Беременная от моего друга - Ольга Джокер

Толкаю дверь в операционную и чувствую, как внутри меня всё ноет и болит. Над Громовым стоит Дашка. Вся мокрая от напряжения. На её лбу блестят капельки пота, она ни слова не произносит, глядя на меня. Я знаю, что ей сейчас сложно. И пациент сложный — мой Илья.

— Вроде бы все сделала как надо, а кровотечение не останавливается, — произносит негромко Дарья. — Взгляни свежим взглядом.

Я делаю шаг навстречу и напрочь выключаю в себе любые эмоции. Жалость и сострадание сейчас ни к чему. Он мой пациент, который нуждается в скорой помощи. Я — врач, который может ему помочь. Натягиваю перчатки, начинаю осмотр.

— Нарушение целостности паренхимы селезёнки, — произношу уверенным голосом, потому что раньше уже сталкивалась с подобным. — Нужно делать иссечение поврежденных тканей и накладывать глубокие швы.

Надя протягивает мне инструменты, а Дашка стоит рядом и молча за мной наблюдает. Я не могу осуждать её, она сделала всё, что могла. Просто я добавила несколько штрихов к её несовершенной работе, довела её до конца.

Проходит немного времени, прежде чем кровотечение удается окончательно остановить. Сердцебиение приходит в норму, как и пульс. Он жив. Он будет жить.

В висках до боли пульсирует и, кажется, что я совсем без сил, когда Илью увозят от меня в отделение реанимации.

* * *

— Как он?

— Пока не приходил в себя, — отчитывается медсестра. — Не волнуйтесь Вы так, я сразу же сообщу, если будут изменения.

На улице утро, мне пора ехать домой, к дочери. Я медленно киваю головой и направляюсь на выход из больницы. Ночь выдалась на редкость сложной, поэтому речи о том, чтобы ехать за рулем нет. Я вызываю такси, забираюсь на заднее сиденье автомобиля и называю адрес.

От работы и до дома успеваю ненадолго закрыть глаза. Не засыпаю, нет, просто представляю, как Илья идёт на поправку. Как приходит в себя, как с него постепенно снимают повязки. Как рассасываются швы, а кожа лица приобретает здоровый оттенок.

— Приехали, — слышу голос таксиста и протягиваю ему купюры.

Когда прохожу в дом, то замечаю на руках у Ромки нашу дочь. Викуля капризничает, сует кулачки в рот и жалобно хнычет.

— И так всю ночь, — Игнашев тут же отдает мне малышку. — А мне, между прочим, собираться на работу.

— Ты обещал, что до обеда останешься дома, — целую пухлую щёчку и иду следом за ним.

— Знаешь, что, Аль, мне твоя работа поперек горла, — останавливается, смеряет меня раздраженным взглядом.

— Ты же знаешь, что я иду на повышение квалификации, Рома.

Малышка замолкает в моих руках, словно чувствует, что между родителями сейчас рванет буря. Ромка достает из шкафа выглаженный мной костюм и свежую рубашку. Выглядит взвинченным и злым и плевать он хотел на свои обещания.

— Твоя работа приносит сущие копейки, зато хлопот от неё больше, чем от моей. Так может стоит её сменить?

— Я больше ничего не умею, кроме как лечить, — осторожно опускаю дочку в кроватку, протягиваю ей игрушку и с умилением наблюдаю за тем, как она увлекается. — После ночной смены я всего лишь хочу спать.

— Аль, ты извини, что вспылил, но я сегодня действительно занят, — вздыхает Игнашев. — Вызови няню на крайняк, а я ушёл.

Он бегло целует меня в губы и направляется на выход, и я только успеваю выкрикнуть ему вдогонку информацию про Илью.

- К нам ночью привезли Громова, — Ромка останавливается в шаге от входной двери. — И я… я спасла его. Ты бы видел в каком состоянии он был…

Меня прорывает и я начинаю плакать. Плевать, что подумает он. Игнашев разворачивается на сто восемьдесят градусов, виновато смотрит в мою сторону и походит ближе. Обнимает меня за шею и притягивает к себе. Он должен был узнать это от меня. В конце концов, Илья его друг и бизнес-партнер.

— Ты молодец, Аля. Это я урод, потому что накричал на тебя. Ты умница у меня, слышишь, — он целует моё лицо, солёное от слёз и нежно гладит голову. — Как он, Аль? Как Илья?

— Пока без сознания, но я уверена, что будет жить.

— Отлично же, моя хорошая. Ты иди отдыхай, а я сейчас вызову няню. Отдыхай, ты у меня молодец…

Я благодарно киваю и направляюсь в спальню. Слышу, как щёлкает дверь. Достаточно быстро приезжает няня, но нам с Викулей она ни к чему — мы спим на огромной двухместной кровати и просыпаемся только тогда, когда за окнами темно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Телефонный звонок заставляет меня встрепенуться. Я тяну руку к мобильному и тут же снимаю трубку.

— Альбина Сергеевна, Вы просили сказать, если будут изменения.

— Да, Катя, продолжай, — произношу нетерпеливо. — Что с Громовым?

— Он в себя пришёл.

Альбина.

— … утром сделали переливание крови, укололи обезболивающее и сменили повязки, — отчитывается медсестра, которая заступила на смену.

Мы идём по длинному коридору прямо к его палате. Сердце предательски стучит и кажется, что этот стук слышно не только мне. В реанимацию посторонним нельзя, но я, к счастью, имею право беспрепятственно проходить все посты.

— Спасибо, Оля, — останавливаюсь у двери палаты и намекаю ей, что на этом всё — ей пора уходить.

Оля понимающе кивает и оставляет меня одну. Не знаю, почему я медлю, но стою у двери ещё несколько секунд. Чувствую себя школьницей на первом свидании — поправляю прическу, одергиваю вниз короткий халат и невероятно волнуюсь.

Толкаю дверь от себя и ощущаю приятное тепло, разливающееся по телу. Громов не спит. Когда слышит шум, поворачивает голову в мою сторону. Его лицо выглядит бледным, на нем сплошь кровавые ссадины и порезы, а область живота буквально окутана бинтами, но он всё равно улыбается уголками губ, внимательно за мной наблюдая.

Могу только представить, как ему сейчас больно — после полученных травм и хирургического вмешательства нужно время и силы, чтобы прийти в себя. Но я не собираюсь его жалеть — знаю, что он этого не любит. Вот только мысль о том, что я могла его потерять никак из головы не выходит.