Благодать и стойкость. Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Киллам Уилбер - Кен Уилбер

— Черт возьми, малышка, я не знаю, что и думать. А что, если тебе написать список? Попробуй прямо сейчас. Просто запиши все, что, по-твоему, способствовало тому, что у тебя развился рак.

Вот что я написала в ожидании, пока мне принесут овощной суп:

• подавление эмоций, в особенности — раздражения и досады;

• период больших изменений в жизни, стрессы и

• депрессия, через которые я прошла несколько лет назад, когда два месяца почти каждый день плакала;

• слишком критичное отношение к себе;

• слишком много животных жиров в рационе в молодости, а также слишком много кофе;

• беспокойство о своей реальной цели в жизни;

• внутреннее напряжение из-за потребности найти свое призвание, свою миссию;

• чувство одиночества и беспомощности в детстве, изолированности и невозможности высказать свои эмоции;

• многолетнее стремление быть самодостаточной, независимой и контролировать себя;

• неспособность достаточно последовательно идти по духовному пути, например медитировать, с тех пор как это стало моей основной целью в жизни;

• то, что я не встретила Кена раньше.

— Итак, как ты считаешь? Ты так и не сказал.

Кен взглянул на список:

— Знаешь, солнышко, мне очень нравится последний пункт. Хорошо: что думаю я? Я думаю, что у рака десятки разных причин. Как сказала бы Фрэнсис [Воон], у человеческих существ есть физическое, эмоциональное, интеллектуальное, экзистенциальное и духовное измерения, и я бы предположил, что неполадки на каждом из этих уровней и на всех вместе могут сыграть свою роль в появлении болезни. Физические причины: рацион, токсины, радиация, курение, генетическая предрасположенность и так далее. Эмоциональные причины: подавленность, жесткий самоконтроль и чрезмерная независимость. Интеллектуальные: постоянное критическое отношение к себе, постоянный пессимистический взгляд на мир, в особенности депрессия, которая, похоже, сказывается на иммунной системе. Экзистенциальные: чрезмерный страх смерти, который приводит к чрезмерному страху жизни. Духовные: неумение прислушиваться к внутреннему голосу. Может быть, в развитии болезни поучаствовали они все. Проблема в том, что я не знаю, какую долю какому уровню приписать. Дать интеллектуальным или психологическим причинам шестьдесят процентов или два процента? А в этом-то вся суть, правда? В этом-то все и дело. На сегодняшний момент, исходя из того, что я знаю, я бы сказал, что причины рака примерно на тридцать процентов генетические, на 55 процентов — внешние [спиртные напитки, курение, жиры в рационе, грубая пища, токсины, солнечные лучи, электромагнитная радиация и т. д.], а на пятнадцать процентов — все остальные: эмоциональные, интеллектуальные, экзистенциальные, духовные. А это значит, что как минимум на 85 процентов причины физические, вот так мне кажется.

Принесли мой суп.

— Все это могло бы и не иметь особого значения, однако я боюсь, что если я каким-то образом ответственна за свой рак сегодня, то в будущем это может просто повториться. Зачем тогда лечиться, если я снова сделаю то же самое? Я уже почти готова воспринять все это как стечение случайных обстоятельств — может быть, причина в генетической предрасположенности или в том, что в детстве меня лечили рентгеном, или в том, я жила рядом со свалкой токсичных отходов, или еще в чем-нибудь подобном. Теперь я боюсь, что, если я буду подавлять свою волю к жизни, число белых кровяных телец может начать сокращаться. Если у меня в голове прокручиваются сцены на смертном одре, я пугаюсь, что сама добавляю энергию такому исходу, чуть ли не сама создаю его. Я просто не в состоянии выкинуть из головы эту мысль: чем я вызвала все это? Что я сделала не так? Что я хочу сказать сама себе этим раком? Может быть, я почему-то не хочу жить? Достаточно ли у меня сильная воля? Может быть, я каким-то образом себя наказываю?

У меня снова полились слезы, на этот раз — прямо в овощной суп. Кен передвинул свой стул и обнял меня.

— Между прочим, очень хороший суп.

— Не хочу, чтобы ты так переживал из-за меня, — проговорила я наконец.

— Солнышко, пока ты вздыхаешь или плачешь, я не волнуюсь. Вот если ты перестанешь что-нибудь из этого делать, тогда я начну волноваться.

— Мне страшно. В какую сторону мне надо измениться? И надо ли мне вообще меняться? Я хочу, чтобы ты честно сказал мне, что ты думаешь.

— Я не знаю, что стало причиной рака, и я думаю, что никто этого не знает. Люди, которые твердят, что основная причина рака — это подавленные эмоции, низкая самооценка, духовный застой, просто не понимают, о чем они говорят. Нет вообще никаких убедительных оснований для таких выводов; ими, в основном, прикрываются типы, которые хотят тебе что-то продать. Ну а поскольку никто не знает, из-за чего у тебя возник рак, я не знаю, что ты должна изменить, чтобы способствовать излечению. Так что почему бы тебе не попробовать следующее. Что, если относиться к раку как к метафоре и стимулу, призванному помочь тебе изменить в своей жизни то, что ты и так хотела бы изменить. Другими словами, подавление каких-либо эмоций может быть одной из причин рака, а может и не быть — но если ты и так хотела бы перестать подавлять эти эмоции, воспользуйся раком как поводом, как оправданием для этого. Я понимаю, что советы здесь — дело сомнительное, но почему бы тебе не отнестись к раку как к шансу исправить те вещи из твоего списка, которые можно исправить?

Я почувствовала огромное облегчение от этой мысли и стала улыбаться. Кен добавил:

— И не надо пытаться исправить что-либо только потому, что ты думаешь, будто это и есть причина рака, — так ты только усилишь в себе комплекс вины — изменяй в себе только то, что ты в любом случае хотела бы изменить. Тебе не нужен рак для того, чтобы понять, над чем тебе надо работать. Ты и так это знаешь. Так что давай начнем. Начнем все заново. А я тебе помогу. Это будет здорово. Правда. Тебе не кажется, что я превращаюсь в кретина? Можем назвать все это «Забава с раком».

Мы в один голос расхохотались.

Но все это было очень осмысленно, и я ощутила ясность и решимость. В конце концов, не исключено, что в том, что я заболела раком, не было никакой «предопределенности», хотя в прежние времена люди могли воспринимать подобные толкования всерьез. Кроме того, я была не особенно удовлетворена общим медицинским подходом, который, как я чувствовала, склонен сводить все к случайному сочетанию внешних факторов (рацион, наследственность, плохая экологическая ситуация). На определенном уровне такое объяснение вполне адекватно, и оно верно для этого уровня, но для меня этого было недостаточно. Мне хотелось — и требовалось, — чтобы во всем этом были какой-то смысл и какая-то цель. А единственная возможность для меня наверняка добиться этого — это действовать так, «как будто бы» так оно и есть; наполнить это событие смыслом с помощью мыслей и действий.

На тот момент я еще не определилась с курсом лечения, так что прежде всего решила подумать об этом. Я не хотела просто лечить свою болезнь, чтобы потом задвинуть ее в какой-нибудь темный чулан своего сознания в надежде, что мне никогда не придется в него заглянуть или делать что-то с его содержимым. С этого момента рак должен был стать безусловной частью моей жизни, но не просто в плане регулярных проверок или постоянного осознавания того, что возможны рецидивы. Я собиралась использовать его максимально возможным количеством способов. В философском плане — чтобы он заставил меня пристальнее взглянуть на смерть, помог мне приготовиться к смерти, когда пробьет мой час, осознать смысл и предназначение моей жизни. В духовном плане — освежить мой интерес к тому, чтобы найти и следовать такому духовному пути, который бы устроил меня хотя бы в общих чертах, и остановить непрекращающиеся поиски самого совершенного из всех. В психологическом плане — быть добрее и мягче к себе и окружающим, легче давать выход негативным эмоциям, уменьшить стремление защищаться от близости и уходить в себя. В материальном плане — питаться в основном свежими, чисто вымытыми овощами и снова заняться физическими упражнениями. А самое главное — мягче относиться к тому, добиваюсь я всех этих целей или нет.