Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №11 - Журнал «Домашняя лаборатория»

Одно лишь число специальностей в советской системе обучения инженеров отражает постоянное сужение и раздробление традиционного инженерного образования. Например, машиностроение расщепилось на несколько десятков родственных специальностей, каждая из которых, однако, выглядит угрожающе узкой — сельскохозяйственное машиностроение, станкостроение, автомобилестроение, тракторостроение, самолетостроение и т. д. В области металлургии существуют раздельные программы обучения для тех, кто будет специализироваться на меди и на сплавах; в области разработки месторождений — для тех, кто будет специализироваться на бурении нефтяных и газовых скважин и на разведке залежей угля; в области гражданского строительства — для тех, кто займется конструированием мостов, возведением крупных гидротехнических сооружений или строительством промышленных цехов. Подобная фрагментация характерна для любой области инженерного дела. [9]

Каждому студенту любого советского вуза приходилось в обязательном порядке изучать марксизм. Что касается инженерных институтов, то в пятидесятые-шестидесятые годы их программы включали три соответствующих предмета — историю КПСС, диалектический материализм и политическую экономию (которыми, собственно, и исчерпывался экскурс за пределы технических дисциплин). Учебные пособия по этим предметам были сконструированы таким образом, чтобы способствовать не самостоятельной умственной работе студентов, но их идеологической индоктринации. Остановимся в качестве примера на учебнике политэкономии, который являл собой яркий контраст со взглядами Пальчинского на инженерное образование. В свое время Пальчинский настаивал на том, чтобы все будущие инженеры в обязательном порядке изучали политэкономию, при этом имея в виду постижение ими сложной системы взаимодействий между обществом, экономикой и индустрией и ознакомление с идеями выдающихся экономистов. Вместо этого советским студентам предлагался обзор этапов истории с точки зрения марксизма. Три главных раздела вузовского учебника политэкономии в пост-сталинском Советском Союзе были посвящены, соответственно, «докапиталистическим способам производства», «капиталистическому способу производства» и «социалистическому способу производства». Учебник то и дело возвращался к преимуществам советской экономической системы; она основана на общественном владении средствами производства, она ставит в первую голову развитие тяжелой промышленности, и эта промышленность сконцентрирована на гигантских предприятиях, где трудятся тысячи рабочих. При этом — никаких уступок взглядам Пальчинского и многих других, согласно которым зрелая экономическая система должна по необходимости быть гетерогенной, сочетая крупные и мелкие производства, частные и государственные предприятия, индивидуальное и коллективное управление.

Советский учебник политэкономии 1958 года содержит 231 ссылку на библиографические источники, среди которых нет ни одной работы некоммунистического толка [10]. Более трети составляют ссылки на работы Маркса, Энгельса и Ленина. Остальные — это ссылки на постановления КПСС, работы Сталина, Хрущева и Мао Цзе-дуна, а также на законы и постановления советского правительства. (В последующих изданиях ссылки на работы Сталина и Хрущева заменяются ссылками на работы Брежнева, а упоминания о Мао исчезают.) Учебник не дает никакого представления не только о множестве экономических теорий, разработанных в несоциалистических странах, но и о вопросах промышленного управления или экономики бизнеса. Что же удивительного в том, что после падения коммунизма в конце восьмидесятых годов советские инженеры и промышленные администраторы с таким трудом адаптировались к рыночной экономике? Ведь они не владели даже элементарным терминологическим аппаратом, необходимым для ее постижения.

Что же касается пособий по двум другим «общеобразовательным» предметам, которые студенты инженерных вузов изучали в ходе своего четырех-шестилетнего курса обучения, то они давали им еще более убогое, чем учебник политэкономии представление об окружающем их сложном мире. Пособие по диалектическому материализму, с его бесцветным изложением «законов диалектики» в природе, получило среди советских студентов незавидную репутацию скучнейшего из обязательных учебников. Пособие же по истории КПСС представляет донельзя искаженную картину русской и советской истории, всюду изображая коммунистическую партию в качестве «авангарда пролетариата» и властителя судеб страны. Такие прежние лидеры, как Троцкий и Бухарин, фигурируют лишь в качестве шаблонных персонажей, руководителей соответственно «меньшевистско-троцкистской оппозиции» и «бухаринской антипартийной группы правых оппортунистов».

Резюмируя все это, можно сказать, что студенты инженерных вузов Советского Союза получали худосочное и узкое образование: оно отличалось интеллектуальной бедностью, политической тенденциозностью, социальной неосведомленностью и этической ущербностью. В этом, разумеется, было бы мало радости даже в том случае, если бы получившие такое образование студенты так и оставались не более чем служащими предприятий или научно-исследовательских институтов Советского Союза. Однако именно таким было образование и большинства политических лидеров страны на позднем этапе ее существования. Поднявшись на политические командные высоты, именно эти ограниченные технократы взялись определять весь образ жизни своих соотечественников.

В самом деле, новые инженеры, удручающе невежественные в социальных и экономических вопросах, которые Пальчинский считал столь важными, не только стали во главе советской промышленности, но и составили новую когорту партийных лидеров взамен уходивших со сцены «старых большевиков». В шестидесятые-семидесятые годы столь многие из партийных и правительственных функционеров высшего ранга имели инженерные специальности, что американские советологи стали говорить о советском инженерном образовании как о форме подготовки высоких политических карьер, сравнивая его роль с той, которую играло юридическое образование в карьерах политических лидеров США [11].

Леонид Брежнев, возглавлявший Советский Союз в течение семнадцати гнетущих лет, получил инженерное образование на вечернем отделении Металлургического института имени М.И. Арсеничева, где специализировался по методам производства листовой стали. И его случай вовсе не был уникальным. Среди советской политической элиты инженеры составляли долю, не имевшую себе равных в других промышленно развитых странах. В период между 1956 и 1986 годами, к примеру, доля членов Политбюро, имевших техническое образование, возросла с 59 % до 89 % [12]. Если определить технократию как режим правления, возглавляемый людьми с техническим образованием, то Советский Союз последней четверти двадцатого столетия, безусловно, представлял собой технократическую державу. И это была технократическая держава, во главе которой стояли инженеры, чье образование было более узким, чем у их коллег во всем остальном мире. Поэт Борис Пастернак с горечью возражал: «Разве канал оправдывает человеческие жертвы? Ведь он безбожник, ваш инженер, а какую власть он получил» [13].

Ограниченное инженерное образование преобладающего большинства высших администраторов Советского Союза наложило отпечаток на их стиль управления и приоритеты. Воспитанные в уверенности, что самые большие предприятия и есть самые лучшие, они строили с грандиозным размахом. Даже в 1992 году, после начала децентрализации, 75 % российских промышленных предприятий все еще имели более чем тысячный персонал [14]. С точки зрения инвестирования ресурсов, экологической безопасности и социальных издержек эти предприятия были безнадежно ущербными. Высший административно-управленческий персонал, большинство которого составляли бывшие инженеры, имевшие слабость к гигантским строительным проектам, имел очень слабое представление о том, что такое экономика и анализ издержек и выгод, не говоря уже о социологии и психологии. Пальчинский назвал бы этих людей техниками, но никак не настоящими инженерами.