Криминалистика по пятницам - Елена Валентиновна Топильская

этой версии — вполне возможно, что этот секс-шоп, без охраны и видеоконтроля, выбрала женщина. Это она раньше тут бывала. Она, а не он. Теперь бы личность трупа установить, и дело в шляпе…

Вот сейчас у меня появились формальные основания для официального допроса Олеси. И все же? Почему он ничего не купил в секс-шопе? В пику своей подруге, если это она привела его сюда? Мол, даже не старайся, все равно буду ходить на промысел и никакие резиновые красотки не смогут мне дать такого выплеска адреналина в кровь, который я ловлю на охоте за девочками? Да, после такого можно и ножом в сердце ударить. Значит, скорее всего, жена.

Я позвонила в морг Юре Щеглову, чтобы он подождал пока отчленять кисти у неопознанного трупа — для опознаний он нам нужен целехонький. А с прочтением татуировки придется немного подождать. Вот бы там оказалась какая-нибудь необычная фамилия, которую носит один-единственный человек в нашем городе… И тогда осталось бы поехать к нему домой, найти следы крови, натекшие после отчленения головы, и задержать его убийцу. А еще доказать его причастность к нападениям на девочек — и прекратить эти дела за смертью лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности. И объяснить потерпевшим девочкам, что маньяк больше никогда не придет.

Глава 7

Опытный Синцов провернул передачу мне дел из других районов в шесть секунд, с помощью простого, но действенного метода. Он поехал к одному из следователей — самому занудному, у которого в производстве был эпизод с девочкой из художественной школы, и стал домогаться, чтобы тот все бросил и срочно ехал в морг вместе с потерпевшей. Он стоял у следователя над душой и нудил, нудил, объясняя, что опознание надо проводить срочно, пока труп не начали вскрывать, чтобы не показывать и без того напуганному ребенку руки, отчлененные от трупа, и кроме того, следовало спешить, чтобы запах разлагающегося трупа не стал совсем уж невыносимым — на последнее обстоятельство Синцов особенно напирал.

Следователю же не хотелось никуда ехать, он тихо сидел себе в своем кабинетике, считая минуты до окончания рабочего дня и меньше всего желал сейчас развивать активность, вытаскивая потерпевшую вместе с родителями и добираясь до морга сквозь пробки. Более того, он вообще нисколько не желал, чтобы дело раскрылось, потому что это означало неминуемые следственные действия в большом количестве — всякие допросы, задержания, не дай бог, поездки в следственный изолятор и на экспертизу. А он уже мечтал выждать положенные два месяца, накропать отдельное поручение розыску — «прошу принять меры к установлению», и со спокойной душой забросить корочку с бумагами в дальний угол сейфа. Ему плевать было на то, что маньяк ходит по городу, выискивая новую жертву. Меня всегда поражало, зачем такие люди, испытывающие отвращение к следственной работе, получают юридическое образование и приходят в прокуратуру или милицию. Правда, как-то один такой чинуша в синем мундире — несмотря на свой юный возраст, в поведении много более солидный, чем я, снисходительно разъяснил мне, зачем он стал следователем: форма, пайковые, бесплатный проезд и пенсия приличная. Не понимаю, как можно в двадцать с небольшим устраиваться на работу, мечтая о пенсии, но в тех, кто пришел нам на смену, вообще много загадочного.

Синцов же, общаясь с обладателем вожделенного мною дела, мобилизовал все свои актерские способности и был таким занудным, что у него самого скулы сводило, на самом деле добиваясь одного: чтобы следователь озверел и стал искать любые способы отделаться от этого мероприятия. И когда почувствовал, что клиент созрел, он, словно проговорившись, подбросил ему идею, смысл которой заключался в следующем: дело надо скинуть тому, кто расследует убийство предполагаемого маньяка. То есть мне. Пусть тот следователь (то есть я) вытаскивает потерпевшую, едет в морг и проводит опознание, а вместе с тем и прочей следственной бодягой занимается. Скинуть надо срочно! А то заставят все делать самому, прежде чем отдавать дело на соединение с убийством.

Юный бюрократ, не поднаторевший пока в аппаратных играх, оживился — как это ему раньше в голову не пришло? А дальше Синцов сел в коридоре нога на ногу и терпеливо ждал, пока следователь бегал к прокурору и обратно, тряся делом, которое ему уже западло было держать в руках, в перспективе близкой передачи в другой район. Спустя всего полчаса суеты и напряженных телефонных переговоров с городской прокуратурой следователь торжественно вынес к Синцову дело с сопроводительной, уже подписанной районным прокурором, и попросил доставить его вместе с делом в городскую, для передачи в другую прокуратуру, другому следователю. То есть мне.

Остальное было делом техники. На следующее утро у меня на столе лежала стопка дел под бумажкой из городской прокуратуры, на которой нацарапана была резолюция моего непосредственного начальника: «Ст. следователю Швецовой М.С. Примите к производству, для объединения с уголовным делом по факту обнаружения трупа неизвестного…» и т. д. Начальник, видимо, так расстроен был, что вышло по-моему, что, расписываясь, в сердцах порвал ручкой бланк. Но никаких устных комментариев от него на эту тему не последовало. В конце концов, в бюрократии есть и хорошие стороны. Этот наш прокурор никогда не спорит с вышестоящими. Прислали пять «глухарей», навесили на наш и без того загруженный район лишние дела — значит, так надо. Старший приказал…

Я подавила в себе желание немедленно начать читать и анализировать все дела. Придется делать это позже, после опознания. Сначала продавщица, потом девочка. Предъявлять надо обеим. Потерпевшая должна сказать, эти ли руки угрожали ей ножом, продавщица — в эти ли пальцы передавала секс-игрушки, способные, как она надеялась, спасти будущих жертв того, кому хочется насиловать малолетних.

— Господи, что вам еще нужно? — с горечью отозвался усталый мужской голос, когда я позвонила домой потерпевшей девочке и представилась. — Что еще от нас нужно? Все равно вы никого не поймаете, да мы уже и не хотим ничего. Оставьте нас в покое. Хотите, я заявление напишу, что нам ничего не надо?

У меня заныло сердце. Как же надо было разговаривать с потерпевшими, чтобы они так реагировали на звонок следователя? И какие слова мне искать сейчас? Прижимая плечом телефонную трубку, я пролистала дело, на «корочке» которого была написана фамилия этой потерпевшей. Пять листочков: коротенький протокол осмотра места происшествия, нацарапанный неразборчивым почерком, постановление на экспертизу, допрос ни о чем… Хотя такой краткий и неинформативный первый допрос можно объяснить, если с ней разговаривали сразу после происшествия, и она тогда еще