Клеймо дьявола - Вольф Серно

матери, а сегодня ждала его. И, наверное, беспокоилась.

— Эй, Марта, ты волновалась? — шепотом спросил Лапидиус.

Тем временем его взгляд пробежал по столу и обнаружил другие вкусности, от которых у него потекли слюнки: кусок золотистого масла, окорок, козий сыр и круг кровяной колбасы.

Марта не пошевелилась.

Он решил, что нечего ее будить, сел за стол и принялся уплетать.

Перед его взором снова крутился весь прошедший день. Он познакомился с двумя людьми, отличавшимися друг от друга, как небо от земли: старым Хольмом и Кривой Юлией. Каждый был на свой лад отшельником. Могли ли они иметь какое-нибудь отношение к убийству? Нет, и вообразить себе невероятно. Хольм последнюю рубашку пропьет за кружку пива, но убить за нее не может. По крайней мере, не корзинщицу, у которой ни пива, ни денег. А Юлия? Конечно, она могла бы устранить конкурентку, однако уже из-за одного ее увечья это было невозможно.

Лапидиус сунул в рот кусок колбасы и огляделся, ища чего-нибудь попить. Когда ничего не нашлось, он снова погрузился в размышления. Разговоры с Хольмом и Юлией. Он попытался проанализировать их, как анализировал свои алхимические опыты, но пришел к выводу, что это дает очень мало. Однако это малое могло иметь большое значение. Что, например, делали обе горгульи, Кёхлин и Друсвайлер, в лесу? Подъем, как он убедился на собственном опыте, был не из легких. Необходима особая причина, чтобы преодолеть его. Очень важная. Он попытался ее найти, но безуспешно. Слишком мало зацепок. Даже неизвестно точно, когда эти бабы были в лесу.

Осталось одно имя: Гунда Лёбезам. Ему оно ничего не говорило. И никому другому тоже. Кроме Юлии.

Никому не известна погибшая корзинщица. Никому… Постой-ка! Может, это и есть зацепка? Может быть, убийцы специально выбрали жертвой никому не знакомую женщину? Ну и негодяи же, если это так и было! Но, может, это все-таки случайность?

Лапидиус почувствовал свою полную беспомощность. Как и прежде, гордиев узел, который невозможно распутать. По крайней мере, его ума недостаточно. Как недостаточно и фактов. Так, надо взять предположения за факты, иначе ему не продвинуться. К ним относится то, что Кёхлин и Друсвайлер связаны с убийцей (или убийцами). Так что путь к нему ведет через двух свидетельниц. С другой стороны, он уже был у них, и что? Они вышвырнули его, как последнего кнехта.

Лапидиус потряс головой. Было такое ощущение, что в ней жужжат тысячи мух. Так он дальше не продвинется. Он встал, заглянул за кирпич, взял ключ от жаровой камеры и шагнул к лестнице, чтобы посмотреть, как там Фрея. И как всегда бывает, когда хочешь быть особенно осторожным, как только он ступил на нижнюю ступень, она завизжала, словно целый выводок поросят.

— Ааай! Пресвятаямадоннавместесовсемисвятыми! — Марта взвилась, словно в нее вселилось целое стадо бесенят. Каравай выпал у нее из рук и, покружившись, благостно улегся под столом. — Ооох, энто вы, хозяин! Дак откуда вы свалились? Уж второй раз за день напужали меня. Чё, не могли разбудить? — Видно, ноги не держали ее, и она снова плюхнулась на скамью.

Лапидиус не стал тратить время на объяснения, что пытался разбудить ее, а просто потопал вверх по лестнице, больше не обращая внимания на скрип ступеней.

— Фрея! Фрея!

— Да? — ее голос был больше похож на стон.

— Как ты?

Он зажег свечу и поставил ее перед дверцей.

— Я хочу пить.

— Разве Марта тебе не давала?

— Ну…

— Хорошо. Подожди, сейчас принесу.

Он вспомнил о собственных страданиях, как маялся от жажды во время своего восхождения, и ускорил шаг.

Марта все еще сидела у очага. Она уже настолько пришла в себя, что была в состоянии снять пробу со своей стряпни. Лапидиус не обратил на служанку никакого внимания, а, подхватив ведро, как вихрь, промчался мимо, к колодцу. Подле ворота стояла большая деревянная бадья, и он удивился, сколько требуется сил, чтобы вытащить ее наверх. Прежде чем оттащить ведро в кухню, он напился из него сам, долгими щедрыми глотками.

Немного погодя он уже снова был на верхнем этаже. Открыв дверцу, он опустился перед ней на колени. Ему навстречу ударил поток горячего застоялого воздуха. С каким удовольствием он поднял бы Фрею на руки и отнес ее на свежий воздух! Но курс лечения не позволял этого. Конрадус Магнус был добрейшим человеком, но каждый раз, когда Лапидиус молил выпустить его из камеры, он стоял неприступный, как скала.

Фрея, с впалыми щеками, беспомощно взглянула на него. От утреннего упрямства не осталось и следа. Лапидиус подсунул руку ей под голову и приподнял, чтобы напоить. Она жадно начала глотать.

— Ты храбрая девушка, — сказал он. — Шесть дней прошло.

Он снова опустил ее голову на тюфяк и закрыл дверь. Потом пододвинул сундук и сел.

— Но я тоже не терял времени. Теперь я знаю, что умершую звали Гунда Лёбезам. Тебе что-нибудь говорит это имя?

— Нет.

— Жаль.

Лапидиус другого ответа и не ожидал, ведь Фрея убеждала его, что не знает имени погибшей. Он заглянул в окошечко и увидел, что у нее от выпитой жидкости по всему телу выступил пот. Он пробивался сквозь толщу ртутной мази маленькими жемчужинами. Он порадовался. В потении и было все дело. Альфа и омега лечения сифилиса.

— Меня трясет. Весь день.

— Трясет?

Лапидиус знал, что озноб — непременный спутник лечения, ничего из рук вон в этом не было, причиной такого действия был hydrargyrum. Необычным было только то, что симптомы появились так рано. Однако каждый пациент реагирует индивидуально.

— Озноб — обычная реакция организма на ртуть, — успокоил он. — Это значит, что твой организм борется.

— Да.

— Ну, — он не знал, что еще сказать, — понадеемся, что наша терапия и дальше будет оказывать свое действие. Завтра утром Марта обиходит тебя как обычно. Я иду спать.

— Да. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Лапидиус спустился вниз и с удовлетворением отметил, что служанка уже ушла. В лаборатории все было на своих местах. Приборы стояли, как солдаты, ждущие приказа «в бой!». Приятная волна разлилась по всему телу: он снова дома. Он быстро разделся и в исподнем нырнул в постель. Уже в полудреме ему прислышался голос:

— Откуда взялся сифилис?

Лапидиус, медленно приходя в себя, вдруг осознал, что это голос Фреи. Он шел из отверстия в тепловом канале. Лапидиус перевернулся на другой бок, чтобы его губы оказались рядом с отверстием, и пробормотал:

— А я думал, ты давно спишь.

— Я могу спать целыми днями. И не могу. Всю скрючивает, и все болит. Что день, что