Проклятие Синь-камня: книжка о потерянной любви - Олег Шамонаев

расквашенном лице — для поцелуя. Но такового не оказалось, поэтому она просто перекрестила юношу, и исчезла. Мартину захотелось взглянуть ей вслед. Стиснув оставшиеся зубы, он приподнялся на своём ложе. Гели нигде не было. Неподалеку от повозки стояла только чернобровая женщина с малым ребёнком на руках. Юноша решил, что это просто любопытная селянка.

Бричка тронулась. Облака выстроились в восьмиконечный крест. И это спасало, поскольку Мартину как обычно было нехорошо от тряски. Ну, а в голове звучал голос любимой: «Ты поправишься и снова станешь сильным».

Часть вторая

Глава десятая. Болтушка

Майя 6 дня 1728 года, Московской губернии Переславской провинции рязанский город Зарайск

Зарайск состоял из дождя. Вся нижняя часть города (та, что у реки) словно исчезла за стеной ливня, укрывшего и башни кремля34. Каменные стены произвели на Мартина гнетущее впечатление. Он никогда прежде не видел таких грозных сооружений. И, хотя дом Юды Трофимова оказался всё-таки деревянным, он тоже удивлял, поскольку был намного больше пичаевских изб. Впервые в жизни у юноши оказалась отдельная комната и настоящая кровать.

— Что они с тобой сделали, изверги? — возмущался купец, промокая лысину. — Но не волнуйся, голубчик, мы тебя обязательно вылечим…

— Юдушка, отстань от мальчика, он с дороги, и такой больной. Дай же ему отдохнуть, — перебила купца стройная темноволосая женщина.

— Мартин, позволь представить тебе мою жену Глашеньку, — заискивающе сказал Юдушка, и сразу стало понятно, кто в этом доме главный.

Купеческая супруга находилась в том замечательном для женщины возрасте, когда легко можно стать и молодой бабкой, и бывалой матерью. Мартин не знал, есть ли у его новых хозяев дети. Но Аглая была очень красива — с крупным сильным лицом и умело спрятанными под чепчик оттопыренными ушами. Разглядывая вырез её платья, юноша с удивлением понял, что драгуны отбили ему далеко не всё.

— Скажи, как ты себя чувствуешь, и мы пойдём, — обратилась к Мартину Глашенька.

— Чувствую себя словно колосок на молотильном току, из которого выбили все зёрна, — Мартин впервые после драгунской пытки связал пару слов, и был рад, что в принципе сохранил способность шевелить языком.

— О, да ты образованный, — обрадовалась женщина. — Тебя кто-то учил и где?

— Мой учитель — отец Митрий, — отвечал юноша. — Я как раз к шёл к нему, когда повстречал вашего мужа полвтора года назад.

— Да-да, я помню. Но сейчас — поспи, — проявил заботу купец.

— А как только проснёшься, мы сразу отнесём тебя к Изоту-старцу, — добавила хозяйка дома.

Мартин хотел было спросить, что ещё за святой старец на его голову. Но в дороге его так растрясло, что он уснул тяжёлым сном в самом начале своего вопроса.

* * *

Изот оказался не совсем святой и не совсем старец. Это был ухоженный мужичок с горбинкой на носу. Занимался он врачеванием и ворожбой, а также изгнанием бесов и прочими нужными в Ильинской слободе делами. Старец — это было прозвище, к подвижникам веры причислить его было сложно, хотя человеком он являлся в меру набожным. Изотовым искусством в основном пробавлялись посадские вдовушки. Но лечить Мартина он тоже согласился.

— И раны исцеляет, и порчу снимает, — объяснила странный выбор целителя Аглая. — Умеет почти всё, разве только умертвить человека с одного взгляду не может.

Соображал юноша плохо, но намёк понял — в Зарайске знали истинные причины его неприятностей с драгунами в Преображенском. Прохор и Пахом потрудились на славу.

Гостиная в доме Изота, куда притащили Мартина на следующий день, оказалась заставлена распятиями, иконами, лампадами, елейницами и прочей утварью. Такого многообразия юноша не видел даже в пичаевском храме. Комната была небольшой, и её великолепие давило.

— Я знал твоего отца, парень, — сходу начал «старец». — Иев был человеком большого таланта. Мои способности пожиже. Но давай посмотрим, что можно с тобой сделать.

Невзирая на стоны и крики юноши, Изот ощупал почти каждую его косточку, и печально сказал:

— Неважные делишки. Кое-что начало срастаться, и срастается неправильно. Придётся ломать и вправлять. Это очень больно. Могу дать тебе дурмана, но он притупит твой талант. Конечно, если ты получил его в наследство от Иева.

— Я потерплю, — пообещал юноша, хотя не понимал, при чём тут отец, и не видел ничего страшного, если проклятие Синь-камня покинет его навсегда.

— Тогда будем ломать постепенно. Если сломать всё сразу и без дурмана, тебя ждёт быстрая и мучительная смерть.

— Не умер на пытке, не умру теперь, — Мартин подумал, что Геля, возможно, страдает сейчас сильнее, и отчаянно захотел к ней вырваться. — Чем быстрее я встану на ноги, тем лучше.

* * *

В тот же вечер юношу в его комнате навестила Аглая.

— Я до последнего сомневалась, что ты — сын Иева, но теперь вижу: вы — это одно лицо, даже со всеми твоими шрамами, — сказала она, сощурив глаза. — Не верится, что так бывает.

— Если бы это зависело от меня, я хотел бы походить на мать. Отец мне как чужой, я его не знал. А вот мама была со мной до своего последнего дня. Вернее — до последней ночи, — погрустнел Мартин. — Ведь я сирота уже много лет. От матери мне не осталось ничего, кроме воспоминаний. А от отца, судя по вашим словам, — хотя бы лицо.

— Иев часто бывал у своего друга в скиту на речке Пилис рядом с твоей бывшей деревней. Так что я примерно представляю, где встретились твои родители. Но ты не знаешь, в каком храме и кем из священников они венчаны? — спросила купчиха.

— Если только в хлеву — быками да коровами. Мать была скотницей. Она рассказывала, что их связь с отцом была мимолётной и не освящённой церковью.

— Скотницей? — Аглая зацепилась за это слово и сделала вид, что сильно удивлена. — Наверное, она была очень красивой скотницей?

— Она была ведьмой.

— Каждая женщина немного ведьма. Разница в том — насколько, — купчиха намекала, что и она ведовского племени, но ведьма не истовая, а кроткая. — Здесь самое главное — противостоять искушениям и вовремя принести жертву во имя любви.

— Мама принесла самую большую — свою жизнь.

Ночью Мартину приснилось как Васса догорает на кроде, и он пробудился от боли. Ныла заново поломанная рука, закованная в лубок. По дому гуляли сквозняки. Один из порывов приотворил дверь и донёс до юноши обрывки разговора.

— Он очень похож, но один Бог знает это наверняка… Изот сомневается, и полковой лекарь…

— Ну дорогуша…

— И сельский поп несёт околесицу. А