Проводник смерти - Андрей Воронин

Илларион понюхал сигарету и вставил ее в уголок рта.

— Не смотри телевизор, Марат Иванович, — сказал он. — Он хорошему не научит.

— В каком смысле? — сердито спросил Пигулевский, склонив голову к плечу и пронзительно взглянув на Иллариона цепкими черными глазами.

— Ругаешься, как депутат на митинге, — ответил Забродов, вынимая из кармана зажигалку и принимаясь чиркать колесиком. — Вот черт, совсем сдохла… У тебя спичек нет?

— У меня здесь не курят, — мстительно проворчал Пигулевский.

Илларион вздохнул и спрятал сигарету за ухо.

— Безобразие! — возмутился Забродов. — Курить здесь не курят, в книгах ничего не понимают, обзываются почем зря…

-..земля плоская, небо сделано из стеклянной миски, а ты сегодня не пил, — язвительно подхватил Марат Иванович.

— Я сегодня пил, — сдался Илларион. — Я сегодня вообще много чего натворил: проехал полета верст без дороги на мотоцикле, два часа трясся на электричке, почти взашей вытолкал из квартиры старого боевого товарища, и все для того, чтобы дать одному престарелому спекулянту обозвать меня невеждой и алкоголиком.

— Кто спекулянт?! — подскочил Марат Иванович, но тут же махнул рукой и снова уткнулся носом в чашку. — Провокатор, — проворчал он оттуда. — Что-то случилось?

— Да ничего не случилось, Марат Иванович, не волнуйся, — ответил Илларион. — Просто устал я что-то.

Старею, наверное.

— Постеснялся бы, — сказал Пигулевский. — Стареет он… скандалист. Так ты считаешь, что это подделка?

— А ты сам разве не видишь?

— Да вижу, вижу… Просто хотелось проверить. Может, тебе кофе сварить?

— Нет уж, уволь. Знаю я твой кофе. Пойду-ка я лучше домой и завалюсь спать. Тем более, что мне надо обмозговать одну вещь.

Пигулевский со вздохом убрал в ящик стола небольшую, пухлую книженцию в покоробившемся кожаном переплете, из-за которой они с Илларионом весь вечер награждали друг друга нелестными эпитетами, и встал.

Забродов осторожно пожал, словно птичью лапу, руку старика и вышел на улицу.

Над Москвой уже сгустились сумерки, похожие на разбеленное тусклым молоком черничное варенье.

Дальние фонари сияли в темноте, как невиданные по размеру и чистоте бриллианты, под ближними бестолково толклась неизвестно откуда взявшаяся мошкара.

Илларион стрельнул у прохожего спичку, закурил и медленно пошел в сторону грохотавшей неподалеку железной дороги, решив для разнообразия пройтись пешком.

От магазинчика Пигулевского до его дома было не более двух километров — великолепная дистанция для неторопливой вечерней прогулки. Илларион немного постоял на Ваганьковском мосту, глубоко засунув руки в карманы куртки и глядя, как под мостом с тяжелым металлическим лязгом проползают поезда. Разговор с Игорем Тарасовым никак не выходил у него из головы.

Бывший сержант во многом был прав, но Илларион предвидел массу сложностей, о которых его боевой товарищ предпочел умолчать. Как ни старайся вести себя тихо, непременно найдется кто-то, кому луженая глотка заменяет и мозги, и совесть, и этот кто-то сразу же примется распоряжаться и командовать, и тогда снова придется уходить, бросая живое и очень нужное людям дело только из-за того, что ты уже стар и разучился прогибаться или хотя бы держать язык за зубами перед лицом воинствующей некомпетентности…

Илларион бросил окурок на блестевшие внизу рельсы и неторопливо зашагал дальше. Он отвык ходить по Москве пешком, и теперь был почти благодарен мстительному браконьеру Кольке, испортившему ему машину. Оказалось, что по Москве можно гулять ничуть не хуже, чем по лесу. И там, и здесь главное — не торопиться и выбрать удобный для себя ритм жизни и соответствующий ему темп ходьбы. Это очень трудно, когда ты сидишь за рулем, пешеход в этом смысле куда свободнее водителя.

Он спустился с моста и двинулся по Ходынской, оставив за спиной темное облако кладбищенского парка.

Нагретый за день асфальт дышал нездоровым теплом, припаркованные по обеим сторонам дороги автомобили казались тушами выбросившихся на берег китов. Под ноги Иллариону подвернулся пустой пластиковый стаканчик. Воровато оглянувшись по сторонам, бывший инструктор спецназа подфутболил стаканчик и несколько минут гнал его перед собой по тротуару, пока после особенно удачного паса тот не свалился с бордюра и не закатился под брюхо длинной сверкающей черным лаком «БМВ». Илларион без труда разглядел на приборной доске иномарки мигающий красный огонек включенной сигнализации и отказался от намерения вызволить свой спортивный снаряд.

— Ох уж эти «новые русские», — сварливым голо сом проворчал он. — Все под себя, все под себя…

Недалеко от пересечения Ходынской с Пресненским Валом он увидел впереди красные огни, включенных габаритов и услышал неприятную возню, сопровождаемую пыхтеньем и какими-то сдавленными звуками.

— А вот и драка, — равнодушно сказал он. — Правильно, у нас без этого нельзя.

Его равнодушие объяснялось тем, что он уже успел разглядеть в тусклом свете габаритных огней и слабых отсветах далекого фонаря машину, возле которой происходила драка. Это был новенький полноприводной «паджеро», и единственное, чем Илларион Забродов мог помочь его владельцу и тем, с кем тот дрался, были несколько добавочных пинков по болевым точкам. Он вынул из пачки сигарету, вспомнил, что зажигалка не работает, и с досадой заложил сигарету за ухо.

Забродов даже не подумал обойти драку стороной, не видя причин красться по проезжей части из-за нескольких отморозков в золотых цепях. По-прежнему держа руки в карманах, он приблизился к месту потасовки и слегка приподнял левую бровь: здесь происходило кое-что поинтереснее мелкой разборки.

— Ребята, — сказал он, вынимая сигарету из-за уха и вставляя ее в угол рта, — огоньку не найдется?

Коренастый крепыш с плавно переходившим в плечи бритым затылком единственный из всей компании, кто не был в данный момент занят, неторопливо повернул к нему мясистое лицо. Илларион невольно подумал, что на бескрайних просторах России как-то незаметно для постороннего глаза вывелась новая порода людей — широких, почти квадратных, с огромными круглыми черепами толщиной в три пальца и крупными мясистыми лицами.

Или представители этой могущественной расы долго таились в подполье, а теперь вот вышли на свет, чтобы занять подобающее им место? Илларион едва заметно дернул щекой: ему всегда казалось, что наиболее подходящее для этих людей место обнесено высоким двойным забором с тремя рядами колючей проволоки поверху.

— Проходи, отец, — сказал крепыш. В глубоком вырезе его черной майки вызывающе поблескивала толстая золотая цепь. — Мы не курим.

— А что делаете? — спросил Илларион.

— Не понял, — сказал крепыш, а его коллеги на секунду прервали свое занятие и повернулись к Забродову.