Самый темный вечер в году - Дин Кунц

Тут же засек еще одну тень, на полу. Или подумал, что засек.

Взгляд вернулся к незаконченному рисунку. Руки слишком сильно тряслись, чтобы он мог пустить в ход карандаш.

Брайан поднялся. Тени больше не летали, но странный звук откуда-то доносился, возможно, из других комнат квартиры.

После короткой заминки он вышел из кухни.

Отражение в зеркале, которое висело в коридоре, ужаснуло его. Бледное лицо, темные мешки под налитыми кровью глазами.

Пройдя коридор, Брайан остановился под ведущим на чердак люком. Чтобы достать до ручки на крышке люка, ему требовалась стремянка.

Чем дольше он смотрел на крышку, тем сильнее крепла убежденность в том, что на чердаке кто-то сидит или свисает головой вниз со стропил и слушает.

Усталость не только туманила разум, но и распаляла воображение. Здравомыслие покидало его. На чердаке могла ждать только пыль. Пыль и пауки.

За последние сутки он спал только час. А долгие часы рисования окончательно вымотали его.

В спальне, не раздеваясь, он вытянулся на разобранной постели, с которой почти двенадцатью часами раньше его поднял телефонный звонок Эми.

Жалюзи оставались опущенными. Серый свет проникал только из коридора, через открытую дверь.

Глаза жгло, в них словно насыпали песку, но Брайан не мог их закрыть. Под потолком никакие тени не летали.

Из памяти выплыл кристально чистый голосок девочки, поющей на кельтском языке.

Ее глаза, синие, с толикой лилового.

Глаза Карла Брокмана, словно два ствола дробовика.

Слово pigkeeper на экране компьютера.

Брайану очень хотелось спать, но он боялся закрыть глаза. Не отпускала жуткая мысль: смерть ждала, чтобы забрать его во сне. Некое крылатое существо грозило спуститься вниз, прижаться своим ртом к его рту и высосать из него жизнь.

После пяти часов сна Харроу просыпается уже после полудня, не в комнате без окон, где они занимались сексом, а в главной спальне дома из желтого кирпича.

И пусть затянутые шторы практически не пропускают свет, он может сказать, что Лунная девушка уже ушла. Ее присутствие чувствуется даже в темноте, она, как надвигающаяся гроза, прибавляет немало миллибаров к естественному атмосферному давлению.

На кухне он варит себе крепкий кофе. Через окно видит ее во дворе, на крошечном островке травы среди моря камня.

С кружкой дымящегося ароматного напитка выходит из дома. Для конца сентября день теплый.

Дом из желтого кирпича стоит среди бежевого гранита. Круглые валуны, словно костяшки гигантских кулаков, высятся по периметру выложенного кирпичом внутреннего дворика.

Харроу пересекает внутренний дворик, держа курс на островок травы. Долгие десятилетия, а то и века, ветер приносил почву в глубокую овальную впадину в граните. С почвой туда попали и семена.

В центре травяного овала растет мексиканская сосна высотой в восемьдесят футов. Ее раскидистые ветви фильтруют лучи полуденного солнца десятидюймовыми иглами.

Лунная девушка сидит на одеяле, на ее теле свет играет с тенью. Она — зрелище, и прекрасно это знает. Притягивает взгляды точно так же, как сила тяжести тащит камень на дно колодца, в мокрую тьму.

На ней только черные трусики и бриллиантовое ожерелье, подаренное ей Харроу. Она в теле, но гибкая, с загорелой на солнце кожей и самоуверенностью кошки. С пятнами тени и бликами солнца на теле она напоминает ему леопарда на отдыхе, только что отобедавшего добычей и всем довольного.

Рядом с ней на одеяле стоит черная лакированная шкатулка, выложенная внутри красным бархатом. В ней разнообразные ножницы, щипцы, пилки и другие инструменты, необходимые для ухода за ногтями.

Хотя она никогда не ходит к маникюрше, ногти у нее в идеальном состоянии, пусть длина их чуть короче, чем принято в эти дни. Ногтями она может заниматься часами.

Страх перед скукой заставляет Лунную девушку уходить в себя. Для нее другие люди — плоские, словные актеры на экране телевизора, она не способна представить себе, что они такие же трехмерные, как и она. Окружающий ее мир сер и пуст, зато внутренний — богат.

Харроу садится на траву, в нескольких футах от ее одеяла, потому что в такие моменты она не поощряет близости. Пьет кофе, наблюдает, как Лунная девушка красит ногти, задается вопросом: а какие мысли роятся в ее голове, когда она этим занимается?

Его бы не удивило, если б он узнал, что никаких сознательных мыслей в голове у Лунной девушки сейчас нет и она пребывает в трансе.

Пытаясь понять ее, он узнал о состоянии, именуемом автоматизмом. Так называют состояние, когда поведение не контролируется разумом, и, возможно (возможно, и нет), Лунная девушка в нем и находится.

Обычно автоматизм длится минуты. Но всегда есть исключения из правил, а Лунная девушка — сама по себе такое исключение.

Пребывая в состоянии автоматизма, она может часами заниматься своими ногтями, не отдавая себе отчета в том, что делает. Потом и не вспоминает о том, что подрезала, подтачивала, полировала ногти.

Он хотел бы посмотреть, как в таком состоянии она совершает убийство. Наверное, захватило бы дух: холодная красота, пустые глаза, бесстрастное лицо, пронзающий тело нож.

Он сомневается, что она убила кого-то в состоянии автоматизма и когда-нибудь убьет, потому что убийство, особенно гибель людей в огне, едва ли не то немногое, чем может помочь ей окружающий мир в борьбе со скукой. Ей нет необходимости убивать в трансе, потому что она может убивать в полном сознании. Получая от этого удовлетворение и не испытывая угрызений совести.

Частенько она занимается собой, и не только ногтями, большую часть дня. Для себя она — целый мир, и ее тело — лучшая защита от скуки.

Иногда всю вторую половину дня она моет золотые волосы шампунями, бальзамами-ополаскивателями на натуральной основе, сушит на солнце, медленно расчесывая, делает себя массаж шеи и кожи головы.

По характеру непоседа, Харроу тем не менее может часами наблюдать, как занимается она собой. Его успокаивает ее совершенная красота, безграничное спокойствие, абсолютная погруженность в себя, она вселяет в него чувство надежды, хотя он еще не может определить, на что именно он надеется.

Обычно Лунная девушка занимается собой в молчании, и Харроу не уверен, известно ли ей о его присутствии. На этот раз, через какое-то время, она спрашивает:

— Он дал о себе знать?

— Нет.

— Я устала от этого места.

— Надолго мы не задержимся.

— Лучше бы ему позвонить побыстрее.

— Он позвонит.

— Я устала от этого шума.