Алло, Люся, это я! - Виктор Коклюшкин

Когда жена вернулась из парикмахерской, фотоаппарат висел на окне, под ним был накрошен хлеб и стояло блюдце с водой. А у подоконника сидели Николай Иванович с сыном и внимательно смотрели в объектив.

Нервные все стали! Еду в лифте, женщина говорит: «В лифте не курят!» Я говорю: «А я вам и не предлагаю!» Она говорит: «Вы курите, а я ваш дым вдыхаю!» Я говорю: «Я об этом не подумал – надо с вас пять рублей взять!»

Психи!..

Никто не дослушает, сказал жене: «Я ухожу», оглянулся – она уже мои вещи собрала и улыбается, а я на работу собрался! Я говорю: «Так-то ты меня любишь?!»

Она говорит: «Ты уж и помечтать не даешь!»

Психопаты!..

Ну, включил я электродрель в два часа ночи. Жена все: «Повесь полочку, повесь полочку!», а вместо полочки сосед за стеной повесился! А другой сознание потерял, потому что сон увидел, будто ему зуб сверлят отбойным молотком!

Психи!..

Ну, выбросил я в окно бутылку, ну попал соседу по голове, но я же ему сказал: «Извини», когда его хоронили!

Хамье!..

Ну, сказал собаке: «Фас!» вместо «Апорт», ну прохожий бежал два километра, прежде чем в колодец упал – чего орать-то? Я, что ли, этот колодец открыл?!

Психопаты!..

Ну, проехал я на красный свет – чего орать-то, если я столько выпил, что вообще думал, что еду в поезде! И ждал, когда проводник чай принесет. А когда увидел гаишника, попросил постельное белье!

Психопаты!..

В бане мужик выскочил из парной, прыгнул в снег, а я дверь закрыл, чтоб не дуло. Чего орать-то, если я по телефону говорил, а он полчаса в дверь стучал и кричал, что замерз! Пришлось его спиртом растирать… Только растерли, он попросил закурить, я зажигалкой щелкнул, а спирт оказывается – горит!

Идиоты!..

Медкомиссию проходил, врач говорит: «Закройте один глаз», ну я ему и закрыл. Чего орать-то? Ну, перепутал, зато закрыл хорошо, у него глаз второй день не открывается!

Психи!.. Говорю: «Мой рисунок в Третьяковской галерее», никто не верит, а я там в туалете на стене кое-что нарисовал!

Кретины!..

У Диброва миллион никто не может выиграть, потому что не догадываются ему половину дать! Хотя он каждый раз намекает: «У вас есть подсказка: 50 на 50»! Я ему предложил сорок – меня выгнали!

Психопаты!..

Ну, принес я жене на день рождения торт, ну, написал там: год рождения, сегодняшний год, а между ними – тире. Я же ни на что не намекал, чего ж драться-то?!

Нервные все стали, а из-за них нормальные люди должны страдать!

Поздняя осень, грачи улетели… лес обнажился, а мы – обалдели! Нет, поздняя осень, грачи охр… озверели, лес обнажился, а мы – не успели!

Нет… Поздняя осень, грачи обнажились, лес улетел, а мы… не нажились!

Поздняя осень… врачи улетели. Дохнул осенний хлад… журча, еще бежит за мельницей рублей… то есть ручей! Но пруд уже застыл… Шалун уж отморозил что-то, а оказалось, это… пальчик! Ему и больно, и смешно, а мать его!.. Неужели там про мать?!

Вот моя деревня, вот мой дом родной!.. Вот качусь я с горки, выйдя из пивной!.. Какая глупость!

Вспомнил! Только не сжата полоска одна, грустную думу наводит она!.. Далеко глядел поэт: Дума есть, а мыслей – нет!

Сквозь волнистые туманы пробирается луна, на печальные поляны много сыплется!.. Фу, какая гадость!

Все стихи я позабыл, потому что много пил…

Вспомнил! Мороз и солнце – день чудесный, златая цепь на дубе том! Интересно, кто этот дуб? Как бы мне, рябине, к дубу перебраться? Я б смогла за деньги дураку отдаться! Фу, какая пошлость!

Мчатся тучи, вьются тучи, невидимкою луна освещает лес дремучий – больше нету ни хрена! Почему в башку лезет всякая ерунда? Если в брюхе нету дна – в башку лезет ерунда!

Я из лесу вышел, был сильной поно… то есть мороз! Гляжу, поднимается медленно в гору лошадка, жующая хворосту воз. Откуда дровишки? Лошадь говорит: «Из лесу вестимо!» Я говорю: «А почему ты разговариваешь по-человечески?» Она говорит: «А почему вы живете не по-людски?!» Я говорю: «Дура!» Она говорит: «Сам дурак!»

Иван-дурак поймал говорящую суку… то есть щуку! Она его матом облаяла, он ее отпустил! Фу, какая пошлость!

Жизнь моя! Иль ты приснилась мне? Будто кто весенней гулкой ранью дал поленом мне по голове! Какой ужас!..

Дай, Джим, на счастье в лапу мне!.. Ведь не берет сейчас лишь тот, кому никто уж не дает! Эт-то точно!

Поэтом можешь ты не быть!.. Но хочется и есть и пить! И отдохнуть, и погулять, ведь человек ты, а не… Фу, какая пакость!

Как хороши, как свежи были рожи!.. То есть лица… когда нам выпало родиться, ну а сейчас такие хари – глаза б их лучше не видали! Ну-ка, зеркальце, скажи, да всю правду доложи: кто на свете всех милее?.. Зеркало сказало так: «Ну, конечно, ты – дурак!» М-да!

Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром, как бы резвяся и играя, приватизировал мой дом! Тьфу ты!..

Улица – моя! Дома – мои! Окна разинув, стоят магазины! Окна удивляются, что цены поднимаются! А когда начнут снижаться – люди станут удивляться!

Белеет парус… одинокий, в тумане Боря… голубом… Что ищет он в краю далеком? Он президент, а тут – дурдом! Ерунда какая-то!

Вспомнил! Вспомнил! Вынесем все! И широкую, ясную грудью дорогу проложим себе, жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется… ни мне, ни тебе!

Тьфу! Лучше бы не вспоминал!

В прошлое воскресенье Иван Сергеевич отправился в гости к Николаю Петровичу. Идти было недалеко – через коридор, то есть два шага. Иван Сергеевич нажал звонок и стал ждать, когда Николай Петрович откроет. А Николай Петрович стал ждать, когда Ивану Сергеевичу надоест ждать и он уйдет.

Так они простояли у двери минут пять, после чего Николай Петрович не выдержал, распахнул дверь и сказал:

– Ну что ты так долго звонишь, может быть, меня и дома-то нет!

– А… а где ж ты можешь быть?! – удивился Иван Сергеевич.

– Где, где! Hу… на лыжах, может быть, я ушел кататься! Ты посмотри, погода-то какая великолепная!

– Погода-то великолепная, – согласился Иван Сергеевич. – Только снегу-то нет… растаял весь почти.