Немножко иностранка - Виктория Токарева

Николай снова замолчал.

– И… – подтолкнула Галина.

– Я поехал к Любе. Приготовил слова. Но когда я вошел в дом, они так обрадовались, так бросились навстречу… Сын на шее повис. Люба от радости рыдает, собака лает, кот влез на голову, петух взлетел на забор. Лампы засветились ярче, увеличилось напряжение… Я решил отложить объяснение на другой день. Целую неделю собирался и не сумел выговорить. Люба льнула ко мне по ночам, обтекала как река, и я ее любил, не мог не ответить…

– И что же дальше?

– Удрал!

– В каком смысле?

– В прямом. Люба утром ушла на работу. Она работала на почте. Отвела ребенка в детский сад. Я оставил записку: «Я от вас ухожу. Так получилось. Ключ под половиком».

Раздался стук в стекло.

– Кто это? – вздрогнул Николай.

– Яшка-ворон. Он у нас в саду живет. Мы его кормим. Он старый, ему лет двести. Он еще при царе жил.

– Вот и я как этот Яшка. Без стаи. Без роду.

– А Лиля?

– Лиля в порядке. Только у нее на меня времени не хватает. Она преподает. Ученики. Сын – неудачный, скажем прямо.

– Сын общий?

– Нет. Это ее сын от первого брака.

– Он с вами живет?

– Ну конечно. Все время компании какие-то. По-моему, я им там мешаю.

– Сколько ему лет?

– Шестнадцать, как моему Славику. А Славика с тех пор я не видел.

– Непостижимо… – удивляется Галина.

– Через месяц я получил от Любы одно-единственное письмо. Она написала: «Почему ты нам не сказал? Славик первый нашел записку, все понял, хоть и маленький. После этого стал заикаться».

– А ты им деньги высылал?

– Сначала нет. Сам недоедал. А потом, когда встал на ноги, – выслал, но перевод пришел обратно. Адресат выбыл. Уехали куда-то. А где их искать, понятия не имею, и спросить не у кого. Люба – детдомовская.

– И ты до сих пор их не нашел? – ужаснулась Галина.

– А где я их найду?

Пауза.

– В самом начале я испугался, – продолжал Николай. – А трусость порождает подлость. И вот я – подлец. И поразительное дело: чем дальше я живу, тем больше я это ощущаю.

– Люба замуж вышла?

– Не знаю. Ничего не знаю. И жить так больше не могу. Обидел сироту. И сына сделал сиротой.

– А ты поезжай к ней.

– Куда?

– Найди. Человек – не иголка. Ты должен ее увидеть и объясниться, попросить прощения. Встать на колени, в конце концов.

– Слова – это воздух.

– Нет. Слова – это тоже поступок. Ты должен покаяться. Бог услышит.

– Она меня выгонит.

– Даже если выгонит… Но она поймет, что ты тоже страдаешь. Тебе не все равно. Ведь она как думает: ты уехал, бросил, забыл. Поёшь себе, деньги гребешь… А ты явишься, встанешь на колени, купишь им дом с озером, а в озере – рыбка золотая. Они простят. А даже если не простят, тебе станет легче. Один раз живем, а по собственным детям – как по веткам топором.

У Озерникова на глазах блестят слезы.

– Все не так плохо, – утешает Галина. – Все можно поправить, кроме смерти. Нельзя из мертвого сделать живого. А все остальное – можно.

– Ты так думаешь?

– А что тут думать? Славику надо в институт поступать. Учителя, репетиторы. Чтобы делом занимался, в дурную компанию не попал. Очень опасный возраст.

Николай задумался, глядя перед собой.

– А может, они в городе живут, – предположил он. – Может быть, в Эмиратах или в Рио-де-Жанейро. Может, у нее муж – нефтяной магнат. Они путешествуют по всему миру. Люба – русская красавица, мечта богатого араба.

– Все может быть, – соглашается Галина. – А может не быть ничего. Перебиваются с хлеба на квас, путешествуют с печки на лавку.

Пауза. Ночь. Звезды. Полное небо звезд.

– Завтра будет хорошая погода, – произносит Галина.

– Я могу что-то для тебя сделать? – спрашивает Николай.

– Можешь. Сходи со мной в школу. Пусть Агнесса нас увидит.

– И что изменится?

– Расписание. У меня не будет окон.

Николай смотрит на часы.

– А в гостиницу ночью пускают? – беспокоится он.

– Спи у меня, – предлагает Галина. – А я на Танькину кровать лягу.

– Я даже не знаю… – мнется Николай.

– Ты как девушка. Не беспокойся. Я не буду к тебе приставать.

Смотрят друг на друга.

Школьный двор.

Дети носятся как стадо бизонов. Николай Озерников в концертном пиджаке стоит посреди двора рядом с Галиной.

– Что-то не идет завучиха твоя, – говорит Николай.

– Нет ее. Ну и черт с ней. Все видели. Передадут.

– А что скажут?

– Что ты – мой любовник.

Появляется Агнесса. Она отдаленно похожа на Фурцеву: со следами красоты, изуродованной маленькой властью.

– Идет! – обрадовалась Галина.

Озерников оборачивается.

– Стой, как будто не видишь, – одернула Галина. – Говори что-нибудь. Только не молчи.

– Я не знаю, что говорить. Ну хорошо! Я благодарен твоему мужу за то, что он нас познакомил. Я понял, почему я таскался с этими оловянными солдатиками. Я должен был встретить тебя, чтобы ты вернула меня к себе самому.

Агнесса идет мимо и вдруг останавливается как вкопанная. Приближается к Галине.

– Галина Петровна, я хотела бы у вас спросить…

– Я сейчас занята, я попозже подойду, – сухо говорит Галина.

Агнесса поворачивается к Николаю.

– Здравствуйте, я завуч этой школы.

– Очень приятно.

– Я вас узнала. Вы в нашем городе на гастролях.

– Так точно, – отзывается Николай.

– Простите, а можно организовать вашу встречу с детьми нашей школы? Завтра. Я сегодня повешу объявление. Для них – это нравственный заряд. Они так мало видят интересных людей.

– А их вообще мало, – замечает Галина.

– Кого? – не понимает Агнесса.

– Интересных людей.

– Я бы с удовольствием, – извиняется Николай. – Но у меня сегодня кончаются гастроли. Вечером мы уезжаем в Москву.

– А вы задержитесь на один день, – просит Агнесса. – Что такое один день в человеческой жизни…

Школьный актовый зал переполнен. Дети, и учителя, и родители.

Среди детей Генка, Таня Митрофанова и разлучница Ивашова. Здесь же мы видим Багиру, спекулянтку Галину Митрофанову и Галину Митрофанову № 2 с мужем-дальнобойщиком.