Забытые письма - Валентина Андреевна Степанова

прежнему руслу, мне хотелось вернуть тебе прежнее душевное спокойствие. Мне показалось, что Лида тебе в тягость. «Мир не без прекрасных людей, встретишь еще подругу жизни, которая действительно осчастливит», – кажется, так писала я.

О, дорогой Иван, мне тогда показалось, что я не принесла Вам ничего светлого, радостного… Не могу не повторить Вашу фразу, которая врезалась в память: «Не связывай меня, пожалуйста, сроками!» Нельзя было написать в другой форме? Любимый мой, за что Вы преподнесли мне ее? Это мне было так обидно! Как же было не плакать мне? Это за то, что я – глупая девочка, но искренняя и правдивая? Поверив в Ваше благородное сердце, открыла свои сердечные тайны… О, это безбожно!

Собственно говоря, все это вместе взятое и явилось толчком написать то письмо. Если я была не права в то время, тогда простите.»

«Я, конечно, люблю своего дедушку Ивана больше, чем неизвестную мне Лидию! Но, если честно, она просто вынет душу у кого угодно! Совершенно ясно, что чувства охладели, а она сыпет обидами! Только влюбленный Иван не прочитал это между строк ее писем!» – завелась Оля. Потом она взяла следующее, двадцать третье письмо, и выдохнула раздражение.

«07.12.1945 г. г. Ташкент

Дорогой Иван!

Вчера была у тети, меня ждало Ваше письмо от 08.10.1945 г. Какое грустное! Написано, видимо, в плохом расположении духа. Да, да, да, нехорошо было с моей стороны молчать столько времени. Сколько я причинила Вам переживаний. Дорогой мой, прости меня… Вы не верите мне… Обидно…

Иван! Как ты можешь не верить моим искренним, правдивым признаниям?! Нет, конечно, этого не может быть. Вы верите мне! Обстоятельства как-то складываются в разрез нашим желаниям. До сих пор мы не видели друг друга. И неизвестно, когда увидимся, что-то Вы умалчиваете…

Да, жизнь полна неожиданностей. И мало ли, что может случиться… Но сердце мое будет любить только одного, всю жизнь только одного тебя!

Жизнь себе при желании я могла бы давно устроить, и могу теперь это сделать. Но я не хочу даже думать об этом.

К чему это все? Когда на моем пути встали Вы… Вы заполнили все мои мысли. Да, я увидела, ясно увидела того, о ком мечтала… Увидела прекрасного человека богатой души, одаренного исключительным благородством, что редко встретишь в людях. Ну как же можно не любить Вас? Вас, наверное, многие любили – неудивительно.

О, насколько Вы чуткий и внимательный! Я решила, что мое счастье – это Вы, Иван! И я полюбила Вас, и полюбила очень сильно. Никого не любила, а казалось, можно было ответить кому-нибудь взаимностью. Моя любовь была запрятана далеко-далеко, ей настрого было запрещено проявлять себя. Мне уже и самой стало казаться, что я в действительности такая черствая. Но вот на пути Вы… Резко изменилась я. Так доверчива стала к Вам, так откровенна, так искренна. Но это же Вы… Я почувствовала в тебе что-то такое близкое, дорогое, родное.

Да, да, да, и, не помня своей установки, Лидуся в 21 год влюбилась. Не знала, что мое сердце может так любить. Иногда призадумаешься, и самой не верится, но это далеко не увлечение, это самая настоящая глубокая любовь.

Иван, нехороший такой, теперь-то веришь?!

И больше не пишите таких грустных писем…

Теперь и поругаю Вас немного. К чему эти строки: «…может быть, неприятны мои письма тебе, читать не будешь, лишние, никчемные… подтверди нашу дружбу, наш обет быть вечно вместе, успокой меня!» Ну, зачем, зачем так пишете?!

Дорогой Иван! Я буду всю жизнь только-только твоя, а иначе и не может быть!!! Теперь успокойтесь, выбросьте из головы эти нездоровые мысли. Вам поправляться надо, а не мучить себя этими ненужными мыслями.

И посержусь немного. Зачем эта пометка в конце письма: «…эта разлука будет испытанием верности…»? А надо сказать, неплохая идея, всецело поддерживаю и одобряю. Но, мне кажется, одного года мало, можно будет увеличить срок. За 2–3 года можно точнее проверить, выяснить верность.

Вижу, Вам мало меня, мало любви моей. О, как тяжело мне слышать это!

Сердиться на сей раз мне достаточно. Самочувствие, настроение мое хорошее. Обстановка, в которой я теперь нахожусь, иначе и не может на меня действовать. Довольна, что все-таки вернулась в медицинский институт. Иду наравне со всеми студентами по проработке текущего материала; пропущенные часы практических занятий отработала, сдала. С учебниками очень трудно, но большую часть мне достали. Последние часы занятий передвинули. Заканчиваю теперь в 4-6 часов; появилась возможность ходить в театр, кино, нельзя же отставать в этом отношении.

Нахожусь под сильным впечатлением от картины «Без вины виноватые». Эту вещь я смотрела на сцене в исполнении русско-молдавского Кишиневского театра, тоже была поставлена неплохо. В кино была исключительно с девушками.

На днях получила интересное письмо от Жени, из одних наставлений. Вы же понимаете, семнадцатилетняя девочка будет мне читать мораль: видимо, это все согласовано с мамой.

Приведу небольшую выдержку: «…не вздумай с кем-нибудь встречаться, увлекаться. Честное слово, откажемся от тебя совсем. Ты должна быть, как никогда, далека от этих мыслей, так как ты почти обручена со своим Иваном Михайловичем. Напиши своим друзьям, чтобы больше не беспокоили меня и мамочку, и их не мучай. Напиши, что выходишь замуж. В общем, Лидуся, так будет честно!

Горюшко наше, когда уж у тебя кончится эта любовная канитель?

Гроховицкий прислал еще две фотокарточки, обе во весь рост. На одной интересный, т. е. такой, каким я видела его в последний раз у нас, только с морщинками. На другой, в кожаном пальто, и ух-ты… такой! Надоел письмами, вопросами: почему Лида молчит, почему не пишет, неужели больна? Ну что мы ему ответим? Пиши сама.

Прислал вчера большое письмо маме. Считает меня сестрой, а маму с папой – родителями. Как это все тяжело, Лида… Пишет, что должен получить трехмесячный отпуск, но задерживается…»

Конечно, рано ей еще читать нравоучения подобного рода, но не сержусь на нее. Рассуждения совершенно правильные. Она же у нас умница, хорошая девочка. Надо успокоить ее. Напишу, что никому не пишу, кроме своего Ивана Михайловича никем не увлекаюсь – этого и в мыслях нет, с чего можно заключить, не понимаю. Видите, она всецело на Вашей стороне, конечно, права!

Иван, в каждом письме Вы упоминаете об охоте. Вот видите, какая я нехорошая, кажется, еще ни в одном письме не написала ни слова. Ванюшенька, прекрасно понимаю Вас, охотник мой любимый. Перечитала «Записки охотника» Тургенева. Это чувство охотника мне уж как-нибудь