Метро 2033. Летящий вдаль - Виктор Лебедев

– Ничего, в прошлый раз отбили, и сейчас справимся, – вступает в разговор третий охранник, внешне ничем не примечательный мужик с серым лицом и серыми глазами. Его пепельные волосы не дают простора воображению, а лишь дополняют серый образ. На его лице просто не за что зацепиться, взгляд скользит, ни на чем не задерживаясь – самый обычный нос, самый обычный разрез глаз, никаких особых отличительных черт. Отвернешься от него и сразу забудешь, как он выглядит.

Я уже слышал истории про степных – беспощадных, жестоких кочевников степи. Похоже, никто в городе не знает их истинных мотивов: нападают ли они просто ради наживы, или война уже глубоко проникла им под кожу вместе с пылью, всосалась с кровью, выжгла пороховой гарью все чувства, кроме желания нападать и убивать. Степные – прекрасные вояки: бесстрашные, наглые. Иметь таких в союзниках хотел бы каждый. Но союзники им не нужны. Никто не знает, где они точно обитают, возможно, ведут кочевой образ жизни, время от времени снимаясь с одного насиженного места и перебираясь на другое. Четкой организации у них, скорее всего, нет – подчинить такие орды мало кому под силу. Просто ими движет общая идея, вот и все. Ну и есть, насколько я успел понять, номинальный хан, который от лица степных иногда соизволяет вести переговоры – чаще для обмена тех немногих пленных, которых захватили, на предметы первой необходимости. Но обычно эти предметы первой необходимости степные предпочитают получать напрямую, без посредников, устилая путь трупами тех, кто не согласен с ними расставаться.

Тем временем мы подходим к третьему корпусу завода. Он намного меньше первого и, насколько я помню со слов Рудика, также под контролем общины.

– А тут у вас что? – как можно небрежнее спрашиваю я.

Рудик, молчавший до этого почти минуту, показавшуюся ему, наверное, вечностью, тут же выпаливает:

– Сейчас здесь цех по изготовлению оружия, а совсем недавно даже самодельные авиабомбы стали делать… – и тут же получает пинок под зад от Меченого. Мистер Серость тоже мечет в товарища исполненный злобы взгляд. На какое-то время лицо с проскочившей на нем эмоцией даже оживает, но ненадолго – через пару мгновений оно снова растворяется без остатка в будничной серости.

Так-так, думаю я, очень надеясь, что никак не выдал своего интереса, когда узнал об этой новости. Значит, помимо переброски диверсионных групп на дирижабле, Степаненко задумал еще и навести страху с воздуха, побомбить соседей, чтобы их полностью деморализовать. А затем диверсионные группы довершат начатое. Кроме того, под прикрытием бомбардировки они наверняка смогут подобраться незаметно почти вплотную. В свете паники, которая неминуемо наступит после первых ударов с воздуха, хорошо обученные диверсанты без труда расправятся со старогородцами, а там, скорее всего, и очередь казаков в Красном Яру наступит. Все-таки гнида этот Степаненко. Ведь тут дело не только в мести и ресурсах. Он хочет власти.

Меченый смотрит на меня внимательно, изучает мою реакцию. Я напускаю на себя безразличие, мол, делайте, что хотите, мне вообще все равно. Выручает Рудик – он уже болтает о другом, и это отвлекает Меченого и Мистера Серость. Внимание их снова возвращается к осмотру периметра, они перекидываются парой слов с наблюдателями с вышки и идут дальше. Я плетусь за ними, стараясь внимательно смотреть под ноги – на земле полно ржавых железок, камней и небольших ямок. Шуршит криво скошенная трава, еще влажная от недавнего дождя, кричат птицы в вышине, и лето понемногу сдается, отступает – такое родное, подзабытое, настоящее лето.

* * *

Я нахожу Мишу в компании все того же старика. Оба оживленно беседуют с гостем. Я с удивлением узнаю в нем того чернокожего мужчину с посохом, которого видел на картодроме. Что он здесь забыл? Или тоже житель общины? Странно, почему тогда я его раньше тут не видел? Когда я подхожу, чернокожий уже прощается с остальными. Он забавно растягивает слова, но никакого акцента я, к своему удивлению, не слышу:

– Чао, братцы.

«И общается он как-то странно», – думаю я.

Когда этот странный тип проходит мимо, он бросает на меня мимолетный взгляд. Сверху вниз – в нем добрых два метра роста. В его ярко-зеленых глазах застыл жуткий холод, они излучают жестокость. Чернокожий едва не задевает меня плечом, недовольно цыкает, а через пару секунд его «берцы» уже громыхают по металлическим ступеням, ведущим к выходу. Напоследок, полы его плаща распахиваются, и мне открываются два револьвера с неприлично длинными стволами, висящие сзади на поясе.

Я поворачиваюсь к старику и Мише:

– Это еще что за перец?

– Хамелеон. Один чудак м-местный.

– То, что чудак, вижу, – перебиваю я. – За один только цвет кожи…

– Вы что, расист? – спрашивает меня старик.

– Да какой там… просто в диковинку увидеть в нашем городке, вот и все.

– Ну, вы не очень наблюдательны, это не н-настоящий цвет кожи. На самом деле, Хамелеон – такой же, как и мы с вами.

– То есть как? – недоумеваю я. – Я же…

– Маскировка. Поговаривают, что он использует с-специальный состав. Придумал какую-то там мазь, которая придает ему черный оттенок, и м-мажет ею открытые участки кожи. А мутантов она отпугивает, или просто не замечают они Хамелеона, если т-только лоб в лоб не столкнутся.

– Интересно. Из чего же он делает эту чудо-мазь?

– Д-добывает пыльцу с цветков каких-то редко растущих растений, смешивает ее с кровью ягов, еще что-то добавляет, только одному ему ведомое, и п-получается черная жирная мазь, – старик шмыгает носом. – Словно плащ-невидимку надевает, – под нос бубнит он.

– А от людей его мазь тоже спасает? – улыбаюсь я.

– С людьми, мил человек, он и сам справится. Видали эту гору мышц? – старик в восхищении качает головой.

– Никакие мышцы не заменят голову, – возражаю я. – Но справедливости ради замечу, что если ваш Хамелеон до сих пор жив и свободно разгуливает в одиночку по поверхности, значит, с черепушкой у него все в порядке.

Пока я это говорю, краем глаза замечаю, как Миша прячет за пазухой довольно увесистый сверток, и смутно припоминаю: когда я к ним шел, то заметил, как Хамелеон то ли пожал руку парню, то ли передал ему что-то. Или это уже мое разыгравшееся воображение? В любом случае, сверток-то есть. Хоть и интересно, что в нем, но это не мое дело. Захочет пацан – сам расскажет.

* * *

После обеда я решаю заняться байком – давно пора было разобрать карбы, промыть их и продуть каналы. Если откладывать – потом дороже выйдет. Вожусь в пристройке, где обитает мой стальной товарищ, мрак рассеивает лампа на цепи под потолком, которая слегка покачивается и рождает тени по углам, бросающиеся врассыпную, стоит мне только к ним повернуться. Пахнет некачественным бензином и маслом, руки вымазаны по локоть, но я люблю провести время вот так, когда никто не мешает. Руки заняты делом, а голова может поразмыслить над происходящим.

Я раздумываю, как мне действовать дальше – вмешиваться в дела Степаненко, или пусть они сами разбираются между собой? Меньше людей – меньше проблем на этом свете. Но что-то гложет меня, не дает покоя. Допустим, я постараюсь помешать, но как? Скорее всего, меня просто изолируют. Ничего не приходит в голову. Надо поговорить с Даниловым, но Иван по-прежнему занят – ремонт дирижабля близится к концу. С кучей техников его быстро привели в порядок: подлатали оболочку, отремонтировали вышедший из строя двигатель, наложили заплатки на корпус гондолы, пробитый мощными ветками при падении.