17 м/с - Аглая Дюрсо

Он был похож на чучело наших нелепых жизней. На памятник тому, кто никогда не умрет.

ЗЛОЕ…УЧИЕ ГЕНЫ СЕМЕЙКИ ДЮРСО

Мне досталась недвижимость в южном городе, где помидоры женского рода, а на набережной стоит памятник влюбленным из легкоплавкого металла времен гедеэровского соцреализма. Невесты в кураже отрывают подолы аж по самый небалуйсь и привязывают их на памятник куда придется. Впрочем, памятник — это муниципальная собственность.

Из фамильного еще достались две кузины.

Одна похожа на Николь Кидман, а вторая — на Бьорк. Это потому что бабушка у нас была похожа на Одри Хепберн, но без удручающего скандинавского наста. Бабушка любила смотреть бокс по телевизору. Она лежала на оттоманке, смотрела в перламутровый театральный бинокль и кровожадно покрикивала: «Ну давай, давай, врежь ему». Еще она темпераментно гадала на картах, смачно плюя в морду пиковому королю, если под ним обнаруживалась какая-нибудь малознакомая бубновая тварь.

Бабушка сказала, что Бьорк будет фамильной гордостью, Кидман — фамильной красой, а я стану птичкой на ветвях души седовласого писателя.

Кидман вышла замуж за казанского татарина. Страшный был мудак. Хорошо, что недолго продержался.

Бьорк тоже вышла замуж. Ей достался абхазский князь. И что удивительно — тоже редкостный мудак.

Мне достался писатель. Не хочется никого обижать, но что-то пугающе общее с татарским ханом и абхазским князем у него было.

Теперь это не имеет к нам никакого отношения. Со стороны вообще может создаться впечатление, что мы размножаемся делением: мудаки пугливо проскальзывают тенями второго плана, а теток прибывает в геометрической прогрессии.

Кузины сказали, что недвижимость надо запереть, а самим валить на дачу, только прихватить хрустальную конфетницу, а то коту будет не из чего пить.

Дача моим кузинам нужна, чтобы забываться. То есть чтобы не вспоминать, что случилось, и не думать, что еще может случиться.

Они мне сказали, чтобы я забывалась, как хочу. Кузина, которая была за князем, как подорванная, выращивала какую-то ботву. В этой ботве у нее выросла помидора с голову ребенка, больного гидроцефалией. А потом она из этой ботвы готовила. Несмотря на одноконфорочность — в промышленных масштабах. А когда-то она хотела работать наблюдателем за ростом травы.

Кузина, которая была за татарином, все время убиралась. Она скребла пол, мыла посуду в баке, а когда становилось нестерпимо жарко, тщательно обливалась водой из шланга. Когда-то она определяла качество людей по запаху. Некоторые у нее пахли арбузами, а другие — дерьмом.

А я села на скамейку и наблюдала за жизнью муравьев. Когда-то я мечтала создать полную энциклопедию улыбок. Потому что все мужчины, глядя на меня, хохотали до упаду.

К шести утра старшая кузина сказала мне, что так дело не пойдет. А я высказалась в том смысле, мол, а куда деваться. А она мне ответила, что еще не поздно затеять энциклопедию взглядов, молящих о пощаде. А я высказалась в том смысле, что это неконструктивно и хули толку. Особенно после того, как какая-то вероломная тварь пожрала муравья, тащившего стручок из-под акации.

Вот до чего мы докатились, дорогая бабушка. В снятом параллелепипеде из унылого силикатного кирпича на берегу реки, пахнущей арбузами.

Я затоптала подлую тварь и засыпала муравейник, чтобы не о чем было сожалеть. В течение трех дней я расписала каждый кирпич по фасаду, куда только можно было дотянуться с садовой лестницы, вынесенной под покровом ночи с соседского участка. Теперь по фасаду летал крылатый багровый кот, пьяный ангел, стая колорадских жуков и несколько существ, напоминавших Бьорк, Кидман и всех прочих ведьм, то есть, извиняюсь, фей нашей зловредной семейки.

Бьорк вкопала в землю металлический шест. Она сказала, что в следующем году вокруг шеста вырастет виноградная беседка. Но беседка начала расти ночью, после того как мы выкопали почти готовый виноград у соседей напротив. А Кидман покрасила окна вызывающей оранжевой краской. Наша бабушка всегда предпочитала именно эту краску. Она такой красила паркет.

Ночью мы танцевали у шеста. Все женщины в нашем роду рано или поздно исполняют этот сомнительный танец. Про бабушку это известно не точно, но всем известно, что какие-то бубновые дамы за что-то разбивали ей окна. А моя дочь в порыве всеобщего созидательного веселья надела себе на голову ведро с краской.

Мы долго решали, что с ней делать: оставить ее Милой Йовович времен «Пятого элемента» или превратить в Бритни Спирс. Может, вам нужна мужская помощь, прошелестел дачный сосед, летчик в отставке. Ну, в смысле, розетки починить или ручки прикрутить. Вообще-то нам ручки не нужны, мы масштабно мыслим. Кроме того, жена летчика сбила летчика на бреющем и вежливо пригласила нас на консультацию по дизайну ее жилища. Мы хватали ее за руки и наперебой рассказывали, какие интерьеры украсят ее унылый дачный домик. Она плакала от умиления и насыпала нам полные карманы яблок. Потому что за какие-то полчаса она успела пожить в трех принципиально разных домах.

Перед уходом мы посоветовали ей для начала сровнять все с землей бульдозером. Чтобы легче начитать новую жизнь. Это был катарсис.

Ботва сдохла, в доме никто не разувался, хорошо, что хоть посуда не пачкалась, потому что из нее никто не ел. Потому что никто не готовил. Мы принесли с реки корягу и вырыли вокруг нее прудик. На берег прудика стекались соседи из самых дальних закоулков, и мы им рассказывали, как прекрасно они заживут в домах, которые мы им придумаем. Наша услуга называлась «виртуальный дизайн» и пользовалась сногсшибательным успехом.

Мы залезли на чердак и обнаружили там много прекрасной краски, так и не использованной неведомыми нам хозяевами дачи. И тогда мы вылезли на крышу и нарисовали на ней облака.

Точно такие же облака нарисовала моя бабушка на репродукции картины Леонардо «Дама с горностаем».

Жена отставного летчика сказала из засады своей рабицы: «Господи, как весело вы живете».

Она сидела за решеткой, как крупный, несколько грустный примат, который не может отлучиться на крышу, потому что сейчас к нему приедет сын с невесткой и надо готовить борщ.

А нам-то что.

Ни у одной из нас не осталось никаких обязанностей перед ханами. Одна из нас потеряла восьмимесячную дочь, вторая — мать. Все мы лишились нашей бабушки, хотя от нее мы такой подставы не ожидали.

И теперь мы на своем празднике непослушания могли творить, что заблагорассудится.

Так что обращайтесь.

ВСЕ СУМАСШЕДШИЕ

Друг по переписке (которого я никогда в глаза не видела) прислал мне фотографию ока Божьего. Совсем сбрендил человек. Но сбрендить — это в кругу моих знакомых норма. Вообще-то это было письмо счастья. А еще точнее — фотография, сделанная с телескопа Хаббл. И утверждалось, что такое явление случается раз в три тысячи лет. И необходимо загадать желание, а фотографию переслать семи страждущим. Я смотрела в глаз уникальному космическому явлению, и все мои желания казались какими-то мелкотравчатыми. Тогда я решила покопаться в Интернете и выяснить, кто наблюдал это явление три тысячи лет назад и как точно исполнились его желания. Но тут на меня свалилась новая забота. Друг по переписке (которого я в глаза не видела) пригласил меня на стройку на окраине города. Он предложил сделать ангела из арматуры. Друг по переписке утверждал, что он — плюмбер, и на стройке ему принадлежат все трубы и огрызки арматуры. Отпираться было неудобняк, потому что я — заложница своего образа жизни артефикатора. Я безответственно совращала народ призывами сделать Ангела на краю Вавилонской башни. Но Вавилонская башня, по моим представлениям об архитектуре, должна была стоять в самом центре города. Друг по переписке (которого я в глаза не видела) утверждал, что на окраине безопасно, там стоят дома, гуляют люди и рыщут собаки. Этот аргумент мне показался убедительным — в конце концов, на то и Вавилон, чтобы разрастаться. Мне пришлось согласиться, хоть я и побаивалась. У меня было три версии. Первая: за ником друга по переписке скрывается кто-то из моих идиотских друзей (и если я не приеду, они напишут мне: «Аглая, какое же ты трусло и врунья! Говорила, что делаешь ангелов, а сама сидишь на заднице и трясешься, как студень»). Версия вторая: это маньяк. Он заманивает на стройки плохих писательниц (ведь мою-то книгу он не читал, сам признавался в комментах, не знает, что она хорошая). И там разделывается с ними в гулком подвале. Санитар национальной культуры. И третья версия. В которой я себе долго не признавалась. Но именно она, эта версия, стала решающей, когда я послала ответ с согласием. Я думала, что это один человек, который безвозвратно исчез четыре года назад. Я даже заготовила фразу для встречи на стройке на окраине города: «Смерть тебе к лицу». Ночь перед вылазкой на стройку я не спала. К четырем утра версия о маньяке стала доминирующей. Потому что наступающий день был праздничным, и на стройке свидетелей не будет. Утром я собрала совет. На совете присутствовали дворовые тинейджеры, мои тимуровцы. Они сказали, что покрадутся за мной и залягут на стройках поблизости. Тимуровцы на ближайших стройках показались мне бедствием гораздо большим. Потому что этих тимуровцев обходили бы за версту даже квакинцы. Один из них угнал тачку отца, отец объявил розыск, за тимуровцем была погоня, от которой он увертывался, «положив стрелку» на проспекте Мира. Я подумала, что с отцом я не расплачусь, и предложила тимуровцам ждать дома моего звонка с паспортными данными друга по переписке. И эти данные сразу же передать Молекуле. Пусть пробьет на работе по базе данных. Ребенок завывал от ужаса и вис у меня на ногах, причитая: «Мама, не надо на стройку, у нас дома и так полно хлама, куда мы денем ангела из арматуры?!» Тимуровцы оторвали ребенка от колен и утешили. Мол, не парься, до ангела дело может не дойти. Позвонил мой режиссер и спросил, не хочу ли я приехать на работу. Я упавшим голосом сказала: какая работа?!! Я еду варить ангела! Он сказал, чтобы я не смела. Лучше он привезет в монтажку отменный суповой набор. С него навару больше. На всякий случай он сказал, что будет звонить каждые полчаса. Но первым позвонил Молекула. Он спросил сонным голосом, не ох…ела ли я. И чтобы я немедленно разворачивалась, потому что сегодня выходной, он стоит на кухне в трусах и не собирается в таком виде переться на работу из-за моих причуд. Я сказала: «Стареешь, Молекула» — и бросила трубку. Были денечки, когда Молекула, невзирая на время суток, приезжал за мной в самые немыслимые места. Прискорбно, когда возраст лишает надежного тыла. Молекула не сдавался, он перезванивал и орал, что любой паспорт можно сделать на Малой Арнаутской, а любые права купить. Он орал, что я инфантильна и не знаю жизни. Я ответила, что хочу узнать жизнь в дебрях окраин, а не провести ее на кухне в трусах. Район был обитаемый. Там действительно ходили люди и рыскали собаки. Но это был такой район, такие люди и такие собаки, что убей меня кто у них на глазах, они бы не удивились. В таких местах это норма жизни. Я на всякий случай покрутилась перед пустынной стройкой. Чтобы гипотетические варианты 1 и 3 видели, что я не трусло. Но в необитаемых окнах никого не было. И тут к моей машине подъехала «Волга». «Волга» (сказала я себе) — это уже подозрительно. Первый и третий вариант отпали. Друг по переписке ни капли не был похож на моих друзей. Он не был татуирован, как якудзай. У него не было очков в оправе из битого стекла. У него не было немыслимых штанов, распиздяйского взгляда, наушников в ушах. Он не был похож даже на Матекудасаи, который, хоть и взрослый, но ходит в арестантской шапке. Впрочем, Матекудасаи не стал бы суетиться и мельтешить на «Волге». Он бы оставил мне на стене надпись маркером: «Глаша, я в рюмочной напротив». Друг по переписке выглядел НОРМАЛЬНЫМ, и я бы даже сказала — обычным человеком. И это было очень подозрительно. Потому что я не видела плюмберов, маньяков, а последнее время — и нормальных людей. Поэтому я попросила паспорт и продиктовала данные Молекуле. Друг по переписке продемонстрировал мне арматуру в багажнике, что меня несколько обескуражило. Дело в том, что последние сутки моя голова была занята внутренними диалогами с гипотетическим противником, а не творческими задумками по изготовлению ангела. Отступать было некуда, потому что друг по переписке уже командовал на стройке. Ему уже почтительно тащили сварочный аппарат, называя его (не аппарат, а друга) по имени-отчеству. Потом подошел узбек в ватной одежде и маске сварщика. Дело приобретало совсем дикий и необратимый оборот. Кроме того, было ужасно холодно. И когда друг по переписке предложил мне спуститься в подвал, я с радостью согласилась. Потому что в подвале хотя бы не дуло. В подвале друг по переписке рассказал мне, как устроено водоснабжение. Я решила, что он все-таки настоящий плюмбер. В противном случае его познания о подаче воды завязли бы на уровне моих с друзьями. А точнее — на уровне Древнего Рима. Потому что я искренне считала (до посещения подвала в новостройке на окраине города), что для того чтобы вода потекла из кранов на шестнадцатом этаже, надо рядом построить башню и натаскать туда воды. В подвале телефон у меня не принимал. Из подвала я взяла прекрасный ржавый фланец и какую-то очаровательную вещицу на колесиках. Я кинула это все в багажник. А сама села в машину. Потому что было очень холодно. И что же я видела в окно? Я видела недоумевающего узбека. И нормального взрослого человека. Они в запальчивости варили клетку из прутьев. Узбек спросил меня (просовывая руку сквозь прутья), для какого по размеру зверька клетка. А нормальный человек сказал: это не клетка. Это ангел. И тогда узбек поднял маску. И стал опасливо озираться вокруг. Но потом дело пошло. Нормальный человек рисовал обломком кирпича на асфальте чертежи, потом по ним гнул крылья, лапы и нечто, что они приделывали вместо головы. А узбек, который приехал черт-те-знает откуда за своими тремя сотнями долларов в месяц, который жил в недостроенном доме с женой и двумя детьми, он с какой-то неистовостью варил ангела. Звонил режиссер, надрывались тимуровцы, Молекула, а я давила их звонки. Боялась, что расплачусь в трубку. Потому что было что-то ужасно, ужасно пронзительное, грустное и несправедливое в этой картине. Потому что эти люди не выглядели как те, которые срываются спозаранку в выходной день делать ангелов. Они выглядели как люди, которые по графику сдают дом в эксплуатацию. Я вышла и спросила друга по переписке: «Вы с детства мечтали стать плюмбером или как?» И он ответил, что пошел в тот институт, в котором учились его дед и отец. И я с такой злобой подумала об оке Божьем, взглянувшем в объектив Хаббла!!! ЧТО оно может рассмотреть оттуда, из глубин космоса, когда даже я с пяти метров вижу ПРОСТО людей? И примет ли оно, это око Божье, кривые железяки за ангела? Или как всегда отмажется дистанцированным снобистским представлением, что человек использует всего семь процентов своего мозга? Всего семь процентов себя?! И сердце мое, если честно, просто разрывалось. Потому что человек гораздо больше себя. И внутри каждого живет ангел. Только этого не видно. Особенно с больших расстояний. Ангела мы погрузили в машину, и я привезла его домой. Во дворе меня ждали тимуровцы, Молекула и дочь. Они встречали меня, как выжившую после атаки внеземной цивилизации. А я рассказала им всю эту историю. Молекула сел на пандус у помойки, закурил и сказал: «Все сумасшедшие». Плохиш, положивший стрелку, стоял в обнимку с кривым железным ангелом, как дурак. И вдруг сказал: «Я в шоке от всего этого». Дома я залезла в Интернет и переслала око божье восьмерым. Может, у кого-то найдется желание, в отличие от меня. Что-нибудь глобальное. Что можно разглядеть даже при такой удручающей близорукости.