Святой и грешница - Ульрике Швайкерт

Элизабет сделала, как ей велели, размышляя о том, что от неведенья ей тоже не легче. Как знание может причинить вред?

На следующий день Марта наконец пришла в себя. Она слегка улыбнулась и была еще не в состоянии ругаться. Жанель восприняла это как плохой знак и пророчила, что девушка не поправится. Однако с каждым днем к ней возвращались сила и красноречие. Гертруда приходила каждый день и, ссорясь с мадам, поила Марту своими травами.

Когда спустя два дня Марта накричала на Анну, обозвав ее жирной коровой, та лишь улыбнулась и рассказала всем, что Марта скоро поправится. Эстер всплакнула от облегчения, остальные держались спокойнее, хотя, несомненно, были рады, что она выздоравливает.

— Мне запомнится время без ее острого языка, — сказала Грет.

— Может, угроза смерти сделала ее более доброжелательной, — заметила Эстер.

— Ты в это веришь? — вмешалась Жанель. — В таком случае ты непроходимая тупица!

— Вы все такие жестокие, — пожаловалась Эстер.

Грет скорчила рожу и положила руку ей на плечо.

— Да, а ты слишком добрая и слишком нежная!

— Добрая кроткая овечка, — закудахтала Жанель и чмокнула ее в обезображенную щеку.

Жарким летним вечером Марта снова вернулась к клиентам, и с лица мадам наконец исчезло беспокойство. Девушки выдохнули с облегчением, ведь настроение мадам в минувшие недели было непредсказуемым. Возможно, вернувшаяся гармония была связана еще и с тем фактом, что Гертруда больше не появлялась и палач не собирался доносить о нарушении в совет. Итак, все вернулось на свои места, и девушки делали все возможное, чтобы угодить клиентам и соблазнить их выпить как можно больше дорогого вина.

— Лиза, советник жаждет именно тебя. Поторопись!

Жанель зашнуровала ей корсет немного туже, и Элизабет, виляя бедрами, направилась к одиноко сидевшему у края стола мужчине. Он не принимал участие в игре в кости, которая проходила между пекарем Экеном, незнакомцем грозного вида и торговцем Вильгельмом Мором. Грет забралась на пекаря и пыталась его возбудить, в то время как Анна была занята незнакомцем. Богатый торговец, как и прежде, настаивал на компании двух девушек и выбрал Марту и Жанель.

— Советник Майнталер, вы меня звали? Чем я могу вас порадовать?

Прошло какое-то время, прежде чем мужчина взглянул на нее. Его глаза покраснели от выпитого вина.

— Я? Тебя? Ах да, обычно Жанель разгоняла мою тоску, но вижу, она занята, а я не могу дольше ждать. А ты производишь хорошее впечатление, и было бы неплохо с тобой познакомиться. — Он выпил кубок до дна и велел налить еще.

— Вы сделали хороший выбор. — Элизабет слышала себя, свой неестественный голос, которым она обычно общалась с клиентами. В ее ушах он звучал как фальшивое мурлыканье, но мужчинам нравилось. — Я очень хорошо умею разгонять тоску. Расскажите мне, что вас тяготит и как мне вам помочь?

Советник вздохнул и выпил еще вина. Он будет легким клиентом. Некоторые мужчины так напивались, что даже не могли полностью вставить, прежде чем пропадала эрекция. Но это были их проблемы. Мадам не вступала в торги. Цена была установлена!

— Он скоро вернется, — мрачно произнес советник.

— Кто вернется? — спросила Элизабет с наигранным интересом и позаботилась о том, чтобы у него не заканчивалось вино.

— Наш епископ со своей свитой! — практически сплюнул слова советник. — Ты знаешь, что он ходил в поход на гуситов? О да, благородный защитник правых побуждений. Но в конце расплачиваться снова придется нам!

Что-то забрезжило в темноте ее памяти… Голос молодого человека, который, как ей казалось, она слышала на еврейской площади. Его стройные ноги прекрасно смотрелись в узких штанах. На нем был короткий камзол из благородной парчи, на поясе висел меч. Только теперь она смогла разглядеть его аристократические черты, слегка смуглую кожу и волосы медового цвета. Лицо было гладко выбрито, и полоска падающего света подчеркивала его волевой подбородок.

— Ты называешь его благородным защитником правых побуждений? Прошу тебя! Тебе так же, как и мне, известно, что речь идет о другом. Имей мужество признать это!

В поле зрения появился мужчина постарше, с темными волосами и грубоватыми чертами лица, в которых, тем не менее, угадывалось сходство с молодым человеком. На нем был длинный дорогой наряд, подобный тому, в котором дворяне, живущие при монастыре, старались появляться в городе.

— При чем здесь мужество? — возразил он. — Это не арена для двух молодых франтов. Мы говорим о большой политике и о том, кто в конце концов победит.

— Ах, и это мне говоришь ты, брат! Речь идет о том, у кого в итоге окажется власть — будь то корона или епископский посох. Разговоры о еретиках, которых во что бы то ни стало надо уничтожить, пустая болтовня! Богемия решилась запротестовать, поэтому ее надо наказать и крепче натянуть поводья.

— А когда он вернется, все пойдет по-старому! — добавил советник.

— Что? — Элизабет вернулась из своих воспоминаний. Видимо, ее собеседник ничего не заметил.

— Дворяне будут снова писать увещевания, сначала в мягкой форме, затем все в более резкой, а епископ будет и дальше устраивать турниры и банкеты с многочисленными шутами и шалавами. То он будет проявлять себя как разумный правитель, то как тиран, но он не прекратит разбазаривать все, что дорого нам и стране. А затем придут счета, и уверяю тебя, в этот раз нам придется несладко!

— На этот раз не будет евреев, с которых можно выжать деньги! — вырвалось у Элизабет, прежде чем она осознала, что говорит. Советник поднял голову, он выглядел не таким пьяным, как прежде.

— О, так тебе известно об этом? Я думал, ты здесь недолго. Ну да, это правда, евреи понесли львиную долю расходов на последний большой военный поход. Но ты не думай, что нас, бюргеров, не ободрали! Епископ найдет способ всех нас разорить. Он не постесняется оставить нас умирать голодной смертью, правя с таким же размахом, как кайзер и папа вместе взятые! Говорю тебе, нас ждут тяжелые времена! — Его взгляд снова потускнел, на глазах заблестели слезы.

Элизабет положила руку ему на плечо и попыталась утешить.

— Возможно, вы все видите в слишком мрачном свете.

— Ах, когда ты так говоришь, мне кажется, что моя Тереза еще жива. Она всегда меня выслушивала, как ты сейчас, утешала и приободряла. Она была умной женщиной и могла дать дельный совет не только относительно ведения домашнего хозяйства и воспитания детей! Интриги при дворе она распознавала даже лучше, чем я. Но теперь моей Терезы рядом нет, и когда я прихожу домой, дети смотрят на меня печальными глазами. Конечно, я их отец, забочусь о них и как советник знаю, что будет лучше — и для нашей семьи, и для всего города.

По его щекам бежали слезы, когда он прижался к груди Элизабет.

— Все снова будет хорошо, — сказала она и погладила его по голове, ощущая себя ужасно глупой.