Дневники матери - Сью Клиболд

Поскольку в детстве я была настоящей трусишкой, меня всегда впечатляло, насколько Дилан свободен от обычных детских страхов. Он не боялся ходить к доктору или к стоматологу, как я в его годы. Когда его в первый раз стригли, он улыбался во весь рот. Он не боялся воды, темноты, грома и молнии. Позже, когда мы начали ходить в парки развлечений, Дилан мог забраться на самые страшные аттракционы. Иногда он катался на них один, а мы все стояли внизу и махали ему руками, потому что больше ни у кого не хватало духу присоединиться к нему.

Мы с Томом называли Дилана «наш маленький солдатик» из-за его способности справляться со стрессом. Он никогда не сдавался, пока не решал проблему, и редко отвергал какую-либо идею, не обдумав ее. Он не любил просить о помощи. Но он редко в ней нуждался. Поскольку он был высоким и одаренным ребенком, Дилан пошел в школу на год раньше. Почти все время он был самым младшим ребенком в классе по возрасту и самым высоким по росту.

Он не очень любил делиться своими игрушками, доходило даже до того, что прятал свои любимые, когда надвигался приход гостей. Малышом уставший Дилан иногда падал на пол около кассы, когда мой поход за продуктами слишком затягивался. То, как он хвастался тем, что знает таблицу умножения куда лучше старшего брата, тоже было не самой приятной вещью на свете. Но это было очень незначительным отклонением от нормы (если вообще было отклонением), и мы любили его. Мы с Томом верили, что он совершит что-то великое.

За прошедшие годы я много думала о потребности Дилана убедить себя и других в том, что он полностью все контролирует. Эта черта появилась у него еще в раннем детстве. Когда он был маленьким, мы гордились этой особенностью, а сейчас я задаюсь вопросом, не была ли эта гордость напрасной. Потому что, когда Дилану под конец жизни по-настоящему понадобилась помощь, он не знал, как ее попросить.

После Колумбайн многие люди откликнулись на призыв поделиться со мной своими собственными историями о скрытой боли. Поразительно, как же много этих историй было связано с так называемыми идеальными детьми: победителем научных олимпиад, звездой спорта, музыкальной девочкой, которой предлагали полную оплату обучения в консерватории по ее выбору. Иногда в их жизни были явные знаки того, что с детьми не все хорошо: ухудшающиеся оценки, беспорядочный секс или употребление наркотиков, проблемы с законом. Тем не менее, во многих случаях эти дети сумели пройти мимо радаров своих родителей именно потому, что они были великолепны во всем и могли скрывать ужасную боль от своих родителей так же хорошо, как и делали все остальное.

Когда бы я ни задала себе вопрос о том, почему я пишу эту книгу, снова подставляя себя осуждениям и злобе всего окружающего мира, я думаю обо всех этих родителях. Возможно, Дилан не был отличником или спортивной звездой, но мы были уверены, что он вполне успешно справляется с неизбежными проблемами, которые подбрасывает жизнь. Стала бы я вести себя по-другому, если бы знала все эти истории о детях, чьи страдания скрывались под маской счастливого и уравновешенного человека? Задним умом все крепки, но я думаю, что, если бы знала, то не была бы так убеждена, что Дилан без всяких усилий двигается по жизни.

Мы с Томом всегда шутили, что Дилан летит на автопилоте. В пять или шесть лет младший сын попросил меня научить его, как самому мыться. Я показала ему, как намылить мочалку, каким частям тела надо уделить особое внимание при мытье и как тщательно ополоснуться. Байрон, который был на три года старше, все еще баловался в ванной и не мыл уши, если ему не сказать об этом. Дилану же мне нужно было только один раз показать все этапы, и он аккуратно вешал полотенце на место после купания без каких-либо напоминаний.

Вдобавок к тому, что Дилан был удобным ребенком, он был счастливым. Он был не таким общительным, как его брат, но все-таки легко заводил друзей. Когда мы жили на улице, где было много детей, Дилан успешно вписался в компанию мальчишек своего возраста, и они ездили по округе на велосипедах. (Мы всегда знали, где они находятся из-за груды великов, лежащих на газоне того дома, где они остановились перекусить.)

Пока наши сыновья росли, мы с Томом были особенно поражены тем, как легко Дилан ладит с Байроном и его друзьями. На одной из моих любимых фотографий, которая стоит на моем столе, Дилан висит на руке Байрона, как маленькая обезьянка, и оба они широко улыбаются.

Один случай из детства Дилана я часто вспоминаю. Когда ему было около десяти лет, ему пришлось удалить неправильно расположенный, глубоко вросший зуб. К сожалению, на следующий день в наш город приехали друзья семьи. Возможно, я должна была настоять, чтобы мы с Диланом остались дома и он мог отойти от операции, но не было никакого способа заставить его пропустить выход в свет с нашими друзьями, несмотря на то, что его щеки раздулись, как у бурундука.

Я вздрагивала каждый раз, когда смотрела на его бледное, раздувшееся лицо, но Дилан не пропустил ничего: ни катания на картах, ни мороженое, ни поездку на особом горном поезде на вершину пика Пайкс, горы, поднимающейся более чем на 14 000 футов[9] над уровнем моря, где можно любоваться одними из самых эффектных видов в мире. Когда я с волнением пыталась найти его глаза в зеркале заднего вида, пока мы ехали куда-нибудь, сын мягко улыбался, чтобы развеять волнение. Несмотря на мое беспокойство, Дилан переживал лучшие моменты своей жизни.

И когда мы с другой мамой побоялись шагнуть на висячий мост Ройэл Гордж-Бридж, именно Дилан скользнул обратно к нам, попеременно подшучивая над нами, упрашивая и подбадривая нас пройти по самому высокому мосту в Соединенных Штатах. Я по-прежнему могу чувствовать его руку в своей.

Мы с Томом несколько раз переезжали, пока, наконец, не нашли дом, где мы хотели растить своих детей. С большими панорамными окнами и высокими потолками дом выглядел великолепно, совсем как в какой-нибудь телепередаче. Тем не менее, он был в плохом состоянии, и когда мы его купили, требовал серьезного ремонта. Бассейн не держал воду, а на теннисном корте через покрытие проросли сорняки высотой шесть футов. В доме была дырявая крыша и несколько разбитых окон, и в нем вольготно разгуливали сотни бурундуков, полевок и мышей, которые устроили свои жилища внутри дома и вокруг него.

Эта недвижимость была большой и весьма накладной для нас, она поедала все наши заработки, но вокруг дома расстилался пейзаж, от которого просто захватывало дух. Необычайное освещение подножия гор заставляло камни вокруг дома становиться оранжевыми по утрам и нежно-сиреневыми по вечерам. Площадки между массивными розовыми скалами из песчаника заросли перекрученными, сучковатыми падуболистными дубами, ощетинившимися колючками кактусами-опунциями и остроконечными юкками — выносливыми жителями пустынных земель.

Мы с мальчиками часами сидели и смотрели на жизнь дикой природы из наших панорамных окон, как другие семьи смотрят телевизор. Голубые сойки, золотистые дятлы, сороки и синицы-гаички прилетали на наши кормушки. Семьи оленей, лисиц и енотов находили угощения, разложенные на земле. На некоторое время мы приютили семью рысей на нашем заднем дворе. Однажды вечером после ужина Том, который мыл посуду, поднял голову и увидел бурого медведя, смотревшего прямо на него в окно кухни. Между ними было не более восемнадцати дюймов. Однажды утром муж увидел еще одного медведя, блаженно лежащего на спине посреди нашего бассейна, окунаясь во впадину в покрытии, где было как раз достаточно воды для медвежьей ванны.