Практическая психология. Конт - Ирина Успенская

Оба-на! И третьего едва не прибили. Не пустись она в погоню за рабами, кто знает, что случилось бы с ребенком. Но откуда все это известно ксену? Однако подумать об этом Виктория не успела.

– Кир Алан, у меня еще плохие новости. Вашу жену отравили.

– Насмерть?

Но это замечательно! Сердце замерло, и Виктория тут же устыдилась своих мыслей. Литине всего двадцать три года, она глупое пухлое создание, но она не виновата, что ей так не повезло с мужьями. Первый – сволочь, садист, грубиян, а второй и вовсе – женщина!

– Ирий спас, контесса успела отпить всего глоток отравленного вина. Сейчас с нею ее духовник и ваша травница, – слегка улыбнулся ксен. Выражения его глаз видно не было, мужчина так и не снял капюшон.

– Я зайду к ней позже. Негоже идти к жене в таком виде.

– Конечно. Но пока не уделите ли вы мне некоторое время для разговора? – мягко, но настойчиво произнес ксен.

Конт вздохнул. В животе громко заурчало, и он смутился.

– Брат Искореняющий, может, поговорим за обедом? – спросил с надеждой.

Ксен тихо рассмеялся и наконец-то откинул капюшон.

А вот это было любопытно. На Алана из-под длинной черной челки смотрели живые карие глаза. Вряд ли Искореняющий был намного старше конта.

– Максимум лет двадцать восемь, – незаметно для себя конт закончил свои мысли вслух.

– Тридцать. Мне тридцать лет, и мои родители выходцы из Мирии, а там черный цвет волос никого не удивляет. Впрочем, у вас в предках тоже были мирийцы?

– Прадед, – кивнул конт. – Я умоюсь, и мы поговорим.

Посмотрел Ирий, как слуги его работают от зари до зари, и наградил их, дав надежду и силу духа, справедливость и смелость, гордость, добродетель, любовь.

Отвернулся он довольный, а Вадий Злокозненный тут же добавил от себя похоть и алчность, зависть и жадность, прелюбодеяние и ненависть.

V Песнь Жития

А с другой стороны, какого черта она должна подстраиваться под этого ксена? Подождет! В душе нарастало раздражение. Она – конт, он – простой святоша. Много чести. А будет докучать, так ведь и прикопать можно под камешком. Здесь не столица, и никто не поинтересуется, куда пропал брат Искореняющий. Хищники съели или горцы прибили, поди найди тело на просторах фронтира. А конт если что – только руками разведет. Не сидел, не привлекался, не имею.

С этими мыслями Виктория направилась в мыльню, выловив предварительно раба, чтобы показал дорогу и прислал Берта. Вот еще головная боль – рабство. Как же мало она знает, катастрофически мало. И получить знания не от кого, можно списать забывчивость на провалы в памяти, но нельзя списать на это незнание устоев и реалий мира, которые впитываются с молоком кормилицы. А еще плохое знание языка добавляло проблем. О смысле многих слов она догадывалась, вечером тщательно записывала их в словарик, многие вещи называла чешскими словами, хорошо хоть языки были схожи и ее худо-бедно понимали.

Мыльня оказалась просторной общественной баней, в которой одновременно могло мыться до двадцати человек. И даже парилка имелась. «Почти как дома, – с ностальгией вспомнила Виктория, стягивая запыленные сапоги. – Где же вы, мои любимые кроссовочки… Эх…» – с тоской подумала она. В пристройке стояли деревянные лавки, на которых валялась одежда и лежали окровавленные тряпки и одеяла. Значит, Рэй с игушем уже внутри. Появился запыхавшийся Берт с охапкой одежды. Вместе с ним пришли и Ольт с Туром, нагруженные полотенцами. Ольт был зол и каждые три секунды бросал на Берта ненавидящий взгляд.

– Что случилось? – поинтересовался конт, когда слуга помог ему раздеться.

– Да успели завшиветь! – воскликнул в сердцах Берт, дав Ольту легкий подзатыльник. – Всего полдня прошло, а они уже подцепили. Не хватало еще, чтоб разнесли эту заразу среди наших рабов. Надо обрить да голову настоем жиримихи смазать.

– Хозяин, а может, не надо? – заканючил Ольт. – Мы вычешем. Там, может, и было по одной вше, а он…

– Прикажи проверить всех. Если найдешь еще у кого – обрить и обработать, несмотря на пол и возраст, а одежду прокипятить, – скомандовал конт, ныряя в распахнутую дверь моечной, откуда тянуло теплым паром и слышался раскатистый бас Рэя. – Вши – это такая зараза…

За ним следом прошмыгнули и голые мальчишки. Тур тотчас начал таскать воду для конта, наливая ее в большую деревянную лохань, а Ольт, прихватив мочалку, поплелся следом за хозяином, шмыгая носом. Волос ему жалко! Явно какой-то девчонке показаться на глаза будет стыдно. Кавалер!

Рэй и еще несколько мужчин возились с игушем. Рядом на широкой лавке лежал отмытый от крови худенький черноволосый сын Эльки. Через живот и бок мальчика тянулся черный синяк. Правая рука опухла, похоже, он ее подставил под удар, чтобы защитить голову. А какой худой! Ольт, который был рабом и явно не шиковал, на его фоне казался упитанным толстячком. Надо откармливать наследника. Мальчик не мигая смотрел в потолок, и по его щекам текли слезы. Виктория кивнула Ольту, указывая на паренька. Раб понял ее с полуслова и спустя секунду уже что-то тихо рассказывал маленькому весчанину, присев перед ним на корточки.

Честно говоря, Виктории ничего не мешало приказать наносить воды в комнату и помыться в корыте вдали от любопытных глаз, но… ее толкало вперед неистребимое, сродни кошачьему, женское любопытство. Интересно же посмотреть. А посмотреть было на что, Виктория даже хотела отпустить грубую казарменную шуточку на эту тему, но ее опередил непосредственный Ольт. Он подошел к раненому игушу, с которого Рэй осторожно смывал кровь, и вылупился на капитана с неподдельным восторгом, затем его взгляд переместился на свой живот и ниже, и по лицу разлилось такое разочарование, что Виктория не сдержала смеха.

– Не грусти, Ольт, ты еще вырастешь, – смеясь, утешил конт зардевшегося паренька.

Вокруг раздался дружный гогот, со всех сторон посыпались похабные советы. Вояки – простые и незатейливые мужики, и шуточки у них такие же.

Голый Рэй действительно выглядел сногсшибательно и очень внушительно. Настоящий варвар. Массивное мускулистое тело без капли жира могло бы украсить обложку любого журнала. Идеальные пропорции бодибилдера безо всяких анаболиков. Только то, что дала природа, и ежедневные тренировки. Ах как хорош! Наверное, от баб отбоя нет. Взгляд переместился на игуша, и захотелось вернуться в Высели и спалить там все дотла. Да уж… полная противоположность капитану. Худощавый, но не худой, весь словно сотканный из мышц. Изящество и сила. Тело горца пестрело ссадинами и кровоподтеками. Руки черные от синяков, правая лодыжка вывернута под неестественным углом. Что там у него внутри творится, даже подумать страшно. Странно будет, если он выживет. Как жаль… Виктория так и не могла понять, какие чувства овладели ею. Безумно хотелось провести рукой по каштановым волосам, по заострившимся скулам, по резко разлетающимся бровям, дотронуться до губ, заглянуть в глаза… Но вместо этого она спросила: