Бунт при Бетельгейзе - Евгений Гаркушев

— Здорово! — восхитился Дылда. — И мы ни в чем не виноваты…

— Да, здорово, — процедил Эдвард. — Есть только одна нестыковочка… Точнее, проблема… Дыра в стене. Как мы объясним ее появление?

— Скажем, мыши прогрызли, — предложил Дылда.

— Здорово придумано, — Цитрус бросил на великана сочувственный взгляд. — Главное, достоверно! Ладно, я еще подумаю над этим. Как бы там ни было, пора возвращаться в нашу камеру. Пока нас не застукали здесь. И звать на помощь. Обязательно звать на помощь! Потому что у соседей творится что-то ужасное…

— Ага, — кивнул Дылда.

— Будем надеяться, этого усатого здесь не очень любили. В противном случае события будут разворачиваться по твоему сценарию.

— Как это? — не понял великан.

— Избиение ногами до потери сознания, а потом — лишних пятьдесят лет накинут, а то и шлюз. Но ты, главное, не колись. Доказательств-то у них нет. Подумаешь, дыра в стене! Что это за стены такие, которые можно проковырять заточкой? Может, тут эта дыра много лет отсвечивает! Или, например… — Эдик просиял: — Этот чернявый полез к нам в камеру, а герой-охранник как раз в этот момент прогуливался неподалеку. Услышал подозрительный шум и решил пресечь творящийся тут беспредел. Ворвался в камеру, завязалась драка… Ну и порешили они друг друга. Легенду понял?

— Чего?! — откликнулся Дылда, протискиваясь в дыру, которая расширилась до размеров двери. Цитрус без труда пролез следом. И заорал что было сил:

— На помощь! Все на помощь!

Так он орал по меньшей мере двадцать минут, бился в металлическую дверь, стучал в стены. На яростные призывы никто не откликнулся. Когда Эдвард бессильно осел на нары, Дылда указал на красный сенсор над дверью:

— Тут кнопка есть, для вызова охранника.

— Что?! — вскричал Цитрус. — А что ж ты раньше молчал?

— Не хотел тебе мешать, — пожал плечами великан. — Я думал, это часть нашего плана.

— Кнопка… кнопка… — Эдик заметался по камере. — А камер слежения здесь нет? — обеспокоился он.

— Нет. Камер нет, — покачал головой Дылда. — Заключенные возмущались, залепливали их жвачкой били почем зря, вот их и перестали ставить… Зачем тратить деньги, если всё равно сломают? Я сам лично три камеры открутил, гы…

— А охранников вызывать зачем?

— Ну, может, тебя соседи обижать начнут… Или доктор кому нужен будет…

— Гуманисты, — скривился Цитрус. — Не люблю… Ладно, жми на кнопку, — распорядился он.

— Доктора вызывать будем? — оживился Дылда.

— Нет. Сами будем копов лечить. Точнее, я буду лечить, а ты на ус мотать, как надо такие дела делать.

Охранники явились спустя десять минут. Отомкнули замок камеры и вошли внутрь — тучный старший надзиратель в чине капитана и с ним несколько тюремщиков рангом пониже.

— В чем дело? — поинтересовался надзиратель, заметил дыру в стене и протянул: — Та-а-ак. Ну и дела. Сидоренко?

Тощенький сержант шагнул вперед.

— А ну-ка, проверь, что там?

— Есть. — Охранник заглянул в дыру и присвистнул: — Тут… это… два трупа.

— Два трупа?! — выкрикнул надзиратель и ринулся к дыре. — Боже мой, да это же Васильев! — Он резко обернулся и уставился на Цитруса.

Тот всё это время сохранял спокойное молчание, разглядывая стены камеры и пол. Поднял взгляд на старшего надзирателя. И напомнил спокойным голосом:

— Это мы вас вызвали, гражданин начальник.

— И что?! — проревел тот.

— А то, что чернявый какой-то в нашу камеру полез. Потом слышу, ключи вроде как звенят. Затем возня какая-то началась и крики. Я сразу понял, что кто-то из охраны вмешался, и очень испугался, как бы с этем героическим стражем чего ни случилось. Как выясняется, поздно спохватился. Вот… Убил он его, оказывается, как мы только что услышали.

Эдик замолчал. Надзиратель некоторое время сверлил его внимательным взглядом, повернулся к Дылде.

— Ты, — скомандовал он. — Подъем! На допрос ко мне, живо. Отконвоировать! — отдал команду подчиненным. — А с тобой, — он с подозрением сощурился, глядя на Эдика, — мы еще пообщаемся. Потом.

Дылда вернулся через несколько часов. Расстроенный.

— Ты только не обижайся, Эдик, но я всё ему рассказал.

— Что-о?! — вскричал Цитрус.

— Мне пришлось. Иначе мне бы срок накинули. А я никак не могу так долго сидеть. А тебе всё равно. Сам сказал, всё возьмешь на себя. Сто тридцать два года — это много. Так что…

— Так что ты ему рассказал?

— Ну-у-у, — протянул Дылда, — сначала-то я запирался, как мы и договорились. Стоял на том, что эти двое друг дружку грохнули. Но потом он меня своими вопросами вконец запутал. И я испугался, что сейчас чего-нибудь не то ляпну. Вот я и сказал честно, что ты сначала одного грохнул, который тебя убить хотел, а потом другого.

— Я?! — закричал Цитрус. — А я здесь при чем?! Ведь это всё ты!

Великан поглядел на него с осуждением.

— Вот как ты заговорил. А еще друг! Не ожидал от тебя…

— Да они ни за что не поверят. Я же дохлый. Да еще инвалид, ко всему прочему. Не может такого быть, чтобы они в такое поверили!

— Он так и сказал: «Поверить не могу, что он на такое способен…»

— Вот именно…

— А потом добавил: «Ну да я и не такое видел. В жизни чего только не бывает».

— Проклятие! — прорычал Цитрус. — Кто тебя за язык тянул…

— Меня заставили, — выкрикнул Дылда и вдруг согнулся пополам, зашелся в беззвучных рыданиях, закрыв лицо руками.

— Эй, ты чего?! — опешил Эдвард. Присел рядом с Дылдой. — Да не переживай так. Ну, накинут мне лишних пятьдесят лет вдобавок к моим ста тридцати двум. Так что с того? Ничего страшного.

— Правда, ничего страшного?

— Конечно, — покривил душой Цитрус. Ему уже виделись страшные картинки — избиение и шлюз. Как бы выкрутиться из этой нехорошей ситуации?

— Они сказали, — поделился Дылда, — что если я не скажу правду, то они будут меня пытать. Бить ногами, прижигать паяльником. Голову дверью стискивать. А я пыток с самого детства, знаешь, как боюсь… Особенно паяльника.

— Да, да, — согласился Эдвард, — пытки — это страшно. Да и вообще — дикость.

— Я раз кино смотрел, про подвиг космического разведчика. Его злые рангуны схватили и стали пытать, чтобы он им всю правду рассказал. И он тоже не выдержал, всё выдал, — стирая слезы с пухлых щек, Дылда затряс головой: — Скажи, дорогой мой Эдвард, ты сможешь простить меня?

— Я же тебе говорил, не называй меня «дорогой мой»! — вскричал Цитрус, чем вызвал у великана новый приступ громкого плача. — Ладно, — Эдик похлопал его по спине. — Всё будет в порядке, Дылда. Мы с тобой команда. Так?