Орден надежды - Алекс Хай

Но вот о чем сильнее — об успехе нашей затеи или о здоровье Аньки — я так и не понял.

“Попытайся отслеживать ее состояние”, — попросил он меня ментально, чтобы не сбивать настрой с девушки. — “Винамий — дрянь очень серьезная. Хуже любого наркотика”.

Я прислушался к ощущениям. Пока что Анька была в порядке — я не чувствовал ничего, кроме ее сосредоточенности. И, кроме того, она словно отгородилась от нас. Видимо, для того, чтобы лучше сконцентрироваться на задаче.

“Попробую. Но она закрылась. Могу считать только физические показатели”.

“Уже хорошо. Следи, чтобы не случился припадок. Если начнется, сразу выводи ее из этого состояния. Просто обрубай все каналы”.

Я удивленно взглянул на Денисова. А парень-то только что набрал еще пару очков в моих глазах.

“Вижу, ты много знаешь о винамии”.

“Насмотрелся вдоволь, во что превращаются те, кто любит им злоупотреблять”, — коротко ответил он и оборвал ментальный канал.

Да уж. Судя по тону Константина, следовало попытаться отговорить Грасс от идеи стать психометристкой. Если все было так серьезно и опасно, следовало поискать для нее другие варианты, как обвести семью вокруг пальца. Грасс мне нравилась — не так, как Ирка, но она была неплохой девчонкой. И чем больше я узнавал о винамии, тем меньше мне хотелось позволять ей уничтожить свою жизнь. И Денисов, судя по его взгляду, думал о том же.

Плечи Аньки дернулись, она тряхнула головой, но не открыла глаз. Денисов напрягся. Я взглянул на руки девушки из-за ее плеча. Записку окружало необычное сияние, никогда прежде такого не видел.

Алька растопырила пальцы и сложила ладони так, словно обхватывала ими что-то шарообразное. Но никакого шара не было — была лишь записка, охваченная вихрями разноцветных потоков силы. Они переливались, словно бензиновая пленка на луже или как мыльный пузырь на ярком свету. Наверняка эти радужные разводы были потоками силы разных рангов, что касались объекта.

И самое интересное было то, что Аня не касалось руками ни записки, ни этого импровизированного шара — он словно завис в воздухе между ее ладонями. Зрелище красивое, необычное и немного страшное. Мне почему-то стало не по себе.

Грасс застонала, болезненно сморщилась, и мы с Денисовым переглянулись.

“Соколов, проверь, пожалуйста”.

Я осторожно потянулся к девушке. Закрылась наглухо. Не пробиться.

“Температура повысилась, остальное не вижу”.

“Плохо. Может перегреться”.

“А если я ее чутка подморожу?”

“Не надо. Не вмешивайся — можешь сбить своим заклинанием ее работу”.

“И что тогда делать?” — раздраженно спросил я, напрягаясь от каждого стона девчонки.

“Ждать. Если поплывет — тогда вытаскиваем”.

Не нравилось мне все это, ох не нравилось. И хуже всего, что случись что с Анькой, винить я буду только себя — это ведь я предложил использовать психометрию. Но на тот момент я понятия не имел, какую цену придется заплатить.

Лишь бы Анька оказалась благоразумной и не стала превращать эту задачу в суицидальную миссию.

Внезапно девушка вскрикнула, дернулась и резко распахнула глаза. Защитный купол поглотил ее вопль. Я увидел, как вспыхнули колдовским зелено-алым пламенем ее руки — всего на миг, и огонь тут же погас. Радужный шар, охватывавший записку, лопнул, словно мыльный пузырь, и бумажка медленно опустилась на пол.

Аня повалилась назад, и я, резко опустившись на четвереньки, придержал ее за плечи.

— Вот же дерьмо… — прохрипела девчонка и закрыла глаза.

— Аня! — Оставив купол висеть, Денисов подбежал к однокурснице. — Аня, слышишь меня?

Она лениво приоткрыла один глаз и слабо взмахнула рукой.

— Не ори, пожалуйста. И так голова раскалывается.

— Ты как? В порядке? Что-нибудь еще болит?

— Все болит, — Грасс попыталась подняться, но я надавил ей на плечи и не позволил. — Это ж винамий. Он отравляет каждую клетку. Соколов, отпусти меня.

— Ага, щас тебе. Сиди.

Оставив Денисова ее придерживать, я метнулся к вешалке и стащил оттуда все рабочие халаты и даже невесть откуда взявшуюся тяжелую старую шинель. Сделав из этого подобие лежанки, кивнул Денисову, и тот осторожно перенес нашу героиню на мягкую подстилку.

— Могли бы так не заморачиваться, — устало улыбнулась Грасс. — Но спасибо, джентльмены.

— Что-нибудь можно сделать, чтобы привести тебя в чувство? — Спросил я.

Денисов мотнул головой.

— Ну разве что можешь поставить рядом тазик, когда ее вывернет наизнанку. А так ей нужно просто хорошенько выспаться. Тело само выведет винамий через несколько дней. Ну, насколько сможет.

— Да не нужен тазик, — хрипло ответила Анька. — Не настолько скрутило. Порошка-то было мало. Здесь есть вода? Пить хочу.

Я кивнул и метнулся к чайнику, в котором Хруцкая кипятила воду на свои дошираки. Протер, наполнил стакан и подал Аньке.

Осушив его залпом, девушка, казалось, немного ожила.

— Короче, господа, есть две новости.

— Давай с хорошей, — попросил я. — Для разнообразия.

— Я сделала все правильно. У меня получилось кое-что увидеть.

— С чем я тебя и поздравляю, юная психометристка, — не то искренне, не то с сарказмом ответил Денисов. — А вторая новость?

— Подтвердились мои опасения относительно опыта и силы. Помните, я говорила, что умелый психометрист может считать различные слои информации и даже выяснить хронологию событий?

— Да.

— Так вот, я не из таких, — виновато улыбнулась Грасс. — И понятия не имею, чем вам поможет то, что я увидела.

— Не томи, Ань, — поторопил Денисов. — Чем быстрее расскажешь, тем быстрее мы проводим тебя в комнату. Тебе нужно отоспаться.

В подтверждение его слов Грасс широко зевнула.

— В кои-то веки я с тобой согласна. Так вот. Судя по всему, бумага, которой пользовался автор послания, лежала на его письменном столе очень долго. Несколько месяцев. Потому что я почти не увидела лица автора, зато в деталях рассмотрела обстановку его кабинета…

Я спрятал лицо в ладонях. Твою-то мать! Ну чем мне поможет описание кабинета? Мне нужно лицо, лицо!

— А еще что-нибудь удалось считать? — С угасающей надеждой спросил Денисов.

— Меншикова видела. Тебя видела… А вот про кабинет — там интересно. Странность одну заметила. Рука, что писала, была в перчатке из тонкой кожи, как будто человек предполагал, что его попытаются отследить, и пытался не оставить следов своей энергии. Ведь известно, что сильнее всего она концентрируется в ладонях…

— Так что тебя смутило?

— Манжеты и рукава. Руки-то в перчатках, а вот форма у него аудиториумская, — Грасс серьезно посмотрела на нас обоих. — Кто бы ни писал эту записку, он носит форму нашего универа. И это, ребята, мне не нравится. Вы во что влезли?

— Сама понимаешь, во что, — уклончиво ответил я. Грасс прекрасно знала, что Меншикова и компанию подбила на