Неучтённый фактор - Олег Георгиевич Маркеев

иметь мужество в тихом месте насадить патрульного на нож, либо схимичить нечто незаурядное. — Почём?

— Три за рожок.

Только законченный лох мог заикнуться сейчас о деньгах. На этой «бирже оружия», как и на всех в городе, платёжным средством была самая надёжная валюта — консервы. Местные бизнесмены считали ниже своего достоинства мараться о «рвань» — рубли и прочую правительственную печатную продукцию. Баксы или другая иностранная валюта — промысел чужой, рисковать не хотели. Кого не устраивали правила, мог отваливать с «биржи», пока не пристрелили.

— Шалишь! Дам десять за всё. — Мужик затянулся и через плечо Максимова быстро осмотрел рынок.

«Если что не так, нож или пуля мне гарантированы», — подумал Максимов. Он хорошо знал нравы и негласные законы «биржи». Что в Москве, что в провинции закон был един: второй ошибки не бывает.

Видимо, мужика ничего не встревожило и он вернулся к делу:

— Так что, командир, сговорились?

— Не катит! «Гвозди» у меня «старые».

Максимов не собирался из-за колебания курса неделю пухнуть с голоду в лесу, пока ещё доберёшься до базы.

— Без ножа режешь. — Мужик покачал головой. Но по глазам было видно, крючок уже заглотил. — Ну-ка, сверкни!

Максимов расстегнул молнию на куртке и приоткрыл подсумок.

— С подсумком, значит, — уважительно выдохнул мужик. — Так я и думал.

— Ну?

Максимов запахнул куртку. Неуловимым движением расстегнул манжету на левом рукаве. После показа подсумка, нож мог потребоваться в любую секунду. Зрачки у мужика скосились в левый угол. Он просчитывал в уме варианты. Чёрт их знает, какие. Возможно, просто комбинировал сделку, возможно, прикидывал, как получить товар бесплатно, а может, просчитывал, как без шума сцапать лоха, это если был переодетым опером. Такой вариант, худший из всех, тоже не исключался.

— Даю десять, больше не могу. Курс сегодня такой, пойми, не я устанавливаю. Зато дам нормальные, армейские, со «звёздочкой».

Консервы с армейской маркировкой, лучшие по качеству в стране, шли только на довольствие армии и на дополнительное питание многодетным матерям.

— И всё? А подарок от фирмы за оптовую партию?

Мужик принял окончательно решение:

— В качестве бонуса дам четыре брикета гречки. Лады?

— Договорились.

— Сейчас оформим. Эй, Клякса!

От соседней кучки отделился молодой, еле шестнадцать, помощник в линялой джинсовке. Вразвалочку подошёл к мужику.

Пол лица парня покрывала синяя корка экземы. Волосы над правым ухом выела парша. Сквозь редкие волоски просвечивала всё та же мёртво-синяя струпная корка.

«Химический ожог». — Максимов отвёл взгляд, чтобы не смущать парня. Поражения кожи различной природы стали нормой. Катастрофа безжалостно и без разбора ставила своё клеймо на всех, кто её пережил.

Максимов научился разбираться в гнойной сыпи, синюшных омертвелостях, сочащихся пахучей слизью рубцах и прочей гадости, что корёжила тела и лица. Та экзема, что обезобразила лицо парня, к заразным не относилась. Скорее всего, окунулся где-то в ядовитый туман, выстреливший из канализационного люка.

— Рывком неси десять «звёздочек», человек ждёт. Четыре гречки сверху. И пакетик фирменный!

Парень шустро метнулся к сгоревшему до остова ларьку. Из тайника вытащил армейский рюкзак.

Максимов принял у него поклажу, взвесил на руке «фирменный пакетик». Тяжёлый.

— Я посмотрю.

Мужик перекатил в губах сигарету. Процедил:

— Не бойся, «шрапнелью» не торгую.

Находились особо предприимчивые, рискующие втюхивать клиентам банки с горохом или кашей. Долго они не жили, их либо тихо кончали свои, либо со скандалом — разъярённые клиенты.

— Одного шибко умного два дня назад туда спровадили, — сказал мужик, кивнув в сторону туалета. — Остались просто умные. Ты рюкзак себе бери, командир, не в пакетике же твоём дохлом банки нести. Считай, подарок фирмы.

— Спасибо. — Максимов развязал рюкзак, проверил содержимое, пристроил поверх банок пакет с покупками и бутылкой водки, привычным движением захлестнул петлю и забросил рюкзак на плечо. — Процент «братве» кто даёт, ты или я?

— Ты торговал, я интересовался, мне и платить. Сам разберусь. Давай товар и ступай с богом. — Подсумок быстро перешёл из рук в руки и скрылся у мужика под бушлатом. — Если что будет, заходи, не стесняйся. Меня не будет, с Кляксой переговори, он знает, где меня искать, — сказал мужик и покосолапил к сгоревшему ларьку, там, видно, у него был склад.

Максимов, незаметно стрельнув по сторонам глазами, пошёл назад к рядам торгующих. По пути он встретил двух новых клиентов. Что-то почуял, глядя на совсем ещё пацанов, зажатых изнутри, будто не по своей воле идущих на «биржу», явно «интересоваться», в руках у одного болталась тяжёлая сумка.

Под сердцем остро дрогнуло, словно кто-то щипнул невидимую струну.

* * *

Преторианцы

Дмитрий нехотя вылез из машины под лёгкий моросящий дождь.

— И куда он тебя послал? — с издёвкой спросил он у переминавшегося с ноги на ногу Седого.

— Как, куда?

— Ну, если он тебя куда-то послал, какого хрена ты ко мне прибежал? Седой, ты хоть на старости лет работать научишься, или мне всю дорогу за тебя пыхтеть?

— Ты старший, тебе решать. Моё дело прокукарекать, а рассветёт или нет — не моя забота.

Дмитрий покосился на Седого, хотел промолчать, но решил себя не сдерживать:

— С такой философией будешь шестым подползающим до старости лет. Хотя, не так долго осталось, вон — вся башка седая!

Петровский, действительно, был совсем седым. Откуда было Дмитрию знать, что в роду у Петровских с незапамятных времён гуляет в крови какой-то злой ген, выбеливая к двадцати годам головы у всей мужской половины. Свои привычно называли его Седым, Петровский не обращал внимания; без амбиций и не склонный к аппаратным интригам, он надёжно застрял в звании, не выручила даже Особый период, когда карьеры порой делались за одну успешную операцию, Седой знал, что обречён умереть «капитаниссимусом союзного значения», как презрительно величал его Дмитрий.

— Где твои «малыши»? — спросил Дмитрий.

— Уже на рынке. Как велено, торгуют патроны.

— Ясненько! Давай к ним. Армию я беру на себя. Где их машина?

— Старший на УАЗИке, номер