Мансарда для влюбленных - Алина Кускова

А вдруг он сказал правду, и Муза всего лишь его коммерческий директор? Не может такого быть потому, что такого не может быть в принципе. Стала бы таскаться за ним его муза, если бы не была влюблена в него как кошка? Вот Оля за своим художником поехала бы на край света, и попробовал бы тот представить ее своим коммерческим директором! А если все же вдруг? Нужно узнать у Пелагеи, когда обычно приезжает Муза, и встретить ее где-нибудь по пути. Впрочем, если она приедет на своем личном автомобиле, то шансов на встречу мало. Естественно, она приедет на автомобиле, музы не передвигаются на общественном транспорте. Да и Ольге пора узнать, как обстоят дела с ремонтом. Она встала, протерла глаза и направилась в мастерскую к Феликсу Ивановичу. Конечно же, ей хотелось еще раз посмотреть в наглые глаза бабника и проходимца Баланчина, чего уж скрывать от самой себя.

Баланчин был в мастерской, возился с мастером возле ее «девятки» и о чем-то сосредоточенно рассказывал Феликсу Ивановичу. Тот крякал, недоуменно мотал головой и морщился. Со стороны Ольге показалось, что мужчины обсуждают ее и всех девиц вместе взятых, за исключением Пелагеи, естественно. Впрочем, это было противоестественно. Ольга не хотела, чтобы ее обсуждали. Еще чего!

– Как дела? – она обнаружила свое присутствие, подошла к автомобилю и по-хозяйски стукнула ногой по новому колесу.

– Отвратительно, – вместо мастера ей ответил Баланчин. – Мне кажется, что Феликс Иванович решил вложить в вашу машину всю свою душу, ничего не оставив для моей. – И он кивнул на раритет.

– Правда? – обрадовалась Ольга. – Это хорошо. Мне хочется побыстрее отсюда уехать к морю.

– Сбегаете? – вскинул брови художник. – От кого?

– От самой себя не убежишь, – многозначительно заметил мастер и хитро улыбнулся в свои усы.

– А знаете, Феликс Иванович, – захотела ему отомстить Ольга, – что ваша кровать… – и передумала.

К чему слова, если он и так уже обо всем догадался. Неужели это так видно?!

Ночь в деревне прошла беспокойно. В доме на окраине кутил Туесков со своими гостями, оттуда звучали песни Челентано и разносились странные звуки хохота и клятв в вечном уважении и дружбе. В полночь Туесков растопил баню и повел гостей париться с березовыми вениками и любительским массажем, для которого он прихватил букет крапивы. После этого вся деревня услышала мазохистские стоны и замерла в напряженном ожидании. Ждать пришлось два часа, помытые гости были заброшены Туес– ковым в местную речушку, где чуть не утонули, о чем сообщили всем селянам громкими, истошными воплями. Спасенные гостеприимным хозяином, который выволок их из речки и отнес домой, итальянцы упали на единственную кровать хозяина и заснули богатырским сном, забыв, ради чего они приехали в эту глубинку.

На другой кровати с бока на бок ворочался Феликс Иванович. Поначалу ему не спалось из-за шумных гостей Туескова, потом не спалось из-за собственного храпа.

Дочка Пелагея неоднократно говорила отцу, что следует поменять подушку с высокой на более низкую. Высота губительно действовала на тишину. Феликс Иванович, лежа на своей любимой подушке, постоянно храпел. Храп мешал Пелагее, москвичкам, правда, все к нему привыкли и старались не обращать внимания. Естественно, внимания на свой собственный храп не обращал и Феликс Иванович.

Но этой ночью он проснулся со странным ощущением того, что храпит, даже будучи в состоянии бодрствования. Это было в новинку. Феликс Иванович протер глаза и сел на своей кровати.

– Х-р-р-р, х-р-р-р, – раздавалось в комнате на том самом месте, где он сидел.

– Странно, – сонно пробормотал мастер и откинулся на высокую подушку.

– Х-р-р-р, х-р-р-р, – незамедлительно последовало следом за этим.

Феликс Иванович вскочил и выбросил подушку на пол. Она мягко плюхнулась, поднимая легкий шум. Храп прекратился. Мастер удовлетворенно улыбнулся и завалился спать.

Он проснулся от криков на реке, где благополучно тонули иностранные граждане. Храп несколько задержался и продолжился после того, как Феликс Иванович сел в кровати. Он крякнул, храп прекратился. Обстоятельства требовали немедленного вмешательства в спасение неместных жителей, но своя рубашка оказалась ближе к телу. Тем более что крики вскоре стихли, граждан или спасли, или они утонули. И то, и другое теперь не помешало мастеру заняться своим организмом.

Феликс Иванович притих и прислушался. В тишине отчетливо послышалось «х-р-р-р». Оно шло из-под низа, из-под неприличного места, на котором мастер сидел. От изумления по поводу сделанного им открытия – храпеть можно не только дыхательными органами, но и другими – Феликс Иванович возмущенно крякнул. Храп стих. Подняв с пола подушку, оказавшуюся ни в чем не виноватой, он улегся в постель с мыслью, что нужно завтра же сказать дочери – та по поводу подушки сильно ошибалась.

– Х-р-р-р! – раздалось, как только Феликс Иванович закрыл глаза.

– Но, но, но, будет, – он похлопал себя по попе, и храп прекратился. – То-то!

И Феликс Иванович захрапел.

В спальне, что находилась рядом, не спала Пелагея. Мало того, что на улице орали пьяные иностранцы, так еще и захрапевший отец выдавал странные рулады на два разных голоса. Раньше он храпел только одним. Видимо, положение усугубляется, нужно настаивать на его лечении. Как ей сказал один знакомый ветеринар, храп – это прежде всего проявление какой-то болезненной привычки, от нее нужно избавляться. Если захрапела корова, то, значит, она обожралась, считай, остались без молока. Что же может беспокоить родителя? Отсутствие нужных запчастей. Придется ей самой съездить в город и купить все необходимое. Но ведь Баланчин привез весь список! Она перекормила отца блинами?

В соседнем помещении на одном диване возились две подруги. Анжела не спала, мучительно представляя, как нелегко приходится ее любимому под чужой кроватью. А у Ольги сон отгоняли мысли о предстоящей встрече с Музой художника. Подруги ворочались, пытались считать розовых слонов, перетягивали друг у друга одеяло, переругивались и тяжело вздыхали.

– Интересно, – шептала Анжела, – что он сейчас там делает?

– Рисует опушку, – мечтательно отвечала ей Оля.

– Так под кроватью темно… – недоумевала та.

– Тогда спит, – предполагала Оля, – что нужно делать и нам. Лично у меня завтра очень тяжелый день.

– Ты думаешь, мне завтра будет легко?! Слышишь, как орут эти приезжие итальянцы? Небось бегают по всей деревне с ножами и разыскивают моего Марио, чтобы сделать ему харакири.

– Харакири ему сделает Феликс Иванович, когда обнаружит у себя под кроватью.

– Какая ты, Лялька, жестокая! Вместо того чтобы предложить мне пойти и одним глазком посмотреть на то, как Марио устроился под кроватью, ты говоришь гадости. Я не приглашу тебя в наш загородный дом под Римом. Ты знаешь, какой, оказывается, у Маришки загородный дом?! Не дом, целая вилла.