Большой шухер - Леонид Влодавец

— Согласиться можно, — сказал Гребешок, — если, конечно, с этими девицами все было так, как они Агафону рассказали.

— Ты чего, думаешь, они врали? — прищурился Агафон.

— А что, такого быть не могло?

— Могло, конечно, — почти согласился Агафон. — Они и врали поначалу, только я их так слегка расколол. Соседка-то мне рассказала все, как было по времени.

— Но все-таки, — наседал Гребешок, — все, что ты узнал насчет его прогулки с малярихами по парку, идет от девок. Больше проверить не у кого.

— Ну да, — съехидничал Агафон, — ты еще скажи, что эти ссыкухи его урыли, а потом спокойно спать пошли.

— Урыть они, конечно, не урыли, — сказал Гребешок, не смутившись, — но вот привести к тем, кто урыл, вполне могли. Общага стоит рядом с парком. В парке есть танцплощадка, сам на ней дрыгался. И в наше время там тоже бабы с общаги тусовались. Стало быть, эти самые малярихи могли и с тамошней шелупонью знаться. Если он был при деньгах, могли сразу скумекать и привести… Может, уже не одного так уделали.

— Не, это ты перегнул, братан, — сказал Луза. — Кто сейчас торчит в парке? Одни шныри мелкие. Чтобы они на мужика с пушкой полезли? Обоссутся, если даже незаряженную увидят.

— Специалист! — Сэнсей поднял вверх указательный палец.

— А нет, что ли?! — обиделся Луза. — Я там почти всю молодь знаю. Сам, слава Богу, три года перед зоной пасся. Морды начистить они могут, если пять на одного, но если кто-то в воздух грохнет, дернут как тараканы.

— Измельчал народ, одним словом, — вздохнул Сэнсей. — В общем, юноши, сараи надо будет проверить. Это я четко понял. Но до завтра, по-моему, ждать нельзя. Ночью сходите. Со стороны реки. Лодочку я вам найду.

Мелкий дождь накрапывал и накрапывал, тугие облака висели над рекой. Белой эту ночь, конечно, назвать было трудно. Скорее, она была грязно-серой и довольно темной. Особенно в прибрежных кустах, куда старый браконьер по кличке «Жора Капрон» десантировал со своей «казанки» Агафона, Гребешка, Налима и Лузу.

— Всю жизнь мечтал морпехом поработать! — прошипел Агафон, набравший при высадке полные кроссовки холодной воды. Резиновые сапоги были бы для такой операции приятнее, но в случае нужды бегать в них тяжеловато.

Вооружились неслабо, прямо как настоящий спецназ. Автоматы и пистолеты с глушаками, узкие ножи-выкидухи, которые легко влазят между ребрами. Фонарики взяли и УКВ-рацию. На Другом берегу реки «разведчиков» дожидался Сэнсей с пятью ребятами. Капрон, высадив «десант», увел лодку туда, чтобы не маячить у парка и не привлечь случайно внимание речной милиции.

— Как в тыл врага высаживаемся! — хихикнул романтически настроенный Налим.

— Тихо! — Агафон погрозил Налиму кулаком. — Детство в заднице играет? Фонари не зажигать, пока в сараи не зайдем.

Двигаться по мокрым кустам и бурьяну было несладко. Капало за шиворот, брюки и куртки отсырели. Изредка по кустам проносились порывы ветра, казалось, будто на дворе октябрь, а не июль.

— Погодка, блин! — посетовал Луза, ежась от холода. Контуры «сараев», как они именовали приземистые заброшенные здания, которые размещались в этой части парка, почти сливались с мохнатой зеленью на фоне темно-серого неба. Тем не менее, поднявшись от реки вверх по склону не больше сотни метров, «десантники» очутились рядом с ближним к берегу строением — чем-то вроде кирпичного барака с облетевшей штукатуркой и довольно большими окнами, из которых были выбиты не только стекла, но и рамы. Кое-где из окон тянулись к свету березки и высоченные дудки ядовитого, как иприт, борщевика Сосновского. Правда, сейчас, без солнечного света, он опасности не представлял, но в солнечный день им можно было получить жестокие химические ожоги.

— Сэнсей, я — Агафон. Подошли к сараям. Идем внутрь, как донял?

— Нормально. Не базарь в эфире без нужды. Я на приеме. Докладывай, если будет что интересное.

Двери у барака отсутствовали. Сперва посветили в окна, поглядели внутрь, потом осторожно, по одному, вертя головами во все стороны, забрались внутрь.

Крыша у барака почти отсутствовала, капало здесь так же, как на улице. Внутри не было ни пола, ни потолка. От них лишь местами сохранились обломки полусгнивших досок. Ветер погромыхивал на стропилах проржавелыми остатками жести. Бурьян и крапива, побеги деревьев спокойно росли в пространстве, огороженном стенами, света здесь хватало.

— Смотрите под ноги, — сказал Агафон, — и по сторонам не забывайте. Главное — на шприц со СПИДом не наступите.

В сарае ничего интересного не оказалось. Банок из-под пива, битых и целых бутылок из-под самых разных сортов водки — десятки. Шприцы валялись действительно, и наступить на них было вполне реально. Имелось что-то вроде кострища, вокруг которого небось собирались здешние аборигены для исполнения ритуальных плясок под магнитолу «Шарп». Тряпок и всякого рванья типа телогреек с вылезшей из дыр ватой, прогнивших матрасов, расползшихся одеял, грязных трусиков и презервативов было до фига и больше, но ничего относительно свежего не наблюдалось. Хлам копился тут уже не один год.

— Пошли, — распорядился Агафон.

Второй барак был точно такой же. К нему подошли, выбравшись на волю через окно первого и продравшись через плотные заросли мокрых кустов. Здесь, правда, сохранилась одна половинка двери. А так — все то же: стропила с ободранной почти начисто жестью, бурьян, крапива, кусты между стен, хлам и кучки дерьма.

Осмотрев и этот барак, вновь вылезли в окно и, перейдя гуськом через неглубокий овражек, по дну которого тек ручеек, пахнущий канализацией, поднялись к еще одному строению.

Оно заметно отличалось от предыдущих, потому что было намного короче, в нем не было окон, но было трое больших ворот. Должно быть, когда-то тут был гараж. Возможно, в те времена, когда на балансе парка имелись автомобили. Сейчас, естественно, тут никаких автомобилей не было, но лежало несколько «лысых», давным-давно потрескавшихся автопокрышек. Здесь, как ни странно, был обнаружен живой человек. В бывшей смотровой канаве одного из боксов на куче стружки спал бомж, укрывшийся брезентовым чехлом от машины.

— Будить будем? — спросил Гребешок, брезгливо втягивая тухлые испарения, поднимавшиеся со дна этой берлоги.

— Толку-то?! — вздохнул Агафон. — Лыка не вяжет. Бутылку к себе прижал, как любимую девушку. А вон еще один пустой пузырь лежит. Спер небось где-то и насосался. Или бутылок насобирал и сдал, алкаш! Ну его на хрен, начнешь ворочать — блеванешь.

— Чесотку подхватить можно, — заметил Луза.

Бомжа не тронули и, убедившись, что ничего достойного внимания в гараже нет, вышли под дождь (в отличие от бараков тут уцелела крыша и не капало).

Метрах в двадцати стояла бревенчатая хибара, перекосившаяся на один бок, с заколоченным досками окном и дверью. Дверь не своротили, наверно, лишь потому, что боялись при этом опрокинуть на себя всю хибару. Лезть в нее не рискнули, потому что она стояла заколоченной, судя по ржавчине и гнилым доскам, минимум лет десять.