Даша из морской пехоты - Игорь Срибный

– Успокойся, девочка! Не все так страшно, как тебе привиделось в твоем страшном сне… Думай только о своей винтовке и стреляй, как тебя учили. Будь внимательна ко мне и моим приказам. Я всегда забочусь о своих ребятах, и если тебе придется действительно туго, я помогу тебе. До сих пор я вытаскивал свою роту из любой передряги…

Потом был случай… С соседней позиции исчезла рота румын, которая обеспечивала прикрытием правый фланг роты. Их несколько дней атаковали русские морские пехотинцы, и Хольт отсекал их залпами танковых орудий… Затем наступила тишина. Разведчики, отправленные к румынам, обнаружили пустые окопы. Оставлять танки без прикрытия было нельзя, и Хольт вызвал подкрепление из дивизии. Роту румын искали неделю, а потом решили, что они в полном составе дезертировали…

Спустя десять дней роту Хольта отвели в тыл для ремонта техники и пополнения запасов горючего и боеприпасов. Отделение разведчиков под прикрытием снайперов было отправлено на рекогносцировку на новые позиции. Они-то и обнаружили проход в скале, откуда невыносимо воняло. Разведчики вошли в пещеру. Им понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте. И тогда перед ними предстала ужасающая картина. В углу на корточках бок о бок сидели двое румынских солдат. А неподалеку от них – тщательно законсервированные останки двух человеческих тел, лежащие на камнях. Консервировали их, явно закоптив над огнем. В другом углу за кучей экскрементов лежали их кишки, которые уже начали разлагаться, и обгрызенные кости. Трясясь от отвращения, один из разведчиков, немного знавший румынский язык, спросил у них, что произошло.

Они ответили, что их, тридцать бойцов, оставшихся в живых после очередной атаки морской пехоты русских, командир роты отвел в эту пещеру. Уходили с позиций ночью, тайком, оставив в окопах все – продовольствие, боезапас… И очень скоро они начали голодать. Ротный не разрешал никому выходить за пределы пещеры… А когда солдаты стали роптать, он застрелил двух самых активных, чтобы удержать в повиновении остальных. Были еще два офицера, которым ротный приказал собрать все оружие и сложить его в угол. Он хладнокровно убивал выстрелами одного солдата за другим и приказал остальным выпотрошить их, расчленить тела и коптить их над огнем. Он явно сошел с ума, поскольку заставил солдат извлечь печень трупов и съесть ее сырой. Следующие несколько дней они ощущали себя людьми, преступившими человеческий закон. И они даже не думали о сопротивлении командиру, потому что два младших офицера были на его стороне и охраняли все оружие. И лишь когда ротный безжалостно застрелил еще одного – самого молодого солдата, остальные бросились на офицеров. У тех было оружие… В итоге в живых остались только эти двое…

Потрясенные разведчики молчали. И тогда Сауле шагнула вперед и двумя выстрелами из пистолета убила румынских солдат. И ей было все равно, что в этот момент подумают о ней остальные…

Сауле вспомнила свою первую снайперскую дуэль…

Она пристально всматривалась в позиции русских моряков через небольшое отверстие между бревнами дзота, но не могла разглядеть ничего такого, что привлекло бы ее внимание. Тогда она попросила поднять над бруствером окопа на палке плащ-палатку с кепи на ней, надеясь таким образом выследить русского снайпера. Последний оказался явно неискушенным в своем деле и выстрелил, едва кепи показалось над краем траншеи. Сауле увидела вспышку, мелькнувшую в куче поваленных деревьев. Теперь она знала, где укрылся русский снайпер, и приготовилась к стрельбе…

В отличие от своего противника она четко знала и понимала основной закон снайпера: стрелять только один раз с подготовленной позиции, а затем немедленно ее оставлять или становиться невидимым в ее пределах.

Ее противник пренебрег этим законом и оставался на своей позиции, дожидаясь новой цели. И за эту ошибку ему пришлось заплатить своей жизнью.

Сауле уложила перед амбразурой скрученную в тугой рулон плащ-палатку и осторожно продвинула в щель ствол своей винтовки. Ей не удавалось воспользоваться своим оптическим прицелом – щель была слишком узкой. Но русский лежал всего в девяноста метрах от нее, и прицелиться можно было обычным образом, используя мушку и прицельную планку.

Неожиданно она занервничала. Ее товарищи ожидали от нее точного выстрела, и она вдруг подумала, что может допустить промах… У Сауле внезапно пересохло в горле, сердце учащенно забилось, и задрожали руки. Она почувствовала себя парализованной и неспособной нажать на спусковой крючок. Ей пришлось опустить винтовку и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Ее камрады стояли вокруг и пристально смотрели на нее. Сауле снова подняла винтовку…

– Чего ты ждешь? – спросил кто-то за ее спиной. – Давай же, убери этого «ивана»!

И в этот миг к Сауле вернулось самообладание. Она полностью расслабилась, сделала глубокий вдох и выдох, задержала дыхание, и ее указательный палец плавно надавил на спусковой крючок. Раздался выстрел. Из-за поднявшейся перед амбразурой пыли она не смогла сразу увидеть результат своего выстрела. Но Сюткис, наблюдавший ее выстрел в другую смотровую щель, закричал:

– Браво, Сауле! Превосходный выстрел. Эта русская свинья мертва!

Словно пожар по сухому лесу, по окопам полетела весть: с русским снайпером покончено.

Неожиданно застучали пулеметные очереди и винтовочные выстрелы. Кто-то закричал: «В атаку!» Изумленные столь неожиданным немецким штурмом, русские стали спешно покидать свои передовые траншеи и отходить к основной линии обороны. Не встречая сопротивления, немецкие автоматчики ворвались на оставленные позиции. Сауле была среди них. Ей страстно, до спазмов внизу живота хотелось увидеть результаты своего выстрела. Она и несколько солдат побежали к куче поваленных деревьев, под прикрытием которой вел огонь русский снайпер.

Его безжизненное тело лежало в отрытом им окопчике. Голова и плащ-палатка снайпера были залиты кровью. Схватив его за ноги, двое солдат выволокли тело, чтобы увидеть смертельную рану. В затылке русского зияла дыра величиной с кулак, так что через нее можно было заглянуть внутрь его черепа, который был пуст из-за того, что в нем все разворотило пулей. Опытные бойцы, привыкшие к подобному, перевернули его на спину, чтобы посмотреть на лицо убитого, который казался совсем мальчишкой, лет восемнадцати от роду. Пуля Сауле вошла ему в правый глаз.

– Вы четко сработали, унтер-офицер Раудене! – сказал неслышно подошедший сзади гауптман Хольт. – Со ста метров и без оптического прицела… Вы действительно классный стрелок!

Сауле смотрела на свою жертву со странной смесью гордости, ужаса и вины… Взглянув на дыру в черепе русского, она внезапно почувствовала, как плотный комок подступает к горлу, и ее вырвало. Судорожно дергаясь, она извергла из себя смесь хлеба, солодового кофе и сардин.

Ей стало ужасно стыдно за такое публичное проявление слабости, но камрады отнеслись с теплотой и пониманием к этому… Обер-шютце Буткявичус – верзила с жуликоватым блеском в водянистых глазах, который был лет на десять старше Сауле, ободрил ее:

– Тебе нечего стыдиться, девочка! Такое случалось с каждым из нас. И тебе тоже нужно было пройти через это. Лучше начисто проблеваться, чем, извиняюсь, наделать в штаны. А у папочки всегда есть кое-что для подобных случаев.