Невменяемый скиталец - Юрий Иванович

— Что б вы все издохли! Тьфу!

Наверное, поговорку: «Нет худа без добра», придумали изощренные философы, пытающиеся в плохом отыскать хоть что-нибудь хорошее. Например, плачущая вдова, глядя на голову убиенного на поле боя мужа, тем не менее, может найти в данном событии хоть толику уверенности в завтрашнем дне, размышляя: «Да на шлеме ни единой царапины! Отмыть от крови и можно продать оружейнику почти по той самой цене, что и был куплен…»

Но в подавляющем своем большинстве люди всегда скорбят при плохом, плачут, терпят боли как физические, так и моральные и ни в коей мере не тешат себя какими-то неуместными утешениями.

Вот так и Кремон Невменяемый первый проблеск возвращающегося сознания уловил во время такой всеобъемлющей и поглощающей боли, что даже плохо его запомнил. Все естество орало дурным голосом от неизвестно откуда валящихся волн леденистой мглы, оглушающего жара, судорог расщепленного на маленькие клеточки тела и хаоса оглушительных какофонических звуков. Легче было просто умереть, чем прислушаться отголосками порушенного сознания и осознать, что вокруг помимо боли происходят явные несоответствия.

Его тело кто-то размеренно и систематически тормошил, восклицая при этом тревожно-просительно:

— Заринат! Очнись! Ну, очнись, пожалуйста.

«К кому это они обращаются? И почему при этом дергают мое тело? Кстати, а почему я лежу? — действительно, невзирая на отчаянные попытки погасить хоть частично лишающие сознания волны боли, показалось что он лежит на боку, его лицо смачивают водой или мокрой тряпкой и чьи-то ладони интенсивно пощипывают то за нос, то за щеки. В Кремниевой Орде, кстати, это средство считалось самым действенным для приведения человека в чувство. — Зачем меня щипают? И опять называют этим странно знакомым именем… Где же я его слышал?»

На том все и закончилось для первого раза.

А усердствующий в оживлении сослуживца Уракбай, с облегчением вздохнул, когда увидел открывшиеся бессмысленные глаза:

— Наконец-то! Как ты меня напугал. Уже показался мне совсем бездыханным. Ну, Заринат, ты меня узнаешь? Это я, твой опекун и товарищ.

Некоторое время очнувшийся человек лежал пытаясь сфокусироваться зрачки естественным образом. Чуть погодя это ему удалось, и он счастливо улыбнулся.

— Ну вот, узнал! — еще больше обрадовался Дельфин, — Давай, вставай, нам уже давно пора выходить!

Опекун и в самом деле обрадовался приходу сослуживца в сознание. Если бы они сейчас не вышли на общий подиум для рабов, то несчастного урода лично бы добил разъяренный продавец от пиратов.

Когда попытка побега провалилась, особых надругательств над пленниками не произошло. Так, попинали некоторых ногами, да слегка, больше для острастки помахали плетями. Причем происходило все это под перестук молотком: сразу на нескольких наковальнях всем рабам приклепали на шеи кольцо из толстого железного прута. Отныне рабам носить эти знаки «отличия», как выражались пираты, до скончания века. Потом всех выстроили на берегу, раненых и бессознательных погрузили в телеги. И уже там, выряженный под знатного купца, не то капитан пиратов, не то его ближайшее, доверенное по продаже лицо, огласил приказ:

— Завтра утром все должны стоять на подиуме в любом состоянии. Кого не купят, добью собственноручно!

Через час всех доставили в просторный и крепкий барак, покормили, а ранним утром сделали побудку, открыли ворота в смежное помещение и заставили «прихорашиваться». Благо воды в бочках там было вдосталь. Чем все пленники, забыв про стыд и мешающие цепи, воспользовались. Потом открыли следующие ворота, которые как оказалось, выходили прямо на подиум огромного невольничьего рынка. Подобные возвышенности гигантским кольцом окружали всю труднообозримую площадь. Да и в самом ее центре хватало небольших помещений, в которых продавали более экзотический товар в виде маленьких детей, играющихся в подвешенных клетках, либо симпатичных девушек, делающих любые непристойные жесты, лишь бы завлечь клиента или покупателя. Стали выстраиваться по краю подиума и рабы, которых доставили из Кремниевой Орды.

К тому моменту умалишенный бывший десятник и очнулся к своему счастью. И под руководством своего опекуна, тоже «зазвенел» пред ясны очи потенциальных хозяев, вернее — рабовладельцев. Место им досталось с самого края, на левом фланге, да похоже Уракбай и не слишком старался попасться на глаза самым поспешным, бойким, до неприятности деловым покупателям. И пока шла первая торговля, и совершались первые сделки, Дельфин успел стать свидетелем очень интересной и не совсем понятной сценки.

На соседний подиум, прямо с великолепных и дорогих скакунов, лихо спрыгнули две пышно разодетые женщины. По всей видимости, они с лихачеством оторвались от свей вооруженной свиты, которая только преодолевала середину огромной площади. Подиум в данный момент не использовался и скорей всего принадлежал совсем иным продавцам, потому что даже ворота смотрелись наглухо запертыми. Но зато к дамам чуть ли не кубарем выкатился один из пиратов, имеющий видимо офицерское звание и лично знающий титулованных покупательниц, а находящемуся ближе всех Уракбаю. Удалось услышать и разобрать каждое слово:

— Какая честь! Ваше сият6ельство, ваша светлость! Я безмерно счастлив вас видеть.

Но кажется та дама, к которой обратились как в сиятельству, не была намерена кокетничать или проводить время в праздных разговорах, потому что сразу деловито приказала:

— Гульер! Покажи мне сразу деток, наверное куплю всех разом.

Надо было видеть, как затрясся и растерялся пират от противоречивых чувств. Ведь всех малолетних рабов продали оптом на пирсе еще вчера вечером перекупщикам, но знай пираты о такой перспективной покупательнице они наверняка бы подняли цену до небес. А что делать сейчас?

Пока растерянный офицер кланялся и что-то мекал, женщина возмутилась: — Или меня обманули? Гонец мне доставил эту новость поздно ночью, и я даже спать не ложилась по этой причине, так сюда спешила. — Представляешь, графиня, — она с недовольством повернулась к своей титулованной подруге, которую недавно назвали «светлостью». — Эти мелкие заморыши из княжеств мрут словно мухи! Как они мне надоели…! А тут ничем не испорченный товар с другого материка. Итак, — она вновь повернулась к мужчине, — Чего ты мычишь? Показывай!

К тому времени тот немного пришел в себя и выпалил сакраментальную фразу:

— Увы! Госпожа герцогиня, все продано.

В какой-то момент хлыст в руке женщины стал угрожающе подниматься, и показалось, что она сейчас не сдержится, отхлещет пирата от распирающей ее злости и рвущегося через край бешенства. Видимо точно так же показалось и остальным участникам сцены. Графиня непроизвольно отступила на шаг в сторону и выдернула из рукава носовой платочек со словами:

— Дорогая Вилейма, не стоит так волноваться.

Тогда как офицер вначале просто присел и попятился, а потом догадался найти сомнительный выход из положения: