Не Он - Алекс Джиллиан

Детектив Уэйд нервно проводит ладонью по вспотевшему лицу. И хотя на экран смотрит сейчас не он, а мистер Хант, звук в точности передает все то, что он мельком просмотрел пару минут назад совместно с офицером Бейли. Тайрон изо всех сил старается не поглядывать на избитую женщину за стеклом, чьи стоны раздаются сейчас в кабинете.

«Засадить поглубже, шлюха?»

«Еще, пожалуйста.»

Охереть просто. В кадре миссис Хант настоящий огонь. Полный диссонанс внешности и содержимого. И благодаря ее бля*ским талантам, детектив уже некоторое время мучается с каменным стояком, несмотря на дикую усталость.

«Пожалуйста?» «Да ты настоящая леди. Твой папочка тобой гордится, глядя на тебя с небес»

«Заткнись…Так, да....»

— Хватит, — вырвав из рук мистера Ханта чертов планшет, детектив останавливает запись.

— Вам не понравилась моя жена? — глумливо ухмыляется рогатый ублюдок. Его это заводит? Гребаный извращенец, как и все эти обеспеченные зажравшиеся плебеи, от скуки превращающие собственную постель в бордель. — Вы выглядите очень возбужденным, детектив. У вас отдышка, покраснело лицо, расширились зрачки и набухли вены на лбу. Хотели бы ей засадить?

— На вашем месте я бы хотел ее убить, — не поддавшись на провокацию, сдержанно отвечает Уэйд, хотя слова задержанного не на шутку завели полицейского. Если бы разговор состоялся в пабе за пинтой пива, он бы, несомненно, ответил «да». — Видимо это вы и собирались сделать до приезда полиции. Я прав, Кристофер?

— А вы проницательны, — невозмутимо улыбается Хант, не дав прямого ответа. — Но вам не повезло. Вы не на моем месте.

— Вы знаете, кто этот мужчина? — стиснув зубы, Тайрон переходит к следующему вопросу.

— Знаю ли я парня, поимевшего мою жену в нашей же гостиной? — равнодушно уточняет Кристофер. — Скажу больше, он трахнул ее еще и в нашей спальне, в супружеской кровати, а напоследок она отсосала ему в ванной. Абсолютно дикая сучка. И да, нам довелось встретиться. Скажу по секрету, Элинор ему понравилась больше, чем я, — невозмутимо заканчивает допрашиваемый.

— Вы защищаетесь, мистер Хант, — испытывая острое желание поправить под столом выпирающую эрекцию, через силу произносит Уэйд. Давно в его практике не было таких «экземпляров». — Это естественно в вашем положении. В отличие от своей коллеги, берущей показания у вашей супруги, я считаю, что женщине не должно все сходить с рук только по половому признаку. Она вам изменяла и вероятно не один раз. На вашем месте…

— Повторю, детектив. Вы не на моем месте, — холодно напоминает Хант. — Хотя очень бы хотели, несмотря на то, что считаете Элинор последней дрянью.

— Я этого не говорил, — протестует Уэйд.

— Не обязательно говорить, у вас все на лице и, наверняка, в штанах, — насмехается сукин сын.

— Мистер Хант, объясните мне один момент, — проглотив ярость и выждав минутную паузу, снова заговаривает детектив.

— Спрашивайте, — снисходительно соглашается самодовольный рогоносец.

— Зачем миссис Хант отправила эту запись вам? Вы же могли в любой момент посмотреть ее сами, или даже наблюдать в прямом эфире.

— Это сложный вопрос, — после недолгой заминки задумчиво отзывается Кристофер. — Чтобы ответить на него, вы должны прослушать дальше и обратить внимание на один момент.

— Какой именно?

— Просто включите запись, — высокомерный ублюдок поворачивает голову и переводит взгляд на стекло, разделяющее комнаты для допроса. И миссис Хант в этот момент делает то же самое. Она улыбается мужу разбитыми губами, как единственному в мире мужчине, а в кабинете снова звучат стоны Элинор, пока ее трахает другой:

«…Так, да… Боже. Не останавливайся. Только не останавливайся, Крис…»

Некоторое время назад

— Подойди ко мне, Эль, — Кристофер жестом подзывает застывшую на пороге жену.

Она не двигается, напряженно сверля взглядом темноволосый затылок мужа. Сложно даже дышать, не то чтобы двигаться и отвечать. Ее мир перевернулся с ног на голову, а она заблудилась где-то между… Между вымыслом и реальностью. Вышла за рамки, спутала ориентиры, упала с небес, утонула в кипящем озере ртути, отравилась его парами, сошла с ума… Не доверяет ни себе, ни другим, и нет ни одного гребаного вопроса, на который она могла бы дать четкий ответ.

Мужчина стоит у окна их супружеской спальни. Высокий, элегантный и собранный, словно двадцать минут назад не было отвратительной сцены в гостиной. Широкие сильные плечи облачены в черную рубашку, облепившую крепкие мышцы. Его ладонь, перепачканная в крови курьера и своей собственной, сочащейся из разбитых костяшек, растопыренной пятерней лежит на стекле, за которым бушует непогода. Струи дождя снаружи сливаются с алыми каплями внутри.

Элинор кусает губы, испытывая странное чувство. Это смятение, страх и что-то еще, глубинное, низменное, отвратительное, мерзкое. Она напугана до жути, и в тоже время охвачена нездоровым возбуждением. Оно настойчиво пульсирует внизу живота, закручиваясь в спирали и требуя выхода.

— Это стандартная реакция самки на схватку двух самцов ради того, чтобы спариться с ней, — без труда забравшись в мысли жены, «успокаивает» Кристофер. — Я победил, а он проиграл. Твои желания естественны. Мы все животные, Эль. Поэтому расслабься и подойди ко мне.

— Мне нужно в душ, — запинаясь, бормочет Элинор, нерешительно перешагивая порог. Она чувствует себя пропитанной кровью Дика. Всем этим бесконечным ужасом, обрушившимся на нее в десятый юбилей свадьбы. Чем она заслужила эту кару?

— Не нужно, Эль, — жестко возражает Кристофер, нетерпеливо постукивая пальцами по стеклу.

Его самообладание достойно аплодисментов. Когда он научился этому качеству? Когда стал непробиваемой гранитной скалой?

— Ко мне, — приказ легко срывается с его губ, но тяжело бьет по ранимой психике Элинор.

Заворожённо глядя на стекающие по стеклу алые капли, она подчиняется, делая неуверенный шаг. Потом еще один. Бунт подавлен, раздавлен, превращен в пыль. Невыносимое напряжение усиливается с каждым пройденным метром. Грудь наливается под тонкой тканью вульгарного платья. Обласканные нежнейшим шелком соски твердеют и приподнимаются. Хочется прикрыться, но она продолжает идти, ощущая, как быстро намокают собственные трусики. Клитор все сильнее пульсирует между набухших половых губ. Она чувствует этот ноющий зуд внутри, ощущение пустоты и влагу, обильно покрывающую прозрачное кружево белья. Отчаянная похоть, дикий стыд и жадное предвкушение.

Мы все животные, Эль.

Неужели все так просто?

С каких пор для нее все стало настолько просто и примитивно?

Или ей только кажется, что просто, и в нем говорят уязвлённая гордость и боль? Крис всегда был ревнив, но никогда не был жесток. Теперь все наоборот… Или нет?