Нежный огонь любви - Джейн Энн Кренц

Зельда медленно поворачивала фигурку, восхищаясь широко распахнутыми раскосыми глазами, кошачьим профилем с изящным и явно очень чутким носом, губами и ушами. Трудно представить себе, какими были их тела: на всех изображениях божки облачены в сложные одеяния, которые, казалось, парили вокруг хрупких фигур.

Но именно улыбка мгновенно сближала людей и инопланетян. Долгая, совершенно очаровательная,

Милая улыбка блестела в их глазах и изгибала полные губы. Она была такой добродушной, что никто из людей не мог сомневаться в том, что эти создания должны были принадлежать к расе, с которой было бы легко установить контакт. Если бы призраки остались живы — и если эти фигурки действительно были их изображениями, — с ними можно было бы наладить общение и скорее всего достичь понимания

— Так, значит, вы все-таки не считаете реликвии призраков хламом, а, Расчет? — рассмеялась Зельда, возвращая ему фигурку. — Когда вы начали их собирать?

С абсолютно непроницаемым лицом он продолжал стоять на одном колене рядом с коробкой.

— Я не начинал. Мой брат начал. После его смерти я ее сохранил. Изредка, когда мне попадается действительно хорошая фигурка, я ее покупаю.

— Понятно.

Зельда почувствовала, что снова вторгается в его личную жизнь, но на этот раз не испытала ни смущения, ни вины. Расчет сам вызвал ее на этот разговор. Зельда ощутила в нем некую раздвоенность, словно какая-то часть его существа хотела бы продолжить разговор о брате, тогда как другая не допускала такой откровенности. Зельда пыталась сообразить, как ей следует себя вести в такой странной ситуации. Может, спросить про его брата? Но Расчет вдруг захлопнул коробку. И тут Зельда выпалила свой вопрос:

— Когда погиб ваш брат?

— Два года назад.

Интуиция подсказала ей следующий вопрос:

— НаЧТД?

Поднимаясь, Расчет зло посмотрел на нее:

— Откуда ты знаешь? Она закусила губу:

— Ваша картина заставила вас вспомнить про Смеющихся божков. А открыв коробку, вы заговорили

О брате.

— Да что ты говоришь? Надо полагать, сработала

Голубиная интуиция.

Зельда покраснела, но взгляда не отвела.

— Извините, Расчет.

— Извиняться не за что. А великолепная голубиная интуиция тебе больше ничего не подсказала? Например, как умер мой брат?

— Нет, конечно же. Пожалуйста, Расчет, я не хотела вас обидеть. — Она наклонила голову. — Я очень сожалею, что так получилось. Больше я об этом упоминать не буду.

— Забудь. В последнее время я легко срываюсь.

— Я это заметила. Может, вам захочется сыграть после обеда еще одну партию в «Свободный рынок»?

— Голуби небесные! Ты все время пытаешься успокоить дикого волка, да? Чего бы я после обеда хотел, так это еще одну бутылку «Розы Ренессанса».

Он подкрепил свои слова делом. Когда Зельда вечером попыталась предложить ему сыграть, он довольно резко отказался.

— У меня сегодня нет желания выигрывать у тебя очередную горку никому не нужного сардита. — Открыв бутылку эля, он отправился на свой привычный вечерний пост в слабо освещенной кабине у пульта управления. — Ложись спать, Зельда.

Она хотела было возразить, что еще слишком рано, но, взглянув на него, промолчала. Она послушно выполнила приказ, обратив внимание, что Фред почему-то не занял своего привычного места на плече у Расчета. Скалоковрик заполз следом за ней в душ, путался у нее под ногами, пока она переодевалась в ночную одежду, а потом жалостно перекатывался волнами, пока она не забрала его с собой на верхнюю койку.

— В чем дело? — шепотом спросила она. — Уж не хочешь ли ты мне сказать, что сегодня его боишься? Он просто немного взвинчен.

Но похоже, ее слова не очень-то успокоили Фреда. Он прижался покрепче к Зельде и затих. Зельда закрыла глаза и с помощью нескольких серий медитаци-онных упражнений попыталась себя усыпить. Она не меньше Фреда ощущала необычную напряженность Расчета, и собственные слова ее мало успокоили.

Она не знала, что именно разбудило ее несколько часов спустя. В безмолвной кабине все оставалось по-прежнему. Теплый скалоковрик все так же неподвижно лежал на ее ногах, свет оставался притушен… Открыв глаза, она увидела, что Расчет по-прежнему сидит в своем кресле. Рядом с ним — уже третья наполовину пустая бутылка крепкого эля. Посмотрев на своего капитана, Зельда заметила, что он больше не обременяет себя такой мелочью, как кружка. Он пил прямо из горлышка! Она сощурилась, чтобы разглядеть в полутьме часы. Прошло уже больше половины ночного периода, а Расчет так и не ложился.

Зельда почувствовала прилив острой жалости. Она понимала, что ей следует заглушить в себе это чувство. Ей надо было бы снова заснуть и не думать о Тэйге Расчете, сидящем в темноте со своим элем. Но воспоминание о том, каким было сегодня днем его лицо во время разговора о брате, не давало ей покоя. И она поняла, что ей надо делать.

Зельда соскользнула с койки. В течение четырех дней полета Расчет становился все более напряженным. Ей не хотелось даже думать о том, в каком настроении он будет к тому моменту, когда они прилетят на Ренессанс. Ему надо пить поменьше эля — и побольше отдыхать. И может быть, ему надо поговорить.

Она босиком пошла к пульту. Ей казалось, что Расчет не заметил ее. Он даже не шевельнулся. Но когда до кресла, в котором он развалился, оставался всего один шаг, ее остановил его охрипший голос:

— Отправляйся в постель, Зельда.

Она колебалась. Он еще никогда не говорил с ней таким вот тоном — полным эля и предостережения. Но потом все же решительно шагнула к нему:

— Вам тоже пора лечь, Расчет.

— На борту корабля все решения принимаю я, не забыла?

— Расчет, ну пожалуйста. Ради вас самого. Ложитесь спать.

— Ради тебя самой забирайся обратно на свою койку. Я немало выпил, Зельда. И настроение у меня достаточно гадкое.

— Это из-за брата, да? — мягко спросила она, кладя руку ему на плечо. Мышцы у Расчета были страшно напряжены. — Вы тут сидели и думали о нем. Может, вам станет легче, если вы поговорите?

Он стремительно протянул руку и схватил Зельду за запястье, так что она не успела даже уловить его резкое движение. А когда он поднял голову, то в его глазах она увидела яростную жажду — жажду, которую видно было даже в полумраке, жажду, которая казалась даже более сильной благодаря темноте. Зельда откликнулась на нее непроизвольно: по ее телу пробежала дрожь. Секунду они оба оставались абсолютно неподвижными. Зельда не смогла бы пошевелиться, даже если захотела бы. Испещренная шрамами рука Расчета крепко прижала ее запястье к его плечу.

— Похоже, этой ночью твоя интуиция тебе изменила, маленькая святоша. — Его хрипловатый голос наждаком прошелся по натянутым нервам Зельды. — Тебе следовало остаться в постели.