На острие иглы - Илья Стальнов

Наконец из дверей, покачиваясь, вышли беспалый и толстяк. Они огляделись и, нетвердо ступая, направились в сторону чахлого леса, прилично прореженного местными жителями, но постепенно густеющего.

Скрыться там им не удалось. Я следовал за ними по пятам. Годы странствий научили меня в случае необходимости быть легким, быстрым и невидимым, как ветер. Они не заметили меня еще и потому, что чувства их были притуплены съеденным и выпитым.

Пройдя метров сто, они уселись на корягу. Толстый, отдуваясь, посетовал:

– Жалко упустили того немца.

– Да вот потеха была бы. Да и поживиться с него неплохо можно было бы. Один плащ чего стоит!

Я решил не оттягивать момента и, как в театре, вышел из-за дерева, воскликнув:

– Вот он я! Если сможете – поживитесь…

Беспалый вскочил, но тут же получил сильный удар рукояткой пистоля по голове и упал в беспамятстве. Ствол уперся в брюхо толстого.

– Мой пистоль пробьет насквозь даже такой слой сала, – многообещающе ухмыльнулся я.

– Пощади! У меня ничего нет! – округлив глаза, воскликнул толстый.

– Мне ничего от тебя и не нужно, гнусная твоя душонка. Кто такой Василий и где его найти?

– Он скоморох и лицедей. Ходит с медведем по городам. Сейчас он у Сеньки Оглобли обитает. Не убивай, господин! – по-детски всхлипнул толстый.

– Не убью, коль правду сказал.

– Истинную правду, вот тебе крест!

Выведав, где живет этот самый Сенька Оглобля, я на всякий случай, чтобы обезопасить себя хотя бы на время, стукнул по затылку и толстого… Бить пришлось два раза, поскольку после первого удара толстый рухнул на колени, но сознания не потерял, а только испуганно взвизгнул, как кабанчик, которого не смогли запороть с первого раза.

… Сенька Оглобля жил вовсе не в бедняцкой хате, а в новой богатой избе с забором и резными воротами. Я остановился поодаль, размышляя, как бы приступить к делу. Пойти туда и потребовать Василия сразу? Но этим можно было только все испортить, спугнуть скомороха, нарваться на скандал. Да и кроме того, если Оглобля такой же разбойник, то все может кончиться для меня плохо. Можно попытаться дождаться Василия здесь, на крайний случай – заглянуть тайно в окно.

Мои размышления были прерваны внезапно. Из дома вышел сгорбленный Василий, одетый сегодня, однако, прилично – не подстать тому, каким видел я его в прошлый раз. И был он не один. Подобострастно согнувшись, он следовал за человеком в парике, одетым в щегольской европейский костюм. Что-то в фигуре этого человека показалось мне знакомым. Я присмотрелся пристальнее…

О, святые угодники! У меня окончательно открылись глаза. Спутником скомороха был не кто иной, как лекарь Винер…

* * *

– Мне очень тяжело, Ханс! С каждым днем все новые и новые проблемы. И испытания мои растут неотвратимо. Мне нужно бежать из этого города. Удерживает меня здесь только чувство ответственности и обязательства в отношении моего покровителя герра Кундората, который уже в пути и скоро должен прибыть сюда…

Так уж получилось, что Кессель невольно принял на себя обязанность выслушивать мои сетования на жизнь и успокаивать меня. Не будь его, я погрузился бы в черную пучину отчаяния.

– Вы еще окончательно не выздоровели. Это и сказывается на вашем настроении.

– Поверьте, я здоров. Я же сам лекарь.

– Лекари, видя болезни других, часто не замечают их у себя. Обратитесь к кому-нибудь. Например, к Винеру.

При упоминания этого имени, я вздрогнул.

– К Винеру? Если б вы только знали!

– Я знаю одно: он может вам помочь.

– А я знаю другое – он хочет меня погубить! – неожиданно для себя выпалил я.

– Не понимаю вас…

В двух словах я рассказал ему почти все, умолчав только о колдовстве, Жезле и некоторых других подробностях.

– М-да, – покачал головой Кессель. – История не из обычных. Хотя нельзя сказать наверняка, что это именно Винер стрелял в вас ночью у монастыря. Все ваши аргументы сводятся к личной неприязни и тому, что вы видели его в обществе скомороха.

– Уверяю вас! Он хочет меня изничтожить и был бы счастлив развеять мой прах по ветру. Я не так глуп, чтобы не замечать этого.

– Вероятно. Но что тут можно предпринять? Обратиться к местным властям по такому поводу – значит, навлечь на себя сомнения с их стороны в вашем душевном здравии.

– Да, вы правы… Придется самому постоять за себя! Что-то в моем голосе не понравилось Кесселю. Он внимательно и обеспокоено посмотрел на меня

– Только не наделайте глупостей, Фриц Не совершайте в порыве чувств поступков, о которых будете потом жалеть. И помните, что здесь судебная расправа вершится строго и незамедлительно.

– Мне не страшна судебная расправа. Этот суд надо мной не властен.

– Осторожно, Эрлих! С такими настроениями недолго наломать дров. Я просто не готов дать вам сейчас дельный совет. Но попытаюсь что-нибудь придумать… А вообще, что вам может наверняка помочь – это бутылка старого вина…

Отказать Кесселю я не мог, хоть пить мне и не хотелось. Осушил кубок вина, но легче от него мне не стало.

Сосед скоро ушел, и я вновь остался наедине с собой. Со своими тяжелыми мыслями.

Мне не ужиться с Винером в этом городе, как невозможно было ужиться с Боровом Геншелем, жаждавшим моей погибели. И я в глубине души осознавал, что даже бегство отсюда мне уже не поможет. Винер из тех людей, которые способны, как проклятие, следовать за мной всю жизнь. Значит, я вынужден в который раз использовать Силу.

Сила! Сила!

– Сила! – громко произнес я, ощущая, как меня одолевает слабая истома.

Я вздохнул резко… Задержал дыхание! Выдохнул воздух из легких! Голова шла ходуном…

Сила приходила ко мне сама Она захватывала меня, и я точно не знал, когда она овладеет мной И тогда я переставал принадлежать себе,

Как и раньше, я ощущал ее прилив, притом такой мощи, которой раньше не чувствовал. Будто волны тепла, перемешанные с ледяными нитями, пронизывали мое ставшее легким и неощутимым тело. Я как бы попал в мощный поток и составлял теперь с ним единое целое. Страшна судьба того, кто окажется на моем пути!

И вот уже очерчен круг, зажжены свечи, и…

– Я призываю тебя, дух Солнца, прийти к этому кругу именем Вельзевула, Ваала и Лилит!…

Налетел штормовой ветер, закружил серебряный смерч, в котором мелькали мертвенно-бледные лица. В них читались скорбь и ненависть. Вспыхивали и гасли звезды, втягиваясь в головокружительный водоворот. Вставали и разрушались тени древних городов. И я несся в этом вихре во вселенские пределы. Не было этой стихии удержу. Но чары мои действовали, и ничто не могло преодолеть предел круга.