожидаясь ответа, потому что не ждала ничего услышать, кроме хамства.

Возле лифтов толклась небольшая толпа посетителей: три офисных девицы, похожие друг на дружку — только одна блондинка, а две брюнетки, солидный мужчина с портфелем в ворсистом пальто и крупная женщина с замечательным бюстом, в которой я безошибочно опознала бухгалтера.

Я вошла в первую подошедшую кабину, встала в уголочке, чтобы не бросаться в глаза (что было непросто при моей новой внешности).

Лифт пополз вверх.

На третьем этаже вышли бухгалтерша и две девицы, и я тоже выскользнула в последний момент, когда двери уже начали закрываться.

Я оказалась в длинном коридоре, куда выходило множество дверей.

Неподалеку от лифта очень старый человек, похожий на задумчивую черепаху, которой исполнилось уже лет двести, неторопливо возил по полу шваброй. Я скользнула по нему взглядом и пошла по коридору, искоса поглядывая на встречных. Бухгалтерша свернула в дверь, на которой было написано «Бухгалтерия» (как я и думала), девицы бойко стучали каблуками, удаляясь по коридору.

Все встречные люди были мне незнакомы (а я чего ждала?), они спешили по своим неотложным делам — кто с папкой в руках, кто с портфелем, кто с ноутбуком. Теперь, оказавшись здесь, я сообразила, что понятия не имею, что мне делать. Куда идти, чтобы хоть что-то узнать? Может, зря я все это затеяла?

И вдруг… вдруг мне стало тяжело дышать.

По коридору навстречу мне шел плотный широкоплечий человек с удивительно светлыми волосами. На его бледном, нездоровом лице выделялись выпуклые водянистые глаза, похожие на глаза огромной хищной рыбы — скорее всего, акулы.

Это был тот самый человек, который пришел в нашу фирму, чтобы сделать нам то самое предложение, от которого мой муж не сумел отказаться. Это он передал мужу кейс с деньгами, а потом Иванцов сказал, что в кейсе ничего не было. Это он натравил на нас своих бандитов, это из-за него Элка лежит сейчас в больнице.

Я судорожно сглотнула, опустила глаза.

Сердце билось где-то в горле, во рту пересохло.

Я напоминала себе, что изменила внешность так, что сама себя не узнала в зеркале, но это меня ничуть не успокаивало. Я думала только об одном — о том, что сама — своими ногами! — пришла в логово зверя и теперь мне конец…

Этого страшного человека не обманешь моими женскими хитростями. Он разглядит и узнает меня сквозь любой грим…

До встречи с рыбоглазым монстром оставалось всего несколько шагов.

И тут кто-то очень сильный схватил меня за руку и потянул в сторону.

Я чуть не заорала от ужаса и неожиданности, но тот же ужас сковал мою гортань, и я онемела…

Как выяснилось, к счастью.

Меня втащили в какую-то крошечную комнатенку, скорее — кладовку или чулан. Там было почти темно, но я с трудом разглядела своего похитителя…

Это был тот самый уборщик, похожий на древнюю черепаху.

Оказавшись рядом с ним, я переменила свое мнение. Он и правда был похож на черепаху, но этой черепахе было не двести, а самое малое триста лет от роду.

И этот древний старец держал меня за руку с такой силой, что на руке наверняка останутся синяки!

— Вы с ума сошли? — прошипела я едва слышно, но очень зло. — Вы маньяк?

Обращаться к маньяку на «вы» как-то странно, но в его случае возраст диктовал определенные правила.

А он не стал оправдываться или объясняться. Он уставился на меня из-под морщинистых черепашьих век странным пристальным взглядом и проговорил глуховатым голосом:

— Лиза… вот ты какая стала…

Я разинула рот от удивления.

Кто он такой? Откуда он знает мое имя? И наконец, как он меня узнал, если я изменила свою внешность до неузнаваемости? Я сама-то себя не узнала в зеркале! Собственная собака долго выла от ужаса, увидев меня во всей красе!

— Ты меня, конечно, не помнишь… — прохрипел он раздумчиво. — Ты тогда была совсем маленькая. Я был… другом твоей бабушки, Юлии Андреевны. Удивительная была женщина!

Я внимательно присмотрелась к старику.

В том, что он говорил, был смысл.

Мою бабушку и правда звали Юлия… я звала ее баба Юля, или короче — Бабюля. И да — отчество у нее было Андреевна. Это я, конечно, узнала много позже.

И еще я смутно помнила, что рядом с ней иногда появлялся какой-то мужчина. Он уже тогда казался мне старым, хотя с тем, каким стал сейчас, не сравнить…

— Лиза-Лиза, Лизавета, вот тебе, Лизок, конфета… — пропел он хриплым старческим голосом.

И я снова вспомнила… вспомнила, как он качал меня на колене и напевал эту песенку… сто лет назад, в другой жизни.

В общем, этот динозавр, похоже, не врет — он и правда знал меня в детстве.

В моей памяти даже всплыло его имя — дядя Юля… Конечно, на самом деле его звали дядя Юра, но я тогда не выговаривала букву Р и вместо нее говорила Л.

Тем более что это очень хорошо сочеталось с бабушкиным именем.

Баба Юля и дядя Юля…

Но тут же возникает другой вопрос, и очень серьезный.

Даже если он знал меня в детстве — как он узнал меня сейчас, через столько лет? Да тем более сегодня, когда я сама себя не узнаю, не нашла себя в зеркале?

Видимо, этот вопрос проступил у меня на лице или он был настолько очевиден, что сразу приходил на ум. Но только старик хитро улыбнулся и проговорил:

— Думаешь, как я тебя узнал, при таком-то гриме? Понимаешь ли, любители всегда прокалываются на мелочах. Вот ты волосы перекрасила, брови, ресницы… а волоски на руках остались рыжие, они тебя сразу выдают!

Я испуганно взглянула на руку…

И правда, тут и там виднелись предательские рыжие волоски.

Но все равно непонятно… Допустим, он догадался, что я — рыжая, только перекрасилась. Но как он узнал, что я — это я? Лизавета, которую он нянчил в детстве? И не видел… ну, не тридцать лет, но двадцать пять — это точно. Хотя нет, потом он приходил на похороны бабушки, но это тоже было очень давно, мне было лет десять, что ли…

И снова он прочитал мой невысказанный вопрос и тут же ответил на него — серьезным, взволнованным голосом:

— Серьги. Сережки, что на тебе, — они бабушкины.

И я