Вестники Судного дня - Брюс Федоров

«Кое о чём надо посоветоваться», – решил Корж, созывая к себе в избу на короткое совещание своих командиров.

– Прежде всего, товарищи, я хотел бы подытожить нашу работу по сбору сведений о немецком батальоне, военнослужащие которого устроили резню в поселке Береговое. Командиром у них является пресловутый Николай Николаевич. Так вот, по сведениям нашей разведки, наших соседей и по информации, поступившей из Центра, этот батальон – весьма непростое немецкое подразделение. Формально он входит в состав охранной дивизии генерала фон Шонхорна, но на деле напрямую подчиняется и выполняет задания военной разведки германской армии, а именно координационного центра Абвера «Штаб Валле 1». Более того, сам начальник Абвера адмирал Вильгельм Канарис является почётным шефом этого батальона. Командир батальона на самом деле никакой не Николай Николаевич. Это он так просто куражится, а зовут его майор Эберхард Гюнше Лернер. Наш старый знакомый. Попал к нам в плен ещё в Первую мировую, в 14-м году, в Восточной Пруссии. Русским языком владеет почти как родным. Ещё до войны неоднократно нелегально забрасывался на территорию СССР с разведывательными целями. В его отряде собраны отборные диверсанты. Центр придает особое значение разгрому и уничтожению этого подразделения. Какие есть соображения?

– Считаю, что сейчас самое подходящее время нанести по ним удар. Немцы отброшены от Москвы и линия фронта стабилизируется, возможно, до весны, а кроме того, на носу католическое Рождество, а там и Новый год. А это значит, что можно ожидать относительного затишья боев на этом направлении. Скорее всего, немцы, находясь в своем тылу, ослабят на это время свою активность, а главное, внимание. Это наш шанс. Дайте карту, – Фёдор стал разворачивать «трехвёрстку». – К сожалению, на данный момент место дислокации диверсионного батальона немцев нам не известно. Предположительно, где-то в пределах этой окружности, – палец старшего лейтенанта оббежал довольно значительный участок топографической разметки.

– Ничего себе показал, – не удержался Александр Панкратов. – Это же до десятка деревень. Этак мы за ним неделями гоняться будем. Он же не сидит на месте.

– Ну вот и хорошо. Вижу, что вы оба хорошо понимаете ситуацию, – вновь взял на себя разговор Корж. – Наш батальон мы разделяем. Я поведу свою часть на соединение с партизанами «Старика». Они нам помогут уничтожить склад с топливом для 57-го моторизованного корпуса немцев. Центр держит эту операцию на контроле, так как в составе корпуса находится 2-я ударная танковая дивизия СС «Дас Райх». Именно та, которая ближе всех прорвалась к Москве. Вторая группа во главе с тобой, Фёдор, займется Лернером. Возражения есть?

– А как же я? – промолвил Александр Панкратов и даже привстал от обиды из-за стола.

– Ну куда мы без тебя? Ты, конечно, с Бекетовым. Вы же неразлучны с ним ещё с Днепра, как мне помнится, – доброжелательно улыбнулся командир батальона.

Отобрав наиболее шустрых и смышлёных бойцов, лейтенанты Бекетов и Панкратов решили нанести неожиданный визит в одну из деревень, расположенных ближе всего к центру очерченного Фёдором воображаемого круга, где могли бы находиться Лернер и его заплечных дел мастера.

Население районов, оказавшихся в глубоком немецком тылу, постепенно начало привыкать к новому порядку и по большому счету смирилось с оккупационной властью. Досужие суждения о том, что «жить надо дальше», сложились в головах бывших граждан Союза в некое бесхитростное бытовое умозаключение:

Ну что же теперь делать? Как бросишь свой дом, который построили ещё отец и мать, а теперь в нём живут мои дети? Их-то куда денешь? Как прокормишь, когда кругом беда? А здесь своя земля, хозяйство. Может быть, не пропадём и под германцами? А что, эвакуация лучше? Как примут нас чужие люди в далёком краю? Дадут ли краюху хлеба, или наплачешься, побираючись? Да и куда собираться, когда наша армия так быстро откатилась на восток, аж до самой Москвы? А ведь в Первую мировую войну так не было. Армия держала границы и не пускала супостата на нашу территорию. А что теперь? Вот немцы листовки опять раздают, что Москва пала, а свои домашние полицаи, наглые откормленные рыла, ходят и потешаются: «Ну что, съели? Конец вашим «большакам».

Небольшая группа десантников ходко шла на лыжах по свежевыпавшему снегу, умудряясь тащить за собой небольшие волокуши, на которых, заботливо укрытые кусками брезента, лежали два ручных пулемета, коробки с патронами, запас еды, медикаменты и прочая амуниция, необходимая для дальнего похода. Места были тихие, почти таёжные, но выпячиваться по-глупому было совсем не кстати. Поэтому старший лейтенант Бекетов старался придерживаться кромки леса и нехоженых мест, где в снег были впечатаны только следы зайцев-беляков, белок да лесных рыжих разбойниц-лисиц. Скоро должна была показаться желанная деревня.

«Рады нам там не будут, это факт, – размышлял на ходу Фёдор, – что же случилось с людьми? Из местных жителей партизанить и сопротивляться немцам никто не желает. Так, редко кто поможет, как тот старый учитель в Береговом. И всё. Выходит, что всем до лампочки? Моя хата с краю. А главное, откуда нашлось столько желающих записаться в полицию, служить в комендатурах, грабить, насиловать и расстреливать своих же, вчера ещё таких близких и знакомых, своих соседей и свояков, с которыми ещё совсем недавно вместе пили, веселились на свадьбах, встречали праздники, кручинились на похоронах? А теперь? Какая межа разделила, перепахала былую общую радость? Выходит, массовый героизм и самопожертвование одних уравновешиваются массовым дезертирством и малодушием других и, что всего горше, не менее массовым соглашательством и готовностью сотрудничать с захватчиками и с усердным рвением выполнять их самые гнусные приказы. Здесь только на обиженных советской властью вину не спишешь. Есть и ещё что-то другое. Неужто за двадцать лет после революции народ забыл свои корни, тысячелетнюю историю? Может, не надо было тогда трогать привычную для него монархию и православную веру? Народ не любит менять своих привычек и плохо прощает тех, кто без приглашения вошёл в его дом и отобрал у него святую икону. Прошло-то всего шесть месяцев войны, а такое кругом запустенье. Может, он ещё одумается, этот народ? А?»

От этих мыслей Фёдору Бекетову стало противно и неуютно на душе. Он даже утратил накатанный ритм движения. Лыжи стали проскальзывать, сбивая дыхание, одна из палок угодила в кусты и чуть не вырвалась из рук. Там бы и осталась. Ему ли, комсомольцу со стажем, думать так? От недовольства собой он даже замотал головой, чтобы отогнать навязчивые мысли. Пришлось поднять руку и дать отряду знак остановиться. С опушки уже открывались крайние дома деревни «Сорочий Грай».

– Егор, подойди ко мне, – Фёдор кивнул головой маленькому щуплому десантнику, больше похожему на семнадцатилетнего парнишку, чем на подготовленного бойца-спортсмена. – Вот что. Уже вечереет. Одежда у тебя соответствует. За местного сойдешь, скажем, из соседней деревни. Сходишь посмотришь, нет ли немцев или полицейских. Да, вот что ещё, не забудь выяснить, где дом старосты.

Когда разведчик ушёл, Сашка Панкратов подъехал на лыжах и спросил:

– Фёдор, ты уверен? Справится Егор? Не напортачит? Он ведь из пополнения, которое совсем недавно забросили к нам самолётом.