Флорентийка - Жюльетта Бенцони

– Слово торговца! Когда речь идет о таких важных клиентах, как я и Лоренцо, то книга достается тому, кто придет первым…

– Другими словами, она обойдется тебе не так уж дешево?

– Разумеется. Но это не имеет никакого значения. Деньги лишь средство разнообразить свою жизнь, украсить ее редкими и изысканными вещами. После моей смерти тебе достанется прекрасное наследство.

– При всей его ценности оно никогда не заменит мне тебя, – ответила Фьора, крепко сжав руку отца. – Так или иначе, хочу внести в качестве вклада в наше семейное достояние сонет Петрарки, который недавно подарил мне мессир Бистиччи.

– Покажи!

Фьора развернула тонкий листок пергамента, украшенный, как того требовала традиция, виньетками в форме лавровых листьев, и прочла несколько строк:

Коль не любовь сей жар, какой недуг

Меня знобит? Коль он – любовь, то что ж

Любовь? Добро ль?.. Но эти муки. Боже!

Так злой огонь?.. А сладость этих мук!..

Девушка почувствовала, как лицо ее покрылось предательским румянцем. Поэт исчерпывающе ответил на вопросы, мучившие ее весь день и не дававшие спать большую часть ночи. Мгновение, проведенное в объятиях Филиппа, показалось ей волшебным. Но в одиночестве логика и разум, так почитаемые ее друзьями-философами, постепенно брали верх над охваченным смятением сердцем.

Несмотря на слова Хатун, которая ухитрилась увидеть в страстном порыве бургундца некое откровение свыше, Фьора уверила себя в том, что Селонже лишь уступил мимолетному порыву, желанию увезти хоть какое-то приятное воспоминание из города, жестоко обманувшего его надежды…

– Однако, – настаивала Хатун, – он же сказал, что хочет тебя.

– Действительно, сказал. Но это вовсе не значит, что он отправится к отцу просить моей руки. Я почти уверена, что он уедет, не повидавшись с нами…

Она прекрасно сознавала, что на самом деле так не думает, а лишь пытается обмануть саму себя, что это один из способов смягчить горечь возможного разочарования в случае, если Филипп действительно уедет, не простившись.

А пока Фьоре хотелось как можно больше узнать о бургундском рыцаре. С этой целью она уговорила Леонарду пойти с ней после обеда во дворец Альбицци, чтобы навестить Кьяру. По правде сказать, это легко ей удалось, так как воспитательница радовалась возможности провести часок-другой в обществе неистощимой на сплетни Коломбы, не считая удовольствия полакомиться засахаренными сливами, готовить которые толстая Коломба была большая мастерица.

К сожалению, Фьоре не удалось узнать ничего существенного: посланец Карла Смелого и его эскорт остановились в лучшей гостинице на Кроче ди Мальта, что возле Старого рынка. Жил он там на широкую ногу: пил лучшие вина, которые все же казались ему недостаточно хорошими, и ни в чем себе не отказывал. Но в город Селонже выходил всего два или три раза, да и то на короткое время.

– Тебя, видно, очень заинтересовал этот чужестранец? – заметила Кьяра.

– Возможно, я нахожу его интересным. А ты нет?

– Да, конечно. Но он скорее вызывает во мне любопытство. У него, разумеется, прекрасная фигура и лицо, которое не скоро забудешь. Тем не менее он внушает страх…

– Но почему? В нем нет ничего страшного.

– Он весь пропах войной. Точно такое же ощущение у меня было, когда в прошлом году я познакомилась с кондотьером Гвидобальдо да Монтефельтро. Оба они из тех мужчин, которые живут только войной и ради войны. И потом, люди с севера не похожи на нас, они не любят то, что любим мы…

– Утверждают, однако, что самый блестящий двор – это двор герцога Бургундского, а сам он считается самым богатым человеком в Европе.

– В таком случае, зачем ему было отправлять мессира Селонже за займом к Медичи? Дядя, который вчера рассказывал об этом, заметил также, что герцог Карл стремится стать королем. Именно поэтому он ведет постоянные войны и уже три месяца осаждает немецкую крепость Нейс. Как видно, войны обходятся куда дороже, чем пиры…

– А что, сами мы разве не воевали? Ты уже забыла осаду Вольтерры и то, как Лоренцо расправился с побежденными?

Кьяра рассмеялась.

– Так о чем же спор? Можно подумать, что именно на нас лежит ответственность за судьбу родного города! Вижу, что тебя действительно заинтересовал этот мессир де Селонже. И немудрено. В тот раз он так на тебя смотрел. Ты с тех пор больше с ним не виделась?

– Нет, – не задумавшись, солгала Фьора.

Ей никому не хотелось рассказывать о минутах, которые она пережила в церкви Санта-Тринита. Воспоминания о них принадлежали только ей и казались столь дорогими, что ими нельзя было поделиться даже с такой близкой подругой, как Кьяра. Достаточно одной Хатун. С ней она всласть может наговориться о Филиппе, когда тот уедет к себе на родину.

– Постарайся больше о нем не думать, ведь он скоро уезжает. Вряд ли вы когда-нибудь увидитесь вновь. Хорошо, конечно, что он вытеснил из твоего сердца Джулиано. Может быть, теперь ты обратишь, наконец, внимание на бедного Луку Торнабуони, который продолжает по тебе сохнуть. Из него получится прекрасный муж.

– Если он тебе так нравится, почему бы тебе самой не выйти за него замуж?

– Ну, во-первых, он меня не любит, во-вторых, мы с ним слишком старые друзья, а в-третьих, я, как тебе известно, помолвлена с кузеном Бернарде Даванцати. Между нашими семьями решено, что через два года мы станем мужем и женой. Конечно, видимся мы не часто, так как он представляет интересы своего торгового дома в Риме, но я уверена, что он меня любит.

– А ты? Ты его любишь?

– Не скажу, что он мне противен. Поэтому не стоит нарушать планов, столь тщательно продуманных нашими родными. Надеюсь, что мы будем хорошей парой, – с улыбкой добавила Кьяра.

Конечно, прекрасно, если дальнейшее существование представляется тебе бесконечно прямой линией! Однако свидание в церкви заставило Фьору несколько изменить свое представление о жизни.

– А ты уверена, – вдруг спросила она подругу, – что когда-нибудь не встретишь мужчину, который не только будет тебе не противен, но заставит затрепетать твое сердце… за которым ты с радостью последуешь хоть на край света?

Кьяра ответила не сразу. В ее темных глазах, с нежностью смотревших на подругу, промелькнуло беспокойство. Смущенная откровенностью Фьоры, она попыталась выиграть время, чтобы собраться с мыслями. Взяв с серванта голубую стеклянную чашу, полную засахаренных слив, она поставила ее перед подругой. Держа плод тонкими пальчиками, она минуту рассматривала его, а затем со вздохом сказала:

– По-моему, будет только лучше, если некий бургундский сеньор поскорее уберется на свою туманную родину!

Фьора ничего не успела возразить. Появление Леонарды и Коломбы, которые задержались на кухне, где воспитательница Кьяры опробовала новый рецепт фаршированных голубей, положило конец разговору. Коломба предложила проводить гостей до дома, а по дороге зайти к аптекарю Ландуччи, чтобы купить мелиссовую мазь – прекрасное средство для придания рукам белизны.