Давайте, девочки - Евгений Будинас

Ленка лежала, откинувшись и зажмурив глаза, улыбалась.

Рыжуку стало так стыдно, что он, забыв про одежду, полез по бетонной плите трамплина, держа в зубах перочинный нож. Там, наверху, на самом краю бетонной пропасти, где легко сломать себе шею, он процарапал его обломком – когда этот ножик успел сломаться! – ее имя.

И номер телефона, который поклялся помнить сто лет.

Потом он спрыгнул с трамплина, чудом уцелев, и, обдирая голый живот и колени, залез на дерево, откуда стал орать стихи про небо, которое должно снимать шляпу при его появлении. И обещал, что станет великим или немедленно уедет бороться за свободу в пампасах…

А Ленка (она очень практичная, не хуже своей мамаши) достала из сумки приготовленный дома здоровенный бутерброд и старательно разделила на двоих.

7

Белый свет как белый сон. И это белое солнце. И березы. Все размылось, смешалось, кануло. Все сдвинулось и испарилось.

Так легко и просто она ему отдалась, нет, взяла его, сразу став младше и беззащитней – в этот солнечный день накануне лета. Она сравнялась с ним, дала ему победить. Так всегда бывает, в конце концов, так и должно быть. Неважно, что Рыжук этого не знал.

Всплеск шелковой майки, снимаемой через голову, белые плечи, белая грудь, два темных выпуклых соска выстрелили в него, как из двустволки…

Не надо… Пусти… Я сама…

Все теперь будет иначе. Все теперь организуется, станет основательным и простым, потому что командовать теперь будет только он. Он будет сильным и уверенным в себе…

Но никакой уверенности не было, и никакой силы тоже. Тревожно сосало под ложечкой, подташнивало, как перед обрывом. Все взлетело, но казалось рухнувшим, опрокинутым. Все стало вдруг нереальным, непрочным, зыбким, как в парах бензина, когда мир сдвигается в воздухе и дрожит.

И был колотун. Что-то счастливое случилось, но не казалось вечным. Напротив, пришло предчувствие неотвратимой потери. Откуда? Зачем?

Почему на всю жизнь осталось вдруг это ощущение, что все вот-вот обрушится – от малейшего дуновения, даже само по себе: медленно осядет, чтобы рухнуть, обвалиться, сокрушив и засыпав собой весь его мир, поместившийся на скамейке в скверике за университетом?

8

Подходя к дому, Рыжюкас купил телефонную карточку и остановился у проржавевшей будки с выбитыми стеклами, чудом уцелевшей в строительном хаосе вокруг, хотя таксофон в ней повесили новый…

Телефона у Ленки вообще-то не было… Телефоны тогда были роскошью, на них записывались в очередь на долгие годы. Но номер, процарапанный в бетоне лыжного трамплина, буквально стоял у него перед глазами. Цифр Рыжюкас никогда не запоминал, обычно путался, даже называя собственный номер. А тут и действительно ухитрился запомнить на всю жизнь.

Тогда у него неплохо получалось звонить и без монеты. Нужно нажать кнопку, набрать первые две цифры номера, затем, слегка опустив рычажок, набрать остальные цифры…

– Да, я слушаю… Алло… Алло… – Голос был лысый, с черными усиками и в подтяжках. – Говорите же, наконец, раз позвонили…

Ладно.

– Попросите, пожалуйста, Лену.

– Минуточку… А ее… Кто, собственно, ее спрашивает?

Телефонная будка слегка покачнулась.

– Один знакомый.

– Странно…

Было слышно, как он пропел куда-то в бесконечность: «Елена Юрьевна, вас к телефону! Какой-то о-о-чень мо-о-о-лодой человек…»

Рыжюкас повесил трубку. Засмеялся, представив маленькую старушенцию с седыми космами и в мягких шлепанцах… Она, наверное, здорово шепелявит из-за отсутствия передних зубов. По случайности и ее полвека назад тоже звали Леной.

И тут вспомнилось: у Ленки была одноклассница, кажется, Даля, она жила прямо над ними, ей он и названивал – с просьбами срочно передать Ленке «очередную глупость», как Даля называла его важнейшие сообщения. Однажды она снизошла до того, что даже позвала Ленку к телефону. О, как ему нужно было тогда поговорить! Как просил он, как требовал немедленно встретиться, как ляпнул в сердцах, что это будет их последний разговор…

– Тогда зачем же встречаться?! – спросила Ленка раздраженно.

Но все-таки встретились.

9

– Ну что тебе еще теперь надо? Ты ведь этого добивался?

Поздно вечером они стояли у Ленки в подворотне. Шел дождь .

Рыжук дымил сигаретой, швырял щелбанами окурки – «Будет пожар» – снова закуривал, еще и не докурив.

– Я лучше пойду, – сказала Ленка.

Пока он там развлекался на взморье с друзьями, она загибалась на выпускных. Между прочим, из-за него она отхватила по «Истории СССР» трояк. Этого вполне достаточно ей и ее бедной маме. Завтра они отвалят к Лысому на все лето. У нее накрылся даже школьный бал. Так мамаша рассчиталась с Рыжим за тройку. А сейчас ей надо идти, ей еще нужно собраться, она простирнула все шмотки, их надо успеть погладить…

Рыжий молчал. Она может уйти, хотя бы и насовсем… Она так не хочет, она хочет «просто пойти»? Впрочем, ему все равно…

– Рыженький, Генсочка, милый, хороший, иди домой, ладно? Мы потом с тобой обо всем поговорим… Ну что ты опять придумал, ну чего ты наворочал!

Ничего ни с чего он не взял. Он просто олух царя небесного, упрямый урод, осина, дубина, ну что он тут стоит, засунув руки в карманы?! И все не уходит, как призрак какой-то, как хулиган с Лосевки.

– Я промокла, устала как кляча, простыла, мне нужно идти, мама опять ругаться будет, она с нами совсем сойдет с ума. Завтра нам ехать, а ты смотришь, словно стреляешь… И так долго не уходишь, так глупо стоишь… У меня уже температура.

Никто и не держит.

10

– А разве любовь не должна быть свободной? – своим звонком Малёк вернула его на землю. Хотя она снова удивительным образом попала в тему.

– Это в каком смысле? – спросил он.

– В том смысле, что если человек, допустим, меня любит, я могу делать, что я хочу?

– С ним?

– С кем хочу. Я могу быть сама собой?

– А ты этого не знаешь?

– Знаю. Но он меня достал. А я хочу быть свободной.

– Человек может поступать так, как он хочет…

Учить их ему всегда нравилось. И давать советы, предварительно расспросив. Он и любил-то юных девиц больше всего за то, что их всегда есть чему учить, и за их готовность воспринимать наставления.

– А другие человеки?.. Ну если его это бесит. Если он требует всякие глупости?

– Это уже его дело. Он ведь тоже может поступать как хочет.

– И что тогда?

– Тогда ты ему будешь не нужна. Поэтому так трудно быть самим собой… Но надо и как-то подстраиваться.