Академия мрака - Том Пиччирилли

минуту. Возможно, это была самая длинная минута в его жизни, и для этого не было никакой причины.

– Почему ты так расстраиваешься из-за таких несущественных вещей?

– Несущественных?..

– Тривиальных! Почему ты либо до боли безрассуден, либо напрочь выбит из колеи?

– Что, все реально настолько плохо? – устало уточнил он. Да, судя по глазам девушки, – настолько. Калеб отстранился и врезался плечом в один из ее плакатов с Робером Дуано[13] в рамке, висевших над кроватью. Париж пятидесятых годов стал раскачиваться взад-вперед; неясные затемненные фигуры, вышагивающие по булыжной мостовой, замельтешили, как помехи на экране телевизора.

– Да, все плохо, – пробурчала Джоди.

– Почему бы тебе просто не ответить мне?..

Она сгребла простынь, стала мять ее.

– Я не помню. Может быть, Роза. Может, она и сказала, что их с Вилли пригласили.

– Даже их? Тогда почему никто не пригласил меня?

– И тебя – тоже!

– Но…

По комнате прокатился громкий стук в дверь, и Калеб с Джоди дружно спрятались под одеяло, отпрянув друг от друга. Потом Джоди, вскочив, быстро оделась и принялась в спешке приводить прическу в порядок, пока Калеб натягивал штаны.

Еще один яростный стук. Дверь заметно содрогнулась в проеме. Похоже, у кого-то за ней были самые серьезные намерения попасть внутрь. Джоди пошла открывать, и Калеб едва не окрикнул ее с просьбой остановиться. Тот дурень на пропускной мог впустить кого угодно. Убийца вернулся. Чтобы еще один матрас обагрился кровью.

В коридоре стояла Роза и безудержно плакала, вся в снегу. Ее тушь растеклась, губы мелко дрожали. Девушка пронеслась мимо Джоди и ворвалась внутрь с решимостью ястреба, приметившего полевку. Калеб еле сдержал ругательства. Он-то понимал, в чем причина визита.

Ох уж этот Вилли и его «свободные», мать их, «отношения».

Калеб даже всерьез подумывал сигануть из окна. Три этажа – не так уж и высоко. Можно выжить. По крайней мере, прецеденты были.

Но спасительный момент был безбожно упущен.

– Мне надо поговорить с тобой, Калеб, – отчеканила Роза, шмыгнув носом.

Застыв в шаге от парня, она уставилась на него, будто бы сквозь зрачки, прямо в мозг. Выражение ее лица менялось по всему спектру эмоций: ужас, унижение, негодование, боль. Калеб чувствовал бы себя точно так же. Лицо Розы казалось твердым, словно камень, бело-голубым от холода; кристаллики льда в волосах еще не успели растаять. Она бежала через двор, сквозь метель, даже не надев пальто. Брови Розы блестели от пота, размазанного макияжа и слез, так что у нее был дикий, бандитский видок взбешенного енота.

– Я хочу знать правду, – сказала она.

– Конечно, – бездумно брякнул Калеб.

– С кем он сейчас? Я давно подозревала… но теперь знаю наверняка. – Пар шел с лица Розы дугообразными струйками. – Пожалуйста, даже если ты ему что-то пообещал, – не лги мне сейчас. Никогда бы не подумала, что он вообще на такое способен! Скажи мне… я прошу тебя, черт возьми!

Она опустилась перед Калебом на колени, мокрая и дрожащая, вся такая потасканная, будто нейлоновый чулок, который вот-вот даст «стрелку». Парень вздрогнул, его сердце ухнуло куда-то влево, будто в попытке вырваться из грудной клетки и смотаться ко всем чертям. Калеб отступил на шаг, затем еще на один, пока почти не прижался к окну.

– Прошу тебя! – повторила Роза, плача.

– Я не знаю. Я… правда не знаю.

Она стиснула зубы и фыркнула. С длинных каштановых кудрей стекал тающий снег, слезящиеся глаза казались липкими от комочков туши.

– Ты мой друг. – Роза взяла руку Калеба и повлекла к своей груди – медленно, слишком медленно, чтобы жест обрел сколько-нибудь вызывающий характер. Калеб развернул к лицу Розы ладонь, и девушка уставилась на нее, будто желая прочесть в линиях будущее.

«Интересно, что она видит».

– Да, Роза, я твой друг.

В одно ужасающее мгновение Роза перестала плакать, как будто невидимое лезвие опустилось ей на шею и перерезало голосовые связки. Калеб попытался отдернуть руку, но девушка держала крепко.

– Ты был моим другом с тех самых пор, как мы встретились на собрании группы. Ты всегда смешил меня, всегда был чутким и добрым, с тобой я даже забывала про то, что хочу бросить все и сбежать назад к родителям. Ты – слишком большая часть моей жизни, хоть сам и не знаешь. И даже при том, что мы не всегда ладили, я люблю тебя, и мне нужна твоя помощь прямо сейчас.

На лицо Джоди, все еще стоящей у двери, легла тяжелая тень.

– Я правда не знаю, – мягко повторил он.

– Не лги!

– Я не лгу, Роза.

Калеб продолжал пытаться вернуть свою руку, Роза не отпускала, а только дергала все сильнее и сильнее, пока не стало казаться, что несчастная конечность вот-вот вылетит из сустава.

– Вы с ним много о чем болтаете, Калеб. Я понимаю, что-то должно оставаться между вами. Но ты не только его друг, ты и мой тоже!

– Я, Роза, я…

Весь ее макияж превратился в одно размазанное пятно, будто девушке разбили лицо.

– Господи, как же мне паршиво, Калеб. Мне будто нож в спину всадили. Да лучше бы он меня убил, чем такое выкинул!

Калеб понял, что с него женских смертей достаточно.

– Клянусь, Роза, я не знаю.

– Прошу-у-у-у-у! – взвыла она протяжно и жалобно, совершенно по-детски. Ему все же удалось вырваться из ее хватки, и теперь так и подмывало заткнуть уши. – Я ведь не дура!

По мере того как ее ненависть иссякала, уходила и его оторопь; каждый мало-помалу возвращался в привычное русло. Калеб погладил Розу по щеке, будто это взаправду могло чем-то помочь.

– Он не делится со мной такими подробностями. – Это прозвучало бессмысленно, но другие слова попросту не шли на ум.

– Но…

– Я не лгу тебе, Роза. Вилли – скрытный сукин сын. Ему бы быть здесь лично и перед тобой хорошенько объясниться. Вот же мачо недоделанный…

– Ты гребаный кусок дерьма, Калеб. Ты лжешь, – прошипела Роза. – И ты всегда был именно таким. Лгуном!

«Нет, – подумалось ему, – не всегда».

– Вали отсюда, Калеб! Убирайся! Прочь с глаз моих!

Оставив Розу стоять на коленях, он схватил лежащее на кресле пальто. Джоди, чуть посторонившись, пропустила Калеба к двери, заблаговременно отвернувшись, давая понять, что поцелуев на прощание не надо. Невнятные звуки преследовали Калеба, когда он спустился на три лестничных пролета и прошел мимо стойки регистрации. Парень на проходной все так же сражался с математикой. Он не поднял глаз, когда Калеб, помахав студенческим билетом, вынырнул наружу, в метель.

Какое-то время Калеб просто бесцельно кружил в ореоле снежинок. Снег