Экстремальные отношения - Джосс Вуд

– Божественное предложение. – Кейл подтянул к себе сумку.

Мэдди надела теплую кофту и легла на песок, подперев голову ладонью.

– Делаешь успехи.

– Все из рук вон плохо. Падал, как пьяный.

– Ты совершаешь обычные ошибки, уходишь на фут в воду. Все надо делать без колебаний. В противном случае волна подбросит и повалит. Так и получалось. Много раз.

– К твоему удовольствию, да?

Мэдди улыбнулась, лукаво и чарующе одновременно.

– Ужасно нравится, как у тебя на носу висит капля, а сам ты похож на мокрого швейцарского дога.

К его досаде, подобное описание вполне соответствовало действительности. Кейл попытался бросить на нее грозный взгляд. Однако она улыбнулась еще шире, и все его потуги выглядеть боевито оказались тщетными.

– Ты себя не жалеешь.

– Стараюсь смотреть правде в глаза.

– Думаю, дело не только в этом. Я много думала о тебе и пришла к выводу, что ты…

– …очень хорош в постели? – саркастически заметил Кейл, стремясь переменить тему разговора.

Мэдди толкнула его в плечо:

– И пришла к выводу, что ты слишком строг к себе. Почему?

– Я обычный парень.

– Нормальный парень, который хочет держать под контролем все во Вселенной.

– Только в моей вселенной.

– Слышала, слышала. Думаю, ты так жестко себя контролируешь потому, что Оливер вел себя совсем наоборот.

Кейл внутренне содрогнулся и внимательно посмотрел на нее. Откуда она это узнала? Или догадалась?

– Почему? С какой стати?

Мэдди рисовала пальцем на песке.

– Помню случай на озере. Мы с тобой тогда едва были знакомы. Отдыхали там, ты взял напрокат катер и целый день переживал, что Оливер его утопит. Когда терпение иссякло, ты стал убеждать друзей не садиться с ним в катер. Потом с ужасом смотрел, как он гоняет по озеру. Катастрофа могла грянуть в любую минуту. По твоему взгляду я поняла, что таких дней в твоей жизни было немало. Тебя охватили страх и отчаяние. И злость.

Он помнил тот день, помнил чувство ответственности за Оливера, за друзей, которые подвергались опасности. Свое отчаяние от усталости, постоянного напряжения.

– Я не злился на него.

– Ты, так или иначе, злился на Оливера всю жизнь.

– Ничего подобного! Ты не понимаешь, через что я прошел с братом.

– Ты прав. Не понимаю. Ну, так расскажи мне.

Как ей все объяснить, чтобы не показаться пристрастным? Оливер с рождения был другим, не знал удержу ни в чем. Плохо спал, все время что-то требовал, доводил близких до изнеможения. Научился читать в четыре года, писать в пять. Золотая голова! Но отличался необыкновенным упрямством и самолюбием. И, боже, диким нравом. Его надо было видеть, слышать, осязать. Он не умел вовремя остановиться, не обладал чувством ответственности, ни в чем себе не отказывал. Кейл всю жизнь ограждал его от неприятностей. Брат слушал только его и только ему позволял втискивать себя хоть в какие-то рамки. Его приходилось то и дело в чем-то убеждать, подкупать, давить физически. Чтобы защитить, прежде всего, от него же самого. Приходилось быть сильным и жестким.

Оливер едва не угодил за решетку по обвинению в бандитском нападении. Вызволить его из беды стоило Кейлу немалых сил и средств. Потом начались наркотики и азартные игры. Он то и дело ввязывался в драки и всегда ждал, что ему придут на помощь, если вляпается в неприятности.

– Такой уж он был. Отчаянный. Приходилось за ним присматривать.

– Ну и пусть бы разбил себе голову. Зачем ты ему мешал?

– Ты не понимаешь. Он только меня и слушал. Хотя бы иногда.

– Это ты не понимаешь. Оливер сам мог бы вести себя по-другому. За свои действия отвечал бы он, а не ты.

– Что?

– Он был уже не маленький, а ты не давал ему по-настоящему повзрослеть, все время выручал из беды.

Кейл уставился в небо. Прикрыл рукой глаза. Боже! Неужели она права?

– Ты не любишь, когда о твоем брате отзываются критически, но давай по-честному. Он был самовлюбленным, ранимым, смазливым сопляком. Обманывал женщин, профукал все свои таланты, а ответственности – как у пятилетнего ребенка.

Она говорила прямо, но по-доброму. Кейл почувствовал странное облегчение, когда она озвучила его подспудные мысли.

– Он манипулировал тобой всю жизнь. Ты с ним нянчился, и зачем ему было принимать на себя какие-то обязанности? Ты платил за него по счетам, в прямом и переносном смысле, и до сих пор несешь свой крест. Не пора ли что-то в себе поменять?

– Мэд.

Она приблизилась для поцелуя, чувственного и нежного. Ее губы успокаивали и расслабляли, создавали уют и снимали тревогу. Ее поцелуй освобождал, пусть ненадолго, от строгости к самому себе, позволял просто погоревать о брате, почувствовать себя слабым, беззащитным и несчастным. И вселял уверенность, что в трудную минуту она готова прийти на помощь.

Ее губы стали настойчивее, его печаль и тоска рассеялись от ее горячего рта, прильнувшего к нему тела, сцепленных с его пальцами пальцев. «Вот в чем смысл жизни, – подумалось ему. – В этой женщине, в этих минутах, этом пляже и закате солнца».

– Хватит черных мыслей. Хочу в постельку.

– Значит, тебе лучше отодвинуться от меня, мы встанем и пойдем ко мне домой.

Мэдди бросила взгляд в сторону дома, потом снова на Кейла:

– А здесь мы этим заняться не можем?

Под впечатлением поцелуев он сначала едва не принял ее шутливое, игривое предложение. Но вскоре всегдашний здравый смысл взял верх.

– Слишком холодно, и много народа. Нас могут арестовать.

Мэдди укусила его за ухо и неохотно откатилась.

– Ладно, я устала. Ты только посмотри на эти волны! Пять, шесть футов. Откуда они набегают? Такой красивый прибой.

Она увильнула от объятий, скинула толстовку и взяла верхнюю часть гидрокостюма. Подняла доску для серфинга и зашагала к морю.

– Может быть, позже. Если тебе сильно, сильно повезет.

Кейл протянул к ней руки. Оставалось лишь напоследок улыбнуться в ответ на ее ехидную усмешку. У кромки прибоя она повернулась и, ступая пятками вперед, вошла в воду.

– Предупреждаю: если не доведешь меня до экстаза, останешься вне игры.

– Я всегда готов принять вызов.

До берега долетел смех Мэдди. У него портилось настроение, и вскоре охватили хорошо знакомые, но давно не ощущавшиеся чувство вины и отчаяние. Он не мог опровергнуть ее высказывания, да и ничего бы это не изменило. Оливер их покинул. Не надо было им вообще ничего обсуждать. Оливер был для него дороже всех на свете, без брата не стало ни веселее, ни легче жить. Оливер не мог измениться, не хватало характера сказать себе «нет». Если бы они не пустились в плавание на лодке и он остался в больнице, наверняка бы еще пожил. Было бы больше времени, чтобы найти донора костного мозга.