Идеальность - Александр Матюхин

Еще немного, и у неё сорвёт крышу. Она ведь не умела сдерживаться. Никогда. Терапия, таблетки, тренинги, курсы — они не помогали. Просто повода не было срываться. А теперь вот появился.

— Пойдем в кабинет, — повторил Толик голосом Дениса, взял Леру за руку и повел сквозь толпу.

Гремела музыка, от которой дрожал пол и прыгало в груди сердце. Между ног был горячо и влажно. По коже бежали мурашки. Лера не сопротивлялась, да и не хотела. Она падала в темноту памяти, где было хорошо и радостно.

Толик провёл её за дверь, в холл, мимо гардероба, в коридор. Лера поймала своё отражение в зеркале. Лера из прошлой жизни, дерзкая и надменная, та самая королева жизни, подмигнула её и улыбнулась. Яркая вишнёвая помада размазалась по подбородку. Тушь под левым глазом размылась. Волосы растрепались.

Новая Лера не улыбалась. Но её никто не слушал. Она была здесь не к месту.

Толик распахнул дверь кабинета, вошел первым, втянул Леру и уронил её на кожаный скрипучий диван. Она успела глубоко выдохнуть, прежде чем Толик — большой, широкоплечий, сильный Толик — рухнул на неё сверху и впился губами в её губы.

Может быть, у него с Денисом были похожи голоса. Может быть, она одинаково сильно любила их обоих. Но сексом оба занимались по-разному.

Лера из прошлого закрыла глаза и застонала. Ей нравился этот секс. Давно забытый.

Толик небрежно стащил трусики и проник в неё с силой, будто вогнал в плоть раскалённое лезвие. Сначала на короткое мгновение стало больно, но затем волна удовольствия расплылась по телу.

— Продолжай! — попросила она. — Продолжай милый, любимый, хороший. Продолжай…

…он зажмурился от яркого света, а потом почувствовал удар в плечо и боль.

Оступился, упал с лестницы, ударился затылком о ступеньку и съехал, нелепо, на пол. В глазах потемнело, а боль, расплескавшись волнами, стремительно охватывала всё тело.

Рука скользнула по стене и безвольно упала. Глаза наполнились слезами, сквозь них Пашка различил что-то. Что-то, мешающее двигать правой рукой… Что-то длинное, странное.

Это была стрела с разноцветным оперением. Стрела, погрузившаяся в плечо. Стрела, которую Пашка раньше видел — из комплекта Василия Ильича. Из его коллекции охотничьего оружия.

Он поднялся, ощущая, как бешено пульсирует кровь в висках. Перевел взгляд на лестницу и увидел наверху знакомый силуэт.

Взвизгнула тетива — этот звук Пашка услышал особенно чётко — а затем боль впилась зубами, словно бешеная собака.

Пашка не удержался и заорал. Кончик стрелы торчал из области живота, чуть ниже солнечного сплетения. Разноцветное оперение дрожало.

Умирать было больно. Совсем не так, как представлялось.

Он развернулся и побежал по коридору. Побежал медленно, нелепо, хромая, держась за стену рукой. Толкнул плечом дверь в комнату, через которую проник в дом. Увидел распахнутое окно, развевающиеся занавески, успел подумать о черноте, которая вливалась с улицы и о том, что не слышал шагов. Совсем ведь не слышал.

Что-то сильно ударило его по голове, звон оглушил, а затем та самая чернота распахнула перед Пашкой мягкие колючие объятия и приняла его в себя.

Расшифровка (лето 2018).

Важная деталь — ПАПА!

А теперь о сёстрах (и это второй мой тяжелый комплекс).

Мы ездили семьей на три недели на побережье Сочи. Мне было шестнадцать, я, как старшая сестра, должна была следить за Лерой и Викой. А они оказались невыносимыми.

Без авторитетных взрослых поблизости (вроде моего папы или Лериного брата), обе девчонки как с цепи срывались. Простите за шаблонные сравнения, но они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО походили на собачек, которые всю жизнь сидели в конкуре, а потом — бац — и вырвались на волю.

Они знали только одно слово: «хочу».

Хочу мороженное!

Хочу покататься на карусели!

Хочу сахарную вату!

Хочу купаться!

Хочу швыряться камешками в других детей!

Хочу… хочу… хочу… хочу… я чуть сошла с ума, знаете ли. Это слишком тяжелая форма ответственности для шестнадцатилетней девочки. Да, в том возрасте у меня уже были мозги на уровне, я прочла много интересных и познавательных книг, но всегда есть предел! Сто раз пожалела, что вызвалась помогать папе, пока он отдыхал с друзьями. Но раз уж пообещала, деваться некуда.

Устала на второй день.

Едва мы проснулись, Вика начала капризничать и требовать нормальный завтрак (яичница со свежим салатом её, видите ли, не устраивали). А Лера хотела на море. Будто у нее больше никогда не было бы шансов искупаться!

Мы снимали двухэтажный частный дом, папа спал на втором этаже — но я была уверена — капризные вопли сестёр легко могли бы его разбудить. Разве это нормально?

В конце концов сразу после завтрака я вывела сестер на задний двор, к детской игровой площадке, и там отчитала их по очереди. Вика покраснела от стыда (вообще, она всегда краснеет, у нее на лице много капилляров расположены близко к поверхности) и стала бормотать что-то в оправдание. Стоит отдать ей должное, Вика много лет ориентируется на меня, подражает, старается соответствовать. Я для нее всегда была авторитетом.

С Лерой же всё наоборот. Вот у кого характер ни к чёрту. Уже тогда можно было догадаться, кто из неё вырастет…

Когда я переключилась на Леру и постаралась быть строгой, но справедливой (с высоты прожитых лет не уверена, что смотрелось уместно), Лера вдруг демонстративно показала мне язык и нахальным голосом поинтересовалась:

− И что ты мне сделаешь, зануда? Папочке пожалуешься, когда он проснется?

− Причем тут папа? — спросила я.

− А притом. Ты же папина дочка. Всюду за ним бегаешь, в рот заглядываешь. «Папа сказал то…», «Папа сказал это…», «Папочка купит мне квартиру за хорошие оценки», «Папочка обещал мне машину на восемнадцать лет». Сейчас тоже самое! «Не разбудите папочку!».

Лера кривлялась, изображая меня, намеренно преувеличивая, делая это зло, с издевкой. Она говорила:

— Ах, я же такая де-евочка, как я буду жить без папы? Вот сейчас папочка прибежит и заступится! Разве не так? Вика, подтверди! Она как рыба-прилипала. Всегда бегает за папой!

Вика была красной, как помидор. Вдобавок, я помню, у неё шелушилась кожа на носу и на лбу. Вика всегда очень быстро сгорала.

− Подтверди, — продолжала Лера. — Папа с ней возится, как с дорогущим автомобилем, да? А она и рада. Бегает за ним хвостиком, на коленках сидит, боготворит. Лучший папа на свете! Он это любит. Папе нужен кто-то, кого он будет ставить в пример, а наша Ната и рада стараться. Любимая дочь, да? Подтверди!

Вика открыла рот и тихонько сказала: